— Разве ты не помнишь детскую площадку?
Я не ожидал ответа и уже знал, что получу, но Амелия все равно пошутила.
— Не знаю, чувак, какой?
Я только пожал плечами, сосредоточив свое внимание на стопках пленочных фотографий, которые мне еще предстояло проявить. У меня была целая куча: одна из старой камеры отца, одна из моих старых одноразовых принадлежностей, а другая еще не была востребована.
Амелия восприняла мое молчание, когда я бросил тему, только толкнув меня в плечо и напомнив, чтобы я не ложился спать слишком поздно перед нашим проектом по истории, прежде чем выскользнуть из гаража. Я только рассмеялся, зовя на прощание ее удаляющуюся спину. Когда дверь, наконец, закрылась и в течение следующих нескольких часов не было причин открывать ее снова, я начал проявлять пленку.
Первой исчезла сцена, которую я запомнил. Это было со старой камеры моего отца. Почему он таскал с собой тяжелую штуку в эпоху смартфонов и цифровых камер, я тогда не знал. Он только сказал мне, что некоторые снимки лучше сохраняются на старом фотоаппарате.
Я был на картинке. Я не улыбался, хотя другие дети вокруг меня улыбались. Фотография пятого класса, 2014 год. Мне тогда было девять лет, на год младше всех остальных детей. Думаю, я благодарен за этот факт.
Рядом со мной, положив правую руку мне на плечо, стояла моя лучшая подруга семи — почти восьми, как она мне напоминает, — лет.
Амелия Морган весело улыбается в камеру. Мы познакомились в начале того года, в первые несколько дней в школе. Я была новенькой, неуклюжей девчонкой, на целый год младше всех остальных. Я должен был быть каким-то вундеркиндом, так как пропустил третий класс, но на самом деле я просто любил читать. Я уже смирился с тем, что буду сидеть в углу детской площадки на перемене и читать весь год, когда жизнерадостная девочка с выпавшим передним зубом и двумя косичками громко объявила, что я ее новая лучшая подруга, так как Волшебное дерево больше никому не нравилось. Домашние книги, и это было то, что я читал в тот день. Перенесемся в день окончания начальной школы, по-прежнему лучшие друзья.
Может, и лучше, что я не вырос в этом городе, как все остальные дети. Я не знаю, то ли это потому, что я был моложе, то ли я вырос не здесь, то ли я просто был другим, потому что я видел больше, чем другие дети. Другие дети не помнят детскую площадку, как я.
«Игровая площадка» относится к блестящему, яркому и соблазнительному объекту, которым была структура детского сада Happy Smiles. Наша школа использовалась как детский сад в одном крыле, и эта игровая площадка была закрыта для всех, кроме детей из детского сада. Дети в моем классе сочли это бесконечно несправедливым. Во всяком случае, на нем никто никогда не был.
Я порылся в невостребованной стопке уже проявленной пленки. Было несколько поляроидов, но еще больше распечатанных фотографий на глянцевой фотобумаге.
Моя рука замерла над одной конкретной фотографией. Я перевернул его и увидел черные каракули Шарпи с несколькими словами и датой. 27 сентября — Сэди любит качели!
Миссис Бартон, должно быть, сделала снимок. Не похоже , чтобы я любил качели. Я выглядел искренне испуганным, уставившись на что-то поверх плеча миссис Бартон. Возможно, красный отблеск новенькой и ни разу не использовавшейся горки или зеленое свечение манежей, еще не покрытых грязью и грязью детских рук.
Я вытащил следующую фотографию, красный свет гаража придавал сцене какой-то жутковатый вид, как если бы это была сцена из фильма.
Амелия рядом со мной. Мы в лесу, в походе с родителями. Она держит мою руку в своей левой, ухмылка с ямочками во весь рост. Я улыбнулась воспоминанию, я попала в особенно грязное место на тропе и не могла перестать плакать. Амелия отвлекла меня, перечислив все факты о птицах, которые ей были известны, некоторые из них были реальными и узнали от Диких Краттов, другие, вероятно, были выдуманы. Маленькие каракули внизу читаются высоким и корявым почерком моей мамы 5 октября 2014 года. Сэди и Амелия.
Я поставил фото справа, подальше от остальных.
Несколько часов я просто вытаскивал из закромов проявленные фотографии и прикалывал их. Временная шкала 2014-15, начало существования. Тринадцатилетие моего брата. Юбилей мамы и папы. Хэллоуин, куда мы с Амелией отправились как Дафна и Велма из Скуби-Ду.
Время от времени картинка сортируется слева от меня. У всех на обороте даты августа-октября.
Наконец-то появилась картина, для которой я начал проявлять эти старые рулоны пленки.
Это фотография, которую не делал мой отец. Это было не от моих учителей. Я сделал этот снимок на пятидолларовую одноразовую камеру, которую купил в магазине за углом. Я сделал только две фотографии на нем.
Я протащил камеру в школу в коробке для завтрака. Во время перекуса я переложил камеру из коробки для завтрака в карман худи. Затем я стал ждать. Амелия и другие дети говорили о том, чтобы проникнуть на закрытую игровую площадку уже несколько дней. Туманное октябрьское утро было идеальным временем, чтобы сделать это так, чтобы вас не поймали.
Итак, на перемене Амелия потащила меня вместе с другими детьми, и мы все обошли игровую площадку, на которую уже стекались наши одноклассники, и вместо этого попытались подавить наш смех, поскольку мы были первыми в нашем классе, которые скатились с блестящей красной горки.
