В конце 1987 года жители Большого Сочи были немало удивлены. Прибой вынес на прибрежную гальку разбухшие от морской воды торговые документы и технические паспорта на остродефицитную в те годы электронную аппаратуру японского производства. Документы относились к двум телевизорам марки «Шарп», четырем видеомагнитофонам «Филиппс» и «Шарп» и еще к шести магнитофонам этих же фирм. Достаточно вспомнить, что в то время видеомагнитофон был вожделенной мечтой каждого, кто считал себя успешным человеком, а в метро появляться с фирменной упаковкой редкого аппарата милиция настоятельно не рекомендовала. Но сочинцы еще больше удивились, если бы узнали, кто являлся хозяином этой техники. За странным уловом крылась тайна ограбления легендарного Зураба Церетели!
Понятно, что необычное появление бумаг из морской пучины вызвало много кривотолков у сочинцев. Местные искатели, обуянные мечтой об электронном кладе, предпринимали отчаянные поиски по всему побережью, но, вконец измотавшись от бесконечных попыток стать счастливыми обладателями даров Нептуна, в конце концов расстались с призрачной надеждой и сдали в местную милицию найденные документы, непонятным образом оказавшиеся на пустынном пляже. А сочинская милиция сообщила о странной находке в бюллетене оперативной информации, что очень пригодилось МУРу.
Это случилось в середине осени 1987-го. В отделе МУРа по предотвращению разбоев, во время обычной ежедневной оперативки неожиданно поступило сообщение о нападении на мастерскую известного скульптура и художника Зураба Церетели (тогда она располагалась на Тверском бульваре). Все дела были немедленно остановлены, и на место происшествия выехала группа лучших сыщиков отдела во главе с начальником Николаем Куценко и его заместителем Валентином Рощиным. Туда же прибыли начальник МУРа Анатолий Егоров, ответственные руководители московского главка и сотрудники КГБ.
Сам скульптор в это время находился в Женеве. Он готовил оформление интерьера помещения к предстоящей встрече Михаила Горбачева с американским президентом. По этой причине спецорганы очень серьезно отнеслись к тому, что произошло в мастерской художника…
А произошло там вот что. В мастерской Церетели постоянно находились три человека. Пожилая чета, которая следила за порядком в помещении, и еще один человек, по фамилии Гогия (фамилия изменена). В его обязанности входили шоферские функции и доставка продуктов и материалов для работы мастера. В распоряжении этого человека была «Волга», на которой он передвигался по Москве.
В роковую ночь муж и жена проснулись от криков и стонов из комнаты, где жил Гогия. Их ожидало жутковатое зрелище — Гогия, весь в крови, катался на кровати и просил о помощи. По его словам, какие-то неизвестные люди проникли в его комнату, и когда он, услышав шум, пробудился, ему нанесли несколько ударов ножом. Он все время притворялся мертвым, пока продолжался разбой. Когда преступники ушли, Гогия стал звать на помощь…
К приезду опергруппы раненого увезли в Боткинскую больницу, и расспрашивать о произошедших событиях можно было только супружескую пару.
Что пропало в мастерской известного скульптура? На стенах в комнатах и коридорах располагалась огромная экспозиция из полотен, принадлежащих кисти Церетели. Целая галерея. Все картины, по свидетельству мужа и жены, остались на месте. Предметы интерьерного искусства, украшавшие мастерскую, также были нетронуты. Исчезла только новенькая видео-аудио-телеаппаратура в фирменных коробках со всей прилагаемой к ней документацией.
Супруги упорно твердили, что никого не видели и не слышали ночью, проснулись только после криков из комнаты Гогия. Накануне вечером Гогия выходил из помещения, потом они открыли ему дверь, когда он вернулся, затем он поужинал, и после этого все в доме легли спать. Перед сном старики проверили, закрыты ли замки…
Рощин и его оперативники тщательно осмотрели помещение с надежными, хорошо укрепленными решетками, которыми были забраны все окна в мастерской. Такие решетки вскрыть можно только автогеном и то не сразу.
