Впереди Париж. Близок час, когда я сойду с самолёта советского производства.
В нем кажется все хорошо- и скорость, и высота, и динамичность форм, и размах серебристых крыльев. Сделано прочно, добротно. Присматриваюсь к деталям.
Соблюден ли принцип, которым мы руководствуемся, все сделанное в нашей стране должно быть лучшим в мире?
К сожалению, кое что во внутреннем устройстве сделано без должного внимания. Над головой я обнаружил осветительную арматуру, напомнившую мне старинные волжские пароходы общества "Меркурий".
Прямо передо мной протянуты резиновые шланги для кислородной маски. Чувствуется, что над многими деталями недостаточно поработал конструктор-художник.
А самолёт в целом хорош.
Он - доказательство технической зрелости, высокого мастерства советских рабочих, инженеров и учёных.
Стремительные крылья реактивного самолёта созданы золотыми руками рабочего класса, прекрасных сталеваров и кузнецов, литейщиков и мотористов, прокатчиков и токарей - в общем, замечательных умельцев многих отраслей нашей промышленности и науки.
Поток мыслей обрывается.
Самолет приземляется в Париже. Париж оказал хороший приём. Яркое солнце, тёплое дыхание ветерка. Предстоит ночёвка, так как самолёт отправляется только завтра. Немного времени остаётся для самого беглого осмотра достопримечательностей.
Елисейские поля, Стена коммунаров, могила Неизвестного солдата, Лувр, собор Парижской богоматери, оперный театр.
В городе уживаются прямо противоположные явления.
У самого входа в собор Парижской богоматери нам неоднократно предлагались альбомы с открытками непристойного содержания.
На улицах, выходящих на Елисейские поля, поздно вечером бездомные люди, пожилые и оборванные, грязные и небритые, не имеющие работы и крыши над головой, укладываются на ночлег прямо на обочине тротуара.
А рядом - блеск богатства, море огней, роскошные магазины и кафе, толпы разодетых парижан.