В основном я сидел на бетонной платформе, которая окружала детскую площадку. Мне нравится думать, что у меня была приличная голова на плечах, даже в таком возрасте. Кроме того, игровая площадка не привлекала меня, как других детей. Это не достигло меня таким же образом.
Амелия пробежала мимо меня прямо к ограждениям. Я должен был признать, что был соблазнен ими, но я колебался. В этот момент я достал камеру, навел ее на хихикающую Амелию и сделал снимок. Она исчезла в тумане на мгновение, прежде чем снова появиться. Она качнулась до конца, подняв руку в знак празднования. Я сделал еще один снимок.
В итоге нас ни разу не забанили. Может быть, надзирателям двора на самом деле было плевать на нас. Может быть, они даже никогда не видели нас. Мне нравится думать, что они никогда не видели нас, это делает все это менее реальным. Если я единственный, кто разделяет память, существует ли она вообще?
Я заметил, что что-то не так на следующий день. Группа, которая играла на запретной игровой площадке, состояла из меня, Амелии, Тайлера, Джеймса, Эйвери и Кэти. На следующий день Тайлер заболел гриппом. Кэти жаловалась на боль в животе на протяжении всего обеда. Эйвери ушел еще до того, как обед закончился, я так и не понял, почему. Джеймс пожаловался, что у него звенит в ухе, и за двадцать минут до окончания учебного дня его выгнали с ушной инфекцией. Амелия утверждала, что с ней все в порядке. Я поверил ей. Я тоже чувствовал себя хорошо. Странное совпадение.
Амелия и я сидели рядом друг с другом в нашем ряду. Мы любили играть в игры с ручкой и бумагой между собой. Это было легко, так как я был правшой, а она левшой, так что нам даже не пришлось подозрительно корчиться, чтобы сделать это.
Через два дня после того, как мы пошли на детскую площадку, Амелия не захотела играть. Возможно, это неправильная формулировка, скорее, она не понимала, что я говорил, когда спрашивал. Крестики-нолики получили только пустой взгляд. Все приобрело пустой вид. Она даже дважды не взглянула на детскую площадку, когда мы ушли на нашу последнюю перемену дня.
Через три дня после детской площадки все вернулись в школу. Они снова были нормальными собой. Тайлер толкал Джеймса, пока они сражались за последний футбольный мяч, Кэти делала браслеты дружбы, Эйвери полностью уничтожала всех нас в поте лица. Амелия казалась немного тихой, но я особо об этом не задумывался.
Я тихо усмехнулся, подняв ту единственную фотографию, которую я сделал, к свету. В то время я не знал Амелию долго. Может быть, я не мог этого видеть. Но это было хорошо. Мама Амелии никогда не замечала ничего странного в дочери. Ее отец никогда не признавался моему отцу, что его маленькая девочка слишком быстро меняется для него. Но я заметил.
Я заметил это на каждой фотографии после 23 октября 2014 года. Я заметил, как Амелия держит биту на фотографиях нашей футбольной команды. Рука, которую она подняла, чтобы заслонить свет на наших фотографиях с пляжа. Рука, которая держала бенгальский огонь 4 июля следующим летом. Рука, которая висела у меня на плече в день нашего выпуска.
Может быть, я знал тогда, что что-то не так. Потому что это была ее правая рука. Каждый раз это была ее правая рука.
Наши столы были расставлены так, чтобы Амелия могла играть левой рукой в наши игры. Наши секретные рукопожатия основывались на том факте, что мы могли вертеться и вертеться, и все же мы могли их завершить. В нашей команде по футболу она была единственной, кому требовался бросок левой рукой. Потому что Амелия всегда была левшой.
На моих фотографиях мало что видно. Тогда туман был слишком густым. Но там Амелия. Первый, она тянется к первому бару. Сначала левой рукой, как всегда. Во втором она аплодирует. Правая рука качнулась в воздухе, празднуя, что он первым замахнулся на эти новенькие перекладины.
Я включил обычные фары. Все мои фотографии проявились, и я приступил к рутинной работе по раскладыванию их по коробкам из-под обуви, чтобы положить их под кровать и быть готовым к тому, что о них забудут.
Дело в том, что я не думаю, что она была первой. Может быть, есть несколько, или десять, или сотня детей, которые уже не такие, какими были раньше, после того, как пробрались на закрытую игровую площадку. Я мог бы проигнорировать это, наверное. В конце концов, измениться было совсем немного.
Но Эйвери не помнила детскую площадку. Тайлер посмотрел на меня как на сумасшедшего, когда я спросил его, собирается ли он вернуться. Джеймс вообще не помнит тот день. Кэти только спросила меня, думаю ли я о парке дальше по улице, когда я упомянул детскую площадку. Они больше не видят детскую площадку. Но я могу. Я прохожу его каждый раз, когда иду в школу. Я передаю его каждый раз, когда мне нужно пойти на один из бейсбольных матчей моего брата. Может быть, дело не в том, что они больше этого не видят. Может быть, это просто не существует для них больше. Взяла все что нужно.
— однажды спросил я Амелию. Я был убежден, что сошёл с ума, что мне всё это показалось. Она только смотрела на меня, с закрытым ртом улыбка на губах.
Амелия не улыбалась так, но улыбается сейчас. Амелии нравились книги «Дом на волшебном дереве». Может быть, она не прикасалась ни к одному с начала пятого класса. Амелия была левшой, теперь она правша.
Улыбка на лице Амелии на моей второй фотографии тоже незнакома. Это не похоже на детскую радость. Это что-то более темное, более совершенное, чем простое завершение нескольких рукоходов.
Я не люблю думать об этом. Я просто должен был подтвердить свои подозрения. Амелия моя лучшая подруга. Какая разница, кто носит ее кожу?