Найти тему
Исповедь мачехи.

Любви не было...

1.Любви не было и не стало. Как я узнаю, что люблю кого-то? Трудно выразить словами, но можно: когда я думаю о тех, кого люблю, то на душе у меня тепло, я радуюсь успехам этих любимых мною людей, я сопереживаю им, мне спокойно, когда у них всё хорошо.

Здесь же с ребёнком мне никогда не было хорошо и спокойно от одного его присутствия на этой земле. Довольной я была только тогда, когда он совершал какой-то хороший поступок. Например, он научился играть на скрипке : «Барашеньки-крутороженьки» и я обрадовалась за него, но я никогда не радовалась от того, что просто вижу его или слышу.

Даже обнимала я его с большой опаской, ибо он всегда наносил мне какой-то ущерб: то толкнёт, то царапнет. Всё это он делал случайно, но мне все его прикосновения были если не неприятны, то, по крайней мере, не нужны. Я жила постоянно как натянутая струна.

Хорошо хоть сил хватило вытерпеть всё это. Иногда, когда у меня было хорошее настроение, я забавлялась с ребёнком: читала ему книги. В доперестроечные времена трудно было у нас в Сибири найти детскую литературу. Мы покупали всё, что попадалось.

Попались мне как-то книги о семье Ульяновых и я с упоением стала ему её читать. Но Борька слушал не очень долго и не внимательно, стал крутить головой, вертеться, зевать

Злости моей не было предела. Я просто недоумевала, как же ему может быть не интересно про великого Ленина? А про семью Ленина? Разговаривала я с ним чаще всего раздражённым тоном. Нет, я не винила его во всех смертных грехах и моём плохом настроении. Тогда я причин моего плохого настроения просто не осознавала. Но все свои личные неразрешённые проблемы я решала за его счёт. Плохо мне? Можно орать на ребёнка за пролитую еду, за то, что ударил кошку, за то, что качается, когда засыпает и когда спит. Это качание в постели мы расценивали просто как последствия синдрома длительной госпитализации. Но родственница педиатр сказала, что это, возможно, проявление синдрома минимальной мозговой дисфункции. Знать бы тогда и понимать об этой дисфункции, может мы бы почувствовали себя ещё в большем тупике. Пока возраст Борьки был дошкольным, особых проблем не возникало. Ну разбил стекло у соседей случайно, пошёл отец и вставил стекло. Пришёл с прогулки домой как снеговик , обтряхнули, посмеялись. Мелкие проблемы были легко устранимыми. Правильно говорят: « маленькие детки- маленькие бедки». Нельзя сказать, что я была такой уж дрянью всегда.

Иногда удавалось тихо – мирно сосуществовать в семье и мне. Кроме чтения книг мы специально с ребёнком не занимались. Может не умели ,или не хотели учиться этому.

Досуг наш с мужем не изменился после появления ребёнка в нашей семье .Мы ходили в кино, пели песни Булата Окуджавы , Дольского и Мовсесяна, читали периодику и художественную литературу. Общались с образованными людьми, которые способствовали нашему личностному росту. Отпуск вместе с Борькой на море под Батуми, почти каждое лето. Мы с Олегом плавали, а Борька боялся волн и играл на берегу.

Фотографировались все вместе на берегу. Кому нужны теперь эти фотографии кроме нас с мужем? Даже когда я смотрю эти фотоснимки с Борькой на руках у Олега или у меня, никаких тёплых чувств не возникает к ребёнку – для меня это пустое место. Но так было не всегда. Мы в те далёкие времена думали, что мы одна семья. Всем, что имели за душой делились с Борькой и, хоть и не было великой любви материнской, но были ещё какие-то чувства, определяющие некую близость и единение. Возможно мы просто играли в семью, но очень даже добросовестно. Ходили мы и в походы и переходили реки вброд и ночевали в палатках. Всё было хорошо, как нам казалось. Мы дружно преодолевали Борькины детские болезни, записывали его в музыкальную школу по классу скрипки и совсем не учили ни читать, ни писать. Думали, что пойдёт в школу и учительница его всему научит. Ошиблись мы. Чем дальше, тем хуже становилась ситуация в семье. С ужасом мы узнали, что учить Бориса надо в вспомогательной школе. Нет, из обычной школы его никто не спешил переводить в школу для умственно отсталых детей, но и учиться он не мог. Мы объясняли ему как могли ,но он ничего не мог понять и принять к сведению, хотя бы просто запомнить.