...Вера Ильинична тихо позвала
– Тимушка, смотри...
Она держала в руках крохотную распашонку.
– Это твоя...
Тимур улыбнулся, отложив книгу, подошел к матери.
– Хм...
– А вот еще шапочка, ползуны...
Тимур взял чепчик, повертел его в руках.
– Он даже на кулак мне не налезает...
Мать засмеялась.
– А тогда был даже велик...
– Зачем ты это хранишь?..
Вера Ильинична пожала плечами, прижалась губами к маленьким штанишкам, поцеловала их в попку. Она подвинулась ближе, с нежностью вгляделась в бархатные глаза сына.
– Как ты вырос...
И вдруг, перестав улыбаться, коснулась его плеча.
– Ты, правда, пойдешь служить в угрозыск?
– Думаю...
– Может, не надо, сынок? Хватит нам одного мента в семье. Почему именно ты? Почему именно туда? Разве других работ мало? Везде можно приносить пользу, если вас с отцом так это заботит. У тебя высшее академическое образование. Тебя в любом месте возьмут. Хоть в прокуратуру, хоть в адвокатуру, а хочешь на госслужбу иди - ты толковый...
Тимур поморщился, покачал головой.
– Это не мое...
– Ну что, какую «романтику» вы в этом страшном деле нашли?! День и ночь без сна и отдыха бегать, ловить преступников, драться с ними, лезть под их пули и ножи... - Вера Ильинична зябко повела плечами. - Семьи, детей не видеть... Что привлекает?
– Не знаю... - Тимур на секунду задумался. - Наверное, просто нравится ходить по краю...
– А если убьют?
– Значит, судьба...
– Неужели не страшно?!
Тимур передернул плечами, сказал просто.
– Нет.
– Тогда вы хоть бы обо мне подумали. Всю жизнь от каждого стука вздрагиваю!
Она погладила сына по широкой груди, с тоской вгляделась в его лицо.
– Ведь я... я не переживу... Тима, я не переживу этого!
Тимур перестал улыбаться, погладил мать по волосам, ничего не сказал. Она зашептала
– И, знаешь, у меня предчувствие... Не могу выразить словами... Так плохо - ни есть, ни спать не могу. В душе в последнее время томление какое-то, словно случиться что-то должно... Плакать постоянно хочется. И сны ужасные. Будто я тебя теряю.Ты уходишь, а я бегу, бегу следом, потом ищу, зову... А недавно даже не приснилось, а будто привиделось, как вы с отцом в огромную яму один за другим попадали... Я заглядываю туда, а там - бездна...
Вера Ильинична поёжилась.
– Зачем испытывать судьбу? Тем более когда она сама знаки подает...
– Погибнуть можно и не служа в УБОПе. И иногда вернее, чем там...
– Не пугай меня.
– У каждого свой рок. Который не обойдешь, не объедешь. И каждому - что на роду написано.
Тимур вдруг обнял мать, вгляделся в нее мягким с поволокой взглядом.
– Прости меня. И не ругай. Я не виноват, что такой. И что не хочу, не могу быть другим…
* * *
– Что по нашим запросам?
– Ответы получены, но... Зацепиться и здесь не за что.
Фомичев передал небольшую кипу аккуратно подколотых бумаг.
Колычев бегло перелистал, посмотрел последние из них, нахмурился, оглянулся на Корзухина
– Как твое расследование? Нарыл что-нибудь?
– А?.. Что?.. Ах это... Работаю, да... - Корзухин неуклюже засуетился, потом по-прежнему избегая встречаться глазами с начальником, подобрался в комок, зажал подбородок в кулак, уставился в свою папку.
Колычев прищурился на мешковатую, чем-то заметно сильно расстроенную фигуру, но не стал давить, спокойно продолжил совещание. И, только закончив оперативку и дождавшись когда закроется дверь за последним сотрудником, наклонился к оставшемуся сидеть бледному, сильно похудевшему всего за ночь майору, участливо спросил
– Ну?.. Рассказывай. Что там у тебя?..
Корзухин сглотнул, заметался по кабинету отчего-то вдруг посветлевшими, будто потерянными глазами.
Колычев догадался, помрачнел.
– Что-то по Костиным делам?
– Да. - Корзухин низко склонился к столу, взъерошил волосы, потер ладонями измученное осунувшееся лицо. - Тут такое дело... Даже не знаю, как сказать...
– Да что ты раскудахтался?! Ты разобрался с его бумагами?
Корзухин кивнул.
– И?.. Кто у него был в разработке?
Корзухин сделал глубокий вдох, а потом уставился в Колычева неожиданно большими и жалкими глазами.
– Ваш сын...
– Что?.. - Колычев, думая что ослышался, поморщился, медленно развернулся к нему в полоборота, наклонился, «подставил ухо». - Что ты сказал?..
– У погибшего Плачишина в разработке был ваш Тимур...
Колычев стал распрямляться в кресле, не отрывая ошеломленного взгляда от уже взявшего себя в руки Корзухина. Тот быстро потянулся к папке, достал бумаги.
– Вот... Это допросы свидетелей. А вот... - оперативник вдруг замер с каким-то листком в руках, вгляделся в него, потом протянул полковнику. - Вот фоторобот главного фигуранта...
Колычев окаменел. Он смотрел на нарисованный портрет широко открытыми глазами, без труда узнавая родные черты.