Криминалист исследовал замки на дверях и сами двери и пришел к заключению: проникнуть в мастерскую возможно только через основной ход, то есть через дверь. Значит, пришельцам кто-то все же открыл дверь изнутри помещения…
Между тем сотрудники КГБ строжайше предупредили муровцев: никакая информация не должна просочиться в прессу. В стране в это время уже бушевала гласность, и наиболее ретивые СМИ успели опубликовать сенсацию о нападении на мастерскую известного скульптура. По утверждению сотрудников госбезопасности, речь шла об охране первого лица в государстве, в ближайшую свиту которого входил тогда Церетели, и эпизод в его мастерской вполне мог быть частью подготовки покушения на самого президента. Поэтому чекисты предложили оперативникам МУРа проводить только согласованные со «старшей конторой» действия, не касаться никаких дополнительных вопросов за рамками расследования, не трогать пожилую чету, ну а дальше — пожалуйста, раскрывайте ваше уголовное преступление…
Для пущей надежности к опергруппе приставили чекиста, которому и вменили в обязанность общий надзор за работой муровцев.
У Рощина и его товарищей, понятное дело, такое ограничение оперативных мероприятий воодушевления не вызвало, поскольку начальство главка требовало незамедлительных результатов. Расклад всех фактов, которыми располагала опергруппа в то время, был таким. Семейная пара упорно заявляла, что никого не видела, ключи от входа хранились и всегда находились только у них, а эксперт к вечеру подтвердил, что наружным ключом дверь в тот вечер не открывали, то есть все-таки замок был открыт именно с внутренней стороны.
В словах семейной пары явно проглядывала неискренность. Да и сам факт, что вещей нет, а Гогия лежит с ножевыми ранениями в больнице, говорил за себя.
Сыщикам очень хотелось с ним побеседовать, но он, по словам врачей, находился в реанимации в бессознательном состоянии, и доступа туда у сыщиков не было.
К тому же руки связывали постоянные отчеты о проделанной за день работе как своему руководству, которое подгоняло сыщиков, так еще и сотруднику госбезопасности, сверявшему действия муровцев с действиями его коллег…
В это время из Женевы вернулся скульптор. Церетели очень просил сотрудников МУРа во что бы то ни стало раскрыть преступление и предлагал любую помощь.
— Если вам не хватает людей, вы только скажите, я попрошу Михаила Сергеевича, и будет столько, сколько вам надо!
Он участливо расспросил сыщиков, что им необходимо, и после разговора с ним работать по теме стало легче.
Группу усилили, к муровским сыщикам подключили еще нескольких человек с «земли». Ответственный в группе был Валентин Рощин.
Вечером на Петровке обсуждали план дальнейшего розыска. Положение казалось тупиковым. Преступление есть, зацепок никаких. Понятно, что преступники проникли через дверь. Свет на событие могли бы пролить пожилые супруги, но они упорно не желают говорить правду, а допросить их обстоятельно сыщики не имели права. Пострадавший от преступников лежит в больнице и для сыщиков недоступен. Есть ли выход?
Его подсказала оперская смекалка, которая никогда не подводила сыщиков в МУРе.
Рощин решил направить в Боткинскую больницу под видом тяжелого больного сообразительного и коммуникабельного сыщика. Он и еще один сотрудник из отдела по предотвращению разбоев, Алексей Белов, приехали к главному врачу Боткинской больницы.
О Белове можно писать настоящую оду. В МУРе он прославился ликвидацией опаснейших банд, как, например, жестокая банда Крючкова из Люберец, в преступном мире Белова прозвали «черный полковник».
Рощин и Белов уговорили главного врача поместить в палату, где лежал Гогия, сотрудника МУРа. Его положили под видом вновь поступившего так называемого «тяжелого» и якобы тоже с ножевыми ранениями. В палату поставили вторую кровать, и сыщику теперь предстояло превратиться в больничного пациента, причем настолько искусно, что подозрение не должно было возникать не только у соседа, но и даже у некоторых не посвященных в интригу врачей…
Теперь надо было подготовить сценарий действий оперативника, задачей которого стало завоевать доверие соседа по палате и вызвать его на откровенность.
