Найти тему
Бумажный Слон

Правда Мигеля

В тихом уголке паба «Синий слон» вели беседу двое мужчин. Первый, постарше, интеллигентного вида, удобно разместившись в кресле, взирал со снисходительной (но, впрочем, и не без доли сочувствия) улыбкой на молодого человека, устроившегося на самом краешке сидения, подавшегося к столу, готового ловить каждое слово. Они были похожи на отца с сыном, или на дядюшку с племянником, или на наставника с учеником. Между тем близкий театральным кругам наблюдатель наверняка узнал бы в молодом человеке Сергея Лаврова - подающего надежды актёра, уже отметившегося на сцене Малого Городского театра. Собеседником же Сергея был небезызвестный писатель Михаил Заславский. Собственно, это всё, что может показаться важным на первый взгляд. Ранний осенний вечер, полутёмная кабинка паба, литератор и актёр. И, конечно, история. Естественно, о любви.

- Так вот, буквально уступив просьбам Димы… вашего режиссёра, я и переработал рассказ в пьесу, и то, что сегодня было на репетиции, мне очень понравилось, вы нашли какие-то линии, о которых я и не думал!

- Это всё Дмитрий Викторович, — улыбнулся Сергей, — но есть момент, который он никак не может мне растолковать. Первую половину пьесы я моего Мигеля понимаю, а вторую - нет! Да, я выучил текст, учёл все пожелания и установки Дмитрия Викторовича, но никак не могу заставить жить моего персонажа, потому что не понимаю, что он творит!

- Что ж… Видимо, слишком многое я оставил на откуп читателю. А у вашей партнёрши вопросов нет?

- Что вы! Она видит в Лилиане великую жертву!

- Да-да, играет она, я бы сказал, упоительно… А вы, стало быть, подоплёку действий Мигеля не понимаете? И даже гениальный трюк с верёвками, придуманный Дмитрием Викторовичем, не помогает? Что ж… Давайте я расскажу вам свою историю? Возможно, что-то для вас прояснится.

Заказали ещё чаю и пиццу для Сергея, писатель устроился поудобнее и приступил:

- Мне тогда было без малого тридцать лет. Июль 1975 года, Крым, солнцепёк, праздная публика, шляпы, панамы, зонтики, эскимо, духовой оркестр на берегу, всё так чинно-прилично, и вдруг невероятная девушка: настоящая хиппи в пёстром платье, с браслетами, пышными волосами и взглядом такой глубины, что казалось — утонешь в этих глазах и вынырнешь на другом краю Вселенной. Мы встретились пару раз в городе, а потом я был приглашён в её хижину, и погрузился в такую кипучую страсть, в такую умопомрачительную личность, что все мои правильные принципы полетели к чертям. Я, уже вполне взрослый человек, чувствовал себя неопытным юнцом и мои достижения, казавшиеся важными, стали вдруг незначительными. Лиля писала стихи, пела, танцевала, водила меня по, как тогда говорили, неформальным компаниям, я познакомился с удивительными людьми: поэтами, художниками, музыкантами. Влюбился я бесповоротно. И в эту маленькую женщину, и в её сумасшедший жаркий мир, и в это лето, и в саму жизнь. Когда в конце июля настала пора прощаться, Лиля просто сказала: «Не уезжай», и я остался. Безответственно, безгранично, бессовестно — я позволил себе этих «бесов», счастье, любовь и творчество. Ещё пару недель мы провели в обнимку, и большего мне и не надо требовалось: открывшая мне мир Лиля стала центром нашей маленькой Вселенной. Однако, какой сильной ни была бы жажда, бесконечно пить невозможно… И я в какой-то момент напился этого лета и этой любви, и мне захотелось расширять пространство моих интересов. Я стал чаще задерживаться у теперь уже наших друзей, появились свои предпочтения в открывшейся музыке и литературе, и, совершенно неожиданно для себя, я начал вдруг писать, и рассказы эти нравились. И вскоре я дошел до того, что в каждом дне видел если не сюжеты, то как минимум - интересные детали, соображал, где их лучше применить, куда вплести, как расписать. И чем больше проявлялось во мне творчество, тем печальнее и капризнее становилась Лиля. Если я уходил куда-то без неё, она искала меня и являлась незваной гостьей, встревала в разговоры, мешала, отвлекала. Всё чаще она требовала признаний в любви, и слов ей не хватало, причем порой настолько, что она сама могла молчать по три дня. Вселенная исчезла из взгляда, зато появилась ревность. Сперва я не смел сказать хоть что-то хорошее о других девушках, потом о поэтессах, потом о друзьях, о книгах, музыке, воздухе! Лиля не просила — настаивала, чтобы все мои разговоры, рассказы, помыслы крутились лишь вокруг неё, и я честно пытался исполнить это желание, но как жить мыслями об одном-единственном человеке?

