Сашка Комиссар не уважал никого. Избалованный с самого детства, он привык глумиться сначала над матерью, воспитавшей его без отца, а потом, когда мать умерла, - над родной тёткой, кормившей и поившей его в периоды запоев. Мать свою, добрейшую бабульку, он называл не иначе как утиное мурло, а тётку - свиное рыло, Семнатка или (если пребывал в благодушном настроении) Шурынька.
С семейной жизнью тоже не срослось. Жена, забрав малолетнюю дочь, бежала от такого страмника и похабника обратно в родительский дом. Она нашла своё счастье с другим человеком и как страшный сон вспоминала брак с Комиссаром. А вот сам Сашка ( Комиссаром его звал по фамилии) так и остался холостяком.
Комиссар был хорошим сварщиком, объездил много городов в составе строительных бригад, но нигде не мог укорениться из-за любви к выпивке и злому языку. Часто от его злоречия страдал его такой же одинокий сосед Боря Драндулет. Идут они вечером с автобуса по нашей Каменской дороге. Комиссару скучно становится или "недобрал" после работы, начинает он к Боре привязываться. Тот по смирному характеру сначала молчит, потом начинает огрызаться, дело почти заканчивается дракой, которую всячески избегает трусливый Сашка. Боря-то под два метра ростом - зашибёт, мало не покажется.
Вот и в очередной раз, когда мы с мамой возвращались на последнем автобусе, я стала свидетельницей перебранки двух холостых соседей. Конечно, смысла многих слов я не могла в силу возраста понять, но сама словесная схватка и страстные монологи Комиссара накаляли предзакатный весенний воздух до предела.
Началось всё с того, что соседи, будучи ещё трезвыми, накупили продуктов на выходной, зашли в кафе "Дорожное", чтобы пропустить в дорогу по рюмочке. Почуяв, что губу у них разъело, мужички взяли в станционном ларьке какую-то бутылочку и распили её под нехитрую закуску за общественным туалетом в Посаде, тогда ещё Загорске. Во всём виноват был, конечно, автобус, который отменили... Пришлось ждать последнего, в 20.15. И вот так соседи провели свой досуг.
Всю дорогу в битком набитом автобусе Комиссар как-то крепился и, видимо, перебирал все обидные для Драндулета темы, которые вызывали наибольший отклик в душе оппонента. Их было четыре, и каждый раз Сашка безжалостно прокатывался по ним: девственность сорокалетнего Бори, умение его вязать носки и солить огурцы, спекуляция Драндулета разведённым "Роялем" и, наконец, глаза навыкате, "как будто тот всегда хочет в уборную".
Сначала он пытался как-то побольнее задеть Борю при дамах с сумками на перевес, которые, как и наши герои, толпились на задней площадке скотовоза. Он начал старую песню:
-Драндуль, тебе уж 40, а ты всё ещё бабы не видел! Наверное, оттого что си ську у матери до пяти лет сосал.
Боря молчал, только как-то нервно переступал с ноги на ногу.
-Чё молчишь-то? Глаза выкатил. С...ть что ль хочешь?
Боря отвернулся от Комиссара, поставил себе на ботинки сумку и крепче ухватился за верхний поручень. Видно, что ему было не очень.
Комиссар, не получив ответа, что-то ещё помякал и замолчал. Борис же тяжело дышал, отдувался, краснел. Наконец, не доехав одной короткой остановки до Каменок, он крикнул:
-Шеф, останови тут!
И вылетел пулей, только его и видели. Приехав на нашу остановку, от которой надо было идти лесом 3 км, Сашка увидел быстро идущего в нашу сторону Борю. Дождался его и начал хохмить по поводу прихватившего Бориного брюха.
Когда они догнали нас, то было видно, как Драндулету неловко от ситуации в автобусе. Пока мы шли, он ещё раза два спускался в овраг под дурной смех и вопли изрядно уже пьяного Комиссара. В тот миг он был похож на волка из "Ну, погоди!", который ухмылялся, злорадствуя, и всякий раз перед тем, как у Бори начинало крутить в животе, что-то поминал про Борины глаза на выкате.
Наконец, все благополучно добрались до нашего посёлка. И Комиссар, заходя в подъезд, спросил:
-Драндуль, у тебя есть чего?
-Приходи, не обижу.
***
На следующий день мама пришла к Семнатке, тётке Комиссара -нужно было что-то передать от родственников бабули. Баба Шура была очень доброй и весёлой старушкой. Не знаю, умела ли она чего, но к ней обращались все жители посёлка, если были подозрения "на сглаз". Тогда Шурынька доставала угольки из печки, что-то читала над стаканом с водой, бросала угольки от разного глаза. Потом больному якобы нужно было выпить эту воду - и всё как рукой снимало.
Не успела мама войти, как услышала жалобный голос Сашки Комиссара из-за печки:
-Шурыньк, Шурыньк, сглазил меня кто-то, сделай мне какое-нибудь зелье от похмельного синдрома.
Семнатка попросила маму подождать немного, а сама кидала угольки в стакан и что-то там шептала. И вот после какого-то раза вода вроде начала бурлить. Бабка победоносно поднесла своему великовозрастному балбесу-племяннику, который лежал весь зелёный с тазами и ведром рядом, этот стакан и возгласила:
-Говорила тебе, Сашк, не пей больше! Так и есть - мужской глаз виноват!
Почти плача от боли в животе, Комиссар злился:
-Рыло ты свиное, я ж тебя не гадать просил, а похмельного зелья!
Обиженная Семнатка отошла от племянника и стала беседовать с мамой. Вдруг диалог их прервал почти архимедовский крик Сашки:
-Это ж Боря-гад! Я вчера у него спирт брал вечером. Наверное, нашептал чего мне на спирт или отравить хотел. - Ну, я этому Драндулету зенки-то вправлю.
Через несколько минут послышалось жалобное подвывание:
Шурыньк, ведь знаю, можешь... Ну, свари ж ты уже хоть какого зелья, все кишки переворачиваются.
Шурынька, подмигнув маме, развела в стакане марганцовки, зашла за печку и, что-то шепча над банкой, будто бы отчитывая от сглаза, дала племяннику выпить. Тот вскоре затих.
Уж не знаю, повлияла ли эта история на Сашку, но он потом перестал задирать Борю, хотя всё же высказал ему свои подозрения.
-Дурак ты, Комиссар, мне ж тогда сразу плохо стало, ещё в автобусе. Это мы с тобой килькой или сосисками отравились на станции. При чём здесь мой спирт?
Но Комиссар не верил и не унимался. Пытаясь насолить соседу, всем, кто шёл к Боре за спиртом, рассказывал, как тот его сглазил.