Рощин и его товарищи тщательно изучали личность Гогия. В МУРе знают немало стереотипных преступлений, которые обычно заканчиваются грабежом с расправой над вчерашним собутыльником или наркоманом. Но Гогия никак не попадал ни под одну из этих категорий. В милицейских учетах неблагополучных «пассажиров» муровцы его не нашли. И тогда Рощин и Белов предположили: чем черт не шутит, может, он из «голубков»? С ними также частенько случаются разные неприятности. Может, проверить и такую версию?
Но если догадка верная, Гогия никогда не признается в этом постороннему человеку, тем более случайному соседу по больничной койке. Значит, в сценарий надо включать еще кого-то. Кто же может оказать сыщикам помощь в этом щепетильном вопросе? И опять оперативная смекалка подоспела на выручку.
В это время в Москве «центровых» валютных проституток «крышевал» и собирал с них дань Отари Квантришвили. Возле каждой гостиницы «Интуриста» у него были сборщики подати, которые еженедельно исправно приносили собранную с проституток лепту «авторитету». Одну из таких «центровых», чье «рабочее место» было возле «Метрополя», Рощин пригласил на Петровку:
— У нас к тебе большая просьба. Поезжай в Боткинскую больницу, где лежит человек, скажи ему, что тебя к нему послал сам Отарик. Он спрашивал, почему ты не принес деньги за последнюю неделю. Потом невзначай увидишь еще одного больного в той же палате. И, как бы узнав его, скажи: слушай, а я тебя где-то видела. Постой-ка, по-моему, у Большого театра. Ты случайно не из этих — «голубеньких»?
Девушка оказалась смелая и сметливая, к тому же очень эффектная. Вместе с ней в больницу отправился Белов. Алексей человек представительный, с ухоженной внешностью. Приехал он в черном костюме, с подобранным в тон галстуком. Ему нашли белый халат с этикеткой «профессор». Задача Белова заключалась в том, чтобы потребовать от Гогии вернуться в палату, если он пожелает оставить соседа наедине с посетительницей.
Кстати, предусмотрительность не подвела. Гогия сразу деликатно вышел из палаты, когда в дверях показалась разодетая и хорошо сложенная молодая особа. Стоящий в коридоре Белов приказал:
— Вы что делаете в коридоре, сейчас обход, у нас инспекция, немедленно вернитесь в палату и ждите врача!
Таким образом, Гогия невольно стал свидетелем разговора соседа с девушкой. А девушка строгим тоном отчитывала парня:
— Меня прислал Отарик. Что случилось? Куда ты пропал? Он очень недоволен, что от тебя нет бабок!
У оперативника была своя легенда. Он стал оправдываться:
— Ехал на такси, вышел из машины, попал в драку с конкурентами, получил ножом. Передай Отарику, как выйду, сразу отработаю долг.
В это время Гогия подошел к умывальнику, и девушка обратилась к нему:
— Ведь я тебя знаю… — и дальше всё по сценарию.
Гогия стушевался, зарделся и, отвернувшись, ничего не ответил.
Все это время Белов «дежурил» в больничном коридоре, а Рощин на улице в который раз нервно измерял шагами расстояние от одного угла корпуса больницы до другого…
Через два часа после театральной постановки оперативник позвонил из больницы Рощину и рассказал, что у него состоялся доверительный разговор с Гогия.
— Ты что, из этих самых? — спросил опер. — Слушай, у меня есть вот такие мальчики! Если тебе нужно, могу помочь! Хочешь, попрошу, чтобы принесли альбом с фотоснимками «красавчиков»?
По словам оперативника, Гогия на «наживку» повелся — сработало! В течение двух часов у них шел разговор по душам. Гогия рассказал соседу, что в ту самую ночь привел, на свою беду, студента… Молоденького красивого парнишку с эспаньолкой, в американских очках в еле заметной оправе. Такие очки можно раздобыть только у фарцовщиков. Этот парень и ударил Гогию ножом.
Это была уже серьезная зацепка, от которой можно начинать работу. Хотя сыщики понимали, что информация неполная и Гогия по-прежнему темнит. Но перед операми все же замерцала надежда.