Поймите, Серёжа: это сейчас я могу рассказывать историю связно, уже зная, почему, как и что; всё разложено по полочкам и прощено, но тогда... Меня вертело и крутило в водовороте женских эмоций, и я не мог ничего поделать, хуже того: я не мог осознать, почему это происходит! Я хотел гореть и согревать любимую, но она заливала меня своими чувствами. И чем крепче цеплялась за меня Лиля, тем…

- Сильнее вы задыхались?

- Да-да… Я любил, я рос, я хотел всё — для этой восхитительной и неповторимой сумасбродки, но она требовала от меня невозможного. Ваш Дмитрий Викторович придумал отличную аналогию с верёвкой, которой Лилиана привязывает Мигеля. Это «в лоб» решение, оно многим может показаться слишком жестоким, но ведь так оно и было!

Научив меня дышать, любимая стала лишать меня воздуха. Я искал работу — Лиля бродила за мной. Садился писать — она размещалась напротив, ловила взгляд, сбивала с мысли вопросами, просил спеть — отказывала. И это, кстати, важный момент: в то время как моё творчество разворачивалось, Лиля как-то растеряла свою индивидуальность: стихи писать перестала, книги её уже не интересовали, обустраивать наш дом (к холодам мы перебрались в съёмную сырую хибарку), что-то готовить, как-то утепляться — отказывалась. Прилипчивость вдруг сменялась холодной отстранённостью, обожание — зряшным равнодушием.

- А может, она была беременна?

- Эту тему Лиля закрыла ещё летом, сославшись на грехи молодости, так что — нет. И вот однажды я просто уселся рядом и уставился в её глаза, молча вопрошая «и что дальше?». И сперва она улыбалась, забралась ко мне на колени, обняла, но потом разрыдалась, не в силах объяснить, что не так. На мои вопросы лишь мотала головой и бормотала: «Ничего-ничего, это я сама дура», и мне было страшно тягостно от того, что я не мог ни понять, ни угадать, почему любимой женщине плохо, не мог проникнуть в её мысли, чтобы отогнать печали и настроить на прежнее счастье. Я чувствовал себя мерзавцем, и мне это не нравилось. Это и стало последней каплей. В кульминации спектакля ваш герой умудряется вспороть верёвочные путы, понимая, что желанная свобода принесёт боль утраты, но инстинкт самосохранения вынуждает его сделать последний решительный шаг. Вот в этом всё дело: любовь вас окрыляет, но при чрезмерной дозировке превращается в отчаяние. То, что несло счастье, потом его и убивает. Поверьте, у меня много знакомых, в том числе и семейных пар, в которых один душит, а второй пытается выжить. Потому и мой рассказ пользовался таким успехом — многие узнали в нём себя, свою жизнь. Но, как правило, однобоко. А это же связка, понимаете? Двое. Вместе. Не могут договориться, не находят слов и доказательств. Это трагедия пары. Это не взаимопонимание и чувствование, это…

- Вампиризм какой-то.

- И самое страшное — он безотчётный, не осознаваемый.

- И вы уехали?

- Сбежал... Лиля выла вслед, орала, что вскроет вены или утопится в море, но я решил для себя, что это будет её решение. Я же выбрал свободу и жизнь. Пересидев несколько дней у друзей, назанимал денег и уехал домой в Ленинград. Постепенно жизнь вошла в новое русло, я закончил филфак ЛГУ, писал, знакомился с литераторами… Потом переехал сюда, в глубинку и добился успеха и некоторой известности.

- А Лиля?

- Специально я не интересовался, как она. Но лет через десять после нашего вечного лета, будучи в гостях в Вологде, я оказался возле местного ЗАГСа, из которого как раз выходили молодожёны, и услышал смех, который ни с чьим не спутаю. В счастливой невесте я узнал Лилю; так в моей истории и была поставлена точка. Но вы должны понять: я, во-первых, был очень рад, что Лиля нашла своё счастье. А во-вторых, то жаркое лето и объятия, превратившиеся в колючую проволоку, я берегу в памяти как одно из самых невероятных событий моей жизни.

- А сейчас вы женаты?

Михаил Евгеньевич задумчиво поводил пальцем по подлокотнику.

- Нет. У меня были… романы, но рано или поздно во взгляде влюблённой женщины я видел отблеск того крымского лета, и…

Они помолчали.

- Ну что, — писатель улыбнулся задумавшемуся актёру, — полегчало вам в понимании вашего персонажа?

- Жестокая у него история.

- Да просто жизненная. Говорю же, многие с этим сталкивались.

- А почему - Мигель? С Лилианой понятно.

- Ну Михаил же. Михель. Мигель. Испания, Аргентина. Жара, солнце, страсти, бурлящая в крови ревность, - Михаил Евгеньевич бросил взгляд на часы, — у-у-у, а ведь поздновато уже. Пойду. Премьера-то когда? - спросил писатель, поднимаясь из кресла.

- Через месяц.

- Что ж… Успехов вам! Пожалуйста, сделайте Мигеля… честным. Потому что я был совершенно искренен. До встречи!

Автор: Танита Бахворт

Источник: https://litclubbs.ru/duel/879-pravda-migelja.html

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

#правда #лето #отношения #душные