Они долго молчали. Наконец, Колычев положил листок с рисунком перед собой.
– Как... как он на него вышел?..
Корзухин слабо качнулся.
– Он отрабатывал вашу версию относительно свидетелей. Помните, на одной из оперативок вы сказали, что неспроста в деле банды нет очевидцев? Так вот Костя с самого начала обратил на это внимание, заново просчитал все варианты, остановился на наиболее вероятном: свидетели, - а у нас это в основном женщины - просто состояли в близких отношениях с преступниками, покрывали их. И он не ошибся. Члены банды были любовниками проводниц и погибших при ограблении банков и ювелирных магазинов сотрудниц. Последних они убивали сразу, тут же «на деле», как уже отработанный, который больше никогда не пригодиться, материал. А проводниц держали, потому что они были еще нужны. Те, как теперь выясняется, по приказу преступников не только искажали картину преступлений, рисовали «фотороботы» несуществующих людей, якобы «карточных шулеров», но очень часто прямо заманивали потерпевших в ловушки - под благовидным предлогом предлагали им зайти на минуту в служебное купе…
Колычев побледнел, качнулся.
– А потом и мы, как бараны, шли у них на поводу, куда нам укажут... Но как он вышел на банду?
– Костя начал с самой первой кассирши. Заново определился с кругом ее общения и выяснил, что у убитой был, оказывается, друг. По мнению подружек, «очень красивый» и «совсем ей не пара». Кассирша искусно скрывала это знакомство, наверное, боялась, чтобы не отбили… Видели ее парня всего несколько человек, найти которых первоначальному следствие не удалось.
– И оно не доказало эту версию…
– Да. Но Плачишин копал основательно. Свидетельница составила фоторобот нашего плейбоя - Тимура Колычева, главаря. И Костя с этим портретом отправился к проводницам. Объяснил им что к чему...
– Почему они не хотят сотрудничать?
– Потому что никакие они не «свидетели» и даже не лжесвидетели. Они соучастники. А это уже другие статьи и другие сроки. Но, как пишет в своих рапортах Плачишин, хотя они никого и «не опознали», но были явно очень сильно напуганы. Все - я проверил - сразу же, буквально в авральном порядке, уволились с работы, уехали из города. Теперь все прекрасно понимают, чем все закончится... Их станут безжалостно зачищать…
– Но как они могли?! Знали же прекрасно, зачем бандиты приходили... Не могли не знать! В отличие от карточных шулеров эти с потерпевшими в подкидного дурака не играли... Они их убивали. Резали, - и теперь я уверен! - прямо на глазах у этих шлюх! А ведь они... они же - женщины… Матери! Неужели ничего в душе не дрожало?! - Колычев умылся ладонями. - Но и мы тоже хороши... «Сыщики», мать твою... Можно же было это просчитать, можно!
Корзухин вымучено улыбнулся.
– Ну как ты это просчитаешь?!
Колычев заорал.
– Да элементарно! Если только иметь голову на плечах, а не задницу! Плачишин же просчитал! Потому что человек умел работать! Умел думать, анализировать! У убитых кассирш худо-бедно, но версию личных контактов отрабатывали. А у проводниц почему не додумались?! Почему?!
– Но кто же думал, что бандюки такими небрезгливыми окажутся?! Погибшие банкирши были хотя и страшненькими, но все же молодыми. А тут... - Корзухин не находя слов, выразительно развел руками - …тут тётки! Старые, толстые бабы! Некоторым уже под шестьдесят. Кто мог предположить, что они с молодыми парнями, которые им во внуки годятся «романы» крутят?! Да я теперь больше чем уверен, что «кроты» этим престарелым тварям ничего даже не платили, «палками» за услуги расплачивались! Вот она какая у некоторых цена человеческой жизни оказалась...
Они опять замолчали, каждый по-своему переживая сильнейшее потрясение. Наконец, Колычев прохрипел.
– Почему Костя сразу не доложился?..
– Наверное, боялся... Боялся ошибиться. Это же такие обвинения...
Колычев всмотрелся в непритворно расстроенное лицо.
– А ты... ты лично уверен в этой версии?..
– Уверен. Помните, в самом начале, когда мы только начинали здесь работать, первый эпизод с пропавшими без вести свидетелями?
– Парикмахершами?
– Да. Так вот я... Я тогда случайно встретил в городе вашего Тимура, он был на машине. И я... В общем, он сказал, что свободен и может подвести...
– И ты ездил с ним по адресам?..
– Да...
Колычев слегка качнулся.
– А потом?..
– Потом он еще несколько раз случайно... Точнее... теперь я, конечно, понимаю, что это было не случайно, что он... в общем... он внедрялся, специально так делал, так подстраивал...
– И ты сливал ему информацию...
– Получается, что сливал... – Корзухин, совершенно подавленный, опять умылся ладонями. - Но кто же знал?!!!
Колычев жестом остановил его.
– Не истери. Ты сливал. Я сливал. Мирзлякин тоже сливал. Даже генерал... Один только Плачишин...
Полковник подавился горьким комком, закусил кулак, несколько минут сидел переживая сильнейшее потрясение. Потом, приходя в себе, уже спокойно кивнул на папку.
– Теперь давай по порядку...
Он вышел из-за стола, отошел к окну и, развернувшись так, чтобы Корзухин не мог видеть его лица, стал слушать.
(продолжение следует...)