И тут некстати объявился чекист, приставленный к опергруппе: где вы были все это время, срочно пишите рапорт, чем занимались?
Рощин и Белов что-то сочинили, прекрасно понимая, что раскрывать все карты — значит потерять с трудом обретенный шанс!
Перед оперативниками появилась новая, крайне сложная задача. Разыскать в многолюдном мегаполисе парня нетрадиционной ориентации с элегантной бородкой и в запоминающихся очках?!
Некоторое время в работе опергруппы принимал участие прикомандированный участковый, старший лейтенант, с территории, где произошло событие. И он припомнил, что несколько лет назад получил из милиции в Балашихе ориентировку. В ней сообщалось, что несовершеннолетние ребята из Балашихи выезжали на тусовку по этому адресу. В московском отделе милиции оперативники перевернули все подшитые документы, но ничего не обнаружили.
Тогда Рощин послал нескольких оперативников в Балашиху. Они засели в архивах местной милиции, используя «шуршащий метод». Перелистали всю исходящую переписку за несколько последних лет и — бац! — обнаружили то самое информационное письмо, о котором говорил в МУРе участковый. В письме инспектор по делам несовершеннолетних сообщала о том, что некто Коротков, известный в милиции как гомосексуалист, рассказал о человеке, использующем помещение мастерской знаменитого скульптура для любовных утех с подростками. В письме были указаны конкретный адрес и даже телефон мастерской.
Этого Короткова доставили в 83-е отделение милиции, где он после долгих препирательств все-таки рассказал, что ему было известно об оргиях, которые устраивал Гогия во время отсутствия своего хозяина. Теперь Рощин и его опера могли говорить с Гогия уже предметно.
Гогия умолял муровцев не рассказывать Церетели о своих гомосексуальных пристрастиях. Разгневанный маэстро вмиг бы выгнал своего работника, которому он привык доверять.
Сыщикам он признался, что посещал кафе «Мир» на улице Горького (нынешней Тверской), где заводил беседы с молодыми людьми. И приглашал к себе, в помещение мастерской скульптура.
В тот злосчастный вечер в кафе «Мир» он познакомился с парнем славянской внешности и грузинской фамилией. Все, что Гогия о нем знал, это его место жительство где-то в Марьиной Роще, на Октябрьской улице.
В мастерской, прежде чем устроиться на ночлег, они выпили вина. И Гогия сразу почувствовал себя нехорошо. Потом он отключился и ничего не мог вспомнить, а когда начал приходить в себя и открыл глаза, увидел молодого парня в тонких очках с элегантной бородкой, который бил его ножом.
Теперь вроде бы картина преступления начала понемногу проясняться. Но еще надо было найти самих преступников, которые, судя по всему, действовали по наводке.
Вместе с Гогия сыщики выехали в отделение милиции Марьиной Рощи, где проверили в паспортном столе все формы №1 с фотографиями юношей. Терпеливый труд принес результаты. Потерпевший узнал на снимке одного из разбойников. Это был парень, действительно славянской внешности, по фамилии Тамадзе (фамилия изменена). На его квартире сразу устроили засаду и ночью его задержали. В квартире этого парня нашли один из похищенных магнитофонов.
В штабе по раскрытию преступления он рассказал, что в кафе «Мир» познакомился с неким Сашей (имя изменено), который отличался приметной внешностью (все те же неповторимые очки и изящная эспаньолка). Саша рассказал, что «петушки», которые побывали в мастерской скульптура, потом в кафе с восторгом говорили об электронном богатстве, которое они видели в мастерской. И у них родилась идея ограбить мастерскую Церетели под мотив особых пристрастий его служителя. По их расчету, заявлять о грабеже он не будет, поскольку гомосексуализм карается законом.
Саша, по словам Тамадзе, учится на зубного техника, живет на съемной квартире. У него мать и отчим. Задержанный оказался неплохим художником и даже нарисовал портрет Саши.
