...Трагическая гибель подруги и ее детей явились для Веры Александровны настоящим ударом. Пришибленная таким известием, она уже не могла думать ни о чем другом. Радость от встречи с друзьями, забота о муже и его престиже отошли на второй план, померкли, сделались ничтожными и неинтересными. Вера Александровна, позабыв о необходимости подыгрывать супругу и восхвалять его немалые достоинства, продолжала копаться в этой жуткой истории, выпытывать новые подробности.
Хорошо начавшийся для Виктора Михайловича беззаботно-счастливый вечер неожиданно трансформировался в тихие скорбные поминки.
...Он кряхтел, хмурился, покашливал, старался напомнить о себе и отвлечь жену от этого неприятного события, уходил из-за стола. Вера Александровна, всем существом растворившись в чужом горе, только мельком оглядывалась на него светлыми, будто выцветшими глазами, вновь возвращалась к страшной теме. Не понимая ее заинтересованности, раздражаясь и расстраиваясь по поводу испорченного праздника, Виктор Михайлович, наконец, не на шутку обиделся.
…Он долго не мог уснуть, ходил по комнате перед сидевшей в кресле заплаканной женой. Вера Александровна, все еще оставаясь под впечатлением от ужасной новости, отрешенно уставилась в темный угол гостиной, думала о чем-то своем. Виктор Михайлович не выдержал.
- Однако ты вела себя сегодня неприлично.
Она вскинула страдающие глаза.
- О чем ты?
- Ах, не притворяйся! Всё-то ты понимаешь... Что может быть у тебя общего с этим ничтожеством?!
- Виктор!
- Оставь! - Он еще быстрее забегал по комнате и, не находя слов, заламывая руки, простонал. - Ну ладно я... Хорошо... Пусть... Пусть тебе наплевать на мою репутацию, мое честное имя, на всё, чего я достиг за долгие годы тяжелейшего кропотливого труда… Но сын!.. О нем-то ты как мать должна же была подумать!..
- Не понимаю... При чем здесь твоя карьера и наш сын?!
- Я говорю о том, что жалеть подлецов и подонков, которые разрушают общество, подрывают его устои и которые иногда, наконец, получают по заслугам, по меньшей мере, странно. Если не сказать больше...
- Виктор, опомнись! Эта женщина мертва! Как ты можешь?! Ведь ты же интеллигентный человек!
- И что?! Сколько можно спекулировать на нашей интеллигентности, нашей терпимости?! Она получила то, что заслужила, и нормальный человек это понимает! У меня нет слов!.. За весь вечер только и разговоров было, что об этой швали, как будто кроме нее и людей на свете больше нет!.. Как будто на ней и ее неприятностях весь свет клином сошелся!
- «Неприятностях»?! - Вера Александровна не поверила услышанному. - Это ты называешь «неприятностями»?! Побойся Бога!!! Ведь там - горе!!!
- Ну да, конечно... У нее - горе, а у нас теперь - вечный траур. И мы, посыпав головы пеплом, должны будем теперь скорбеть до собственной гробовой доски... Нет, уволь. За что, как говорится, боролись, на то и напоролись. А ты хороша... Нечего сказать! Со стороны посмотреть, - можно подумать, что ты жалеешь, поддерживаешь ее...
- Да, жалею! Она моя подруга, она несчастный человек!
- Она преступница! И называть ее своей подругой - подлость и низость не только по отношению к близким тебе людям. Я никогда не ожидал этого от тебя... Ты вела себя ужасно! Ты бросила тень, пятно...
- Что ты плетешь?! Это бесчеловечно, в конце концов!
- Бесчеловечно втягивать в преступления детей! Бесчеловечно злоупотреблять доверием целой страны! Не забывай, где и кем работала эта мразь. Она представляла Закон, была его лицом... - Виктор Михайлович побледнел, заходил желваками. - Хороша же физиономия у нашего правосудия, нечего сказать... Честный человек только порадовался бы, узнав, что эта паскуда именно так закончила свою «карьеру»...
- Какая жестокость!..
Виктор Михайлович побледнел еще больше и вдруг подскочил к жене, схватил её за подбородок, рванул, развернул к себе.
- Когда завтра газеты напишут, что я, советник Президента(!), жалею оборотня в мантии, того самого, который издевался над ни в чем неповинными людьми и их семьями, который от имени государства глумился над здравым смыслом, совестью и законом, который за деньги ломал, калечил людям жизни, как, думаешь, ко мне станут относиться в руководстве?.. О каком доверии после этого может идти речь?! Ты публично жалела эту сволочь, это чудовище, не составив себе труда задуматься: сколько горя она принесла окружающим! А ведь она творила свои беззакония от имени народа... От нашего с тобой имени!!!, понимаешь?!!
Вера Александровна заплакала. Она приподнялась с кресла и, освобождаясь от пребольно державшей ее руки, потянулась к мужу.
- Нет, нет! Ни так... ни то... ты ни о том говоришь! Я не оправдываю ее! Но чисто по-человечески... Это огромная трагедия! И никто не знает, отчего она произошла... То есть я хочу сказать... Помнишь!, помнишь, ту встречу в городском саду, когда старушка, когда мы были еще совсем молодыми...
Виктор Михайлович отшатнулся. Глаза его округлились, налились кровью.
- Ах ты... Так вот, оказывается, почему ты весь вечер говорила об этой твари!.. Ты боишься! Да, да, боишься, что теперь пришел твой черед... Помнится, полоумная старуха нагадала, что я сломаю, искалечу тебе жизнь... Ну, ну... Значит, ты жила со мной, и все эти годы боялась меня… Вон оно чтооо-о-о!..
- Зачем ты все передергиваешь?! Я просто пожалела несчастную убитую женщину и ее детей! Это так понятно! Я говорю о том, что у каждого своя судьба и она, должно быть, предопределена...
Виктор Михайлович захохотал.
- Судьба?! Да воровать, хапать нужно меньше! Взяток не нужно брать! Вот и вся «судьба»! Вы, свиньи, лезете с ногами в общественное корыто, рветесь во власть, жрете, давитесь, деретесь, дохните, а потом визжите о каком-то «роке» и «судьбе»! А судьба - это ты сам, это твое собственное отношение к жизни, к людям, к стране! Живите, учитесь, трудитесь, приносите пользу народу, и не грабьте, не наживайтесь на его несчастьях! И тогда у вас никогда не будет повода думать об умалишенных старухах, сатане и «святых»! А то понапридумывали себе оправданий: «черт попутал», «бог помог», «цыгане нагадали...» Сами, сволочи, нагадят, а отвечать - кишка тонка. Все кругом оказываются вдруг виноватыми, бездушными, бессердечными... А где были мозги, где была голова твоей подружки, когда она творила свои дела?! Почему я теперь должен рвать на себе волосы, рыдать над ее поганым трупом, жалеть ее детей?! Впрочем… Там еще неизвестно, какие и дети были... Яблоко от яблони...
Вера Александровна замахала руками и, зажимая платочком рот, бросилась из комнаты.
...Она не могла уснуть всю ночь, вспоминала покойную Ниночку, замученных ребятишек, и всё плакала, плакала, просто физически ощущая уже нависшую и над ней самой беду...
(продолжение следует...)