В студенческом отделе кадров медицинского учебного заведения, кстати, в то время единственного в Москве, где готовили зубных техников, сразу его узнали на рисунке. Но на занятиях его не оказалось, парень прогуливал. Разведбеседы, проведенные с его товарищами, помогли установить номер телефона матери Саши, и по горячим следам оперативники сразу выехали по адресу квартиры. На счастье оперов, он был дома и немедленно оказался в наручниках. На допросах ребята держались, как могли. Но продержались недолго, вскоре они пришли к трезвому выводу, что с оперативниками им лучше сотрудничать.
Саша признался, что вместе с Тамадзе они решили поживиться в мастерской известного скульптура. Друзья хорошо знали о пристрастиях помощника Церетели. Роли распределили так. Тамадзе должен был разыграть «голубого мальчика» и подсыпать в бокал Гогия снотворное.
Он позвонил Гогия и назначил ему встречу в кафе «Мир», откуда они вышли вместе и направились в мастерскую. Саша все время находился чуть поодаль, наблюдая за ними. После того как Тамадзе «заклофенил» Гогия, он открыл дверь подъезда и впустил Сашу, а потом еще одного подельника… Когда они уже выносили вещи на улицу, Гогия вдруг пробудился, и Саша ударил его пару раз ножом. Гогия притворялся мертвым все время, пока они вывозили добычу на обыкновенной «левой» машине. Причем, чтобы все увезти, потребовалось две поездки.
На следующий день Тамадзе позвонил своему отцу в Лоо и договорился, что отец спрячет награбленное. Они отвезли к нему всю похищенную электронику. Кроме одного магнитофона, с которым у Тамадзе не хватило духу расстаться. Чтобы «обезличить» дорогую аппаратуру, все документы выбросили в море, но их накатом прибило к берегу. Сочинская милиция сообщила об удивительной находке. Муровцы выехали в Сочи, изъяли в Лоо украденные вещи и задержали последнего из налетчиков.
Московский уголовный розыск вернул заслуженному мастеру искусств всю похищенную у него ценную аппаратуру, даже с документацией, правда, несколько пострадавшей от морской воды.
За блестящее выполнение оперативной комбинации начальство вынесло опергруппе во главе с Рощиным благодарность. А г-н Церетели в знак особой признательности преподнес сыщикам несколько дорогих альбомов с репродукциями собственных произведений. Интересно, что последним, кто узнал все подробности уникального раскрытия преступления, был приставленный к муровцам чекист.
— Вы чего наделали? Только никому не рассказывайте об этом, меня же уволят, — упрашивал он муровских ребят.
— Да ладно, не переживай, в МУРе не принято подставлять своих, — весело отвечали оперативники.
Валентин Дмитриевич Рощин до сих пор улыбается, вспоминая подробности этой истории. Он проработал в МУРе с 1974 года по 1997 год и все время только в главной московской сыскной службе. Чистый муровец. Дослужился до должности заместителя начальника управления. За это время было много удивительных дел, каждое из которых заслуживает увлекательного повествования. Церетели был не единственным из знаменитостей, кому Валентин Рощин оказывал помощь.
Однажды позвонили в МУР из министерства и потребовали, чтобы опергруппа срочно выехала по случаю кражи на дачу народной артистки Веры Марецкой. Оперативники удивились — почему этим должна заниматься Петровка, есть же «Белинка» (главк областной милиции находился на улице Белинского, теперь это Никитский переулок).
Но в министерстве жестко потребовали: хотят, чтобы приехали из МУРа!
Пришлось ехать в Красногорский район. Артистка встретила опергруппу сурово. Она находилась в расстроенных чувствах. Вера Марецкая только что вернулась из Франции и привезла особенных красных кур ценной породы. Рядом с верандой росли жасминные кусты. И куры там бегали на глазах у хозяйки. И вдруг все они исчезли как по мановению волшебной палочки. Куда они могли деться? Ясное дело, их украли. И Марецкая стала звонить в ЦК партии с просьбой прислать лучших сыщиков. Лучшим сыщиком оказался Валентин Рощин.
То, как он раскрыл тайну пропажи редких кур и как великая артистка с благодарностью угощала его после этого душистым чаем с вареньем собственного приготовления, это уже другая история, которую мы когда-нибудь тоже расскажем нашим читателям.
Автор: Эрик Котляр