У Беспоповцевых - уборка.
Хозяйка выкладывает из буфета чайные принадлежности. Все они из разных сервизов и представляют собой пёструю смесь стилей и вкусов. Самая древняя в посудо-чайном сообществе - розовая сахарница. Досталась от прабабушки Евстолии, предпочитавшей пить чай вприкуску. Этот способ угождения плоти практически исчез с российских просторов. Правда, ещё остались кое-где конфеты-подушечки «Дунькина радость», принявшие эстафету от кускового сахара.
Хранится в буфете и другая прабабкина вещь – на половину сократившаяся в размерах алюминиевая ложка. Это про неё в Таракановке говорили: «Староверка свою ложку съела».
Не мудрено, если до 90 лет доживёшь.
В тех же сумрачных недрах притаился ещё один предмет. Извлекают его перед Пасхой, в генеральную уборку. Это керамическая кружка, на которой изображён луг с коровками. Из неё сделала последний свой глоток Поликсея Беспоповцева. Кружку из больницы привёз отец. Вместе с ночнушкой и халатиком.
-Матушка родимая,
-Свеча неугасимая,
- Горела да растаяла,
-Любила да оставила…
Так поётся в северной песне.
Когда мама заболела, на семейном совете решено было зарезать корову Зорьку. Беспоповцевы надеялись, что вырученные деньги помогут приобрести дорогие лекарства.
Когда Соломка узнала о заклании любимицы, плакала три дня. А потом не то что есть мясо – смотреть на него не могла.
-Эка, девка, тебя отвернуло!- дивился отец.
Думали, пройдёт. Но нет, с той поры не берёт в рот говядину. Впрочем, никто особенно и не предлагает: на Севере предпочитают рыбу.
…В день приборки всё идёт по заведенному порядку. Нет, не всё. Девичьи помыслы занимает библиотека, вернее, предложение немца. По прошествии времени оно не кажется уж таким неприемлемым, по крайней мере, в отношении сочинений этой самой баронессы.
« Метод молитвы»- это не староотеческие предания, а всего лишь писанина какой-то католички. И почему бы не обсудить всё с потенциальным покупателем? Деньги были бы кстати.
Управившись по хозяйству, Светлана-Соломия выходит на Монастырку. Под ногами пружинят деревянные мостки. Весь её вид говорит:
« Не задавайте лишних вопросов, и мне не придётся врать».
И действительно, врать не приходится, потому что жиличка Беспоповцевых в этот момент в нерешительности топчется в подлеске - напротив монастыря. В струящемся свете лунного серпа всё преображается: и эти старые заборы, и новая крыша дома Анфисы Павловны, на которую, по словам бабушки, ушло двести листов шифера.
Из переливчато-серебристого сияния вырисовывается знакомый силуэт и тут же исчезает в лесистых складках речной кручи. Алины ноги несут её в сторону, где в сыром воздухе растворился этот любитель вечерних прогулок.
У щельи вспыхивает малиновый огонёк, доносится дразнящий ноздри аромат. Но что это за тётка движется туда, где стоит Эрик? Подол юбки полощется вокруг ног, шуршит по мокрой траве. Платок покрывает голову…
Мужчина тушит сигарету и делает шаг навстречу.
Они приступают к беседе без всяких предисловий. Как будто возобновляют прерванный диалог. Пространство между ними сжимается на глазах. Ещё чуть- танго можно танцевать.
О ревность! Ты как зубная боль в сердце…
Но Алька не в силах отвести глаз.
Мужчина пытается завладеть ладошкой своей визави. Та отстраняется… Он настаивает… И в конце концов ему удаётся коснуться пальчиков: так трудно противостоять мужским ладоням. Особенно в бинтах.
Что произошло дальше, осталось тайной.
Потому что Алькин каблук проваливается в рыхлую почву. Она машет руками, пытаясь сохранить равновесие, но стремительно заваливается на бок. Пальцы хватаются за ветки ивняка, но те вырываются. Алькино тело катится, оставляя на склоне едва заметный след.
* * *
В тот вечер Васёк не застаёт дома никого. Насчёт жилички всё ясно: караулит своего « МЧ». Но куда запропастилась сестрица?
Он бросает взгляд на старинные часы-ходики, потом поднимает крышку кастрюли, но ужинать в одиночестве не решается. Не заведено подобное у Беспоповцевых.
Мальчик подходит к этажерке, где лежит тетрадка с таракановскими легендами и перечитывает кренящиеся влево строчки. Сколько сестра билась с его неправильным наклоном букв! И разберёт ли его почерк отец Авель? Он собирается издать сборник, посвящённый 300-летию их села. Да, настоятель Свято-Ферапонтовского монастыря очень интересуется местной историей.Он даже на занятия их кружка "Юный краевед" частенько захаживает. Одно слово - культурный человек.
Во дворе лязгает собачья цепь.
«Соломка!»
Она входит в избу.
Не глядя на брата, а лишь бросив « Я мигом!», извлекает из буфета бутылочку с «елеем» - растительным масло, над которым прочитали специальную молитву.
« Узнала про меня и…!»- молнией проносится в мальчишечьей голове.
Имя Анки Палкиной ( «Не к ночи будь помянута!») в доме не произносится даже шёпотом.
Обмакнув палец в желтоватую жидкость, сестра выводит ею кресты на рамах и дверях. Одновременно читает «Отче наш». Защита от злых сил.
«Точняк! Донесли сплетницы, что я с ней разговаривал вчера...»
Сестра поднимается в вышку- светёлку. Её пробирает дрожь. Она, конечно, справится. Как и все её бабки и тётки.
Из окна видна река, которая невозмутимо несёт своё мощное тело к Белому морю. Её зрение способно различить мельчайшую деталь. К примеру,огонёк, ежевечерне появляющийся на берегу. Сейчас малиновые росчерки по воздуху замедляются. Вот он совершает плавный полёт над обрывом и гаснет. Курильщик разворачивается в сторону дома Беспоповцевых. На нём капюшон, но её хрусталик фокусирует утонувшее в нём лицо. Их взгляды встречаются. Светлана-Соломия задёргивает занавеску и отступает вглубь спальни.
Что там москвичка говорила про солнечный удар? Северянке не понять. Для неё это скорее удар электричеством. Но неужели этот озноб и есть любовь?
Светлана-Соломия спускается в столовую, где в одиночестве сидит Васёк.
-Пора спать, - буднично говорит она, стараясь не выдать волнения.- А где Аля?
- Гуляет где-то.-Голос брата тих и бесцветен. -Ужинать будем?
И только тут девушка вспоминает: брат-то некормлен! В порыве вины она касается белобрысой макушки- той, что справа. Макушек у брата две. Говорят, это добрый знак.
* * *
Лариса отбрасывает одеяло, накидывает халат, затем ветровку. Комары писклявой свитой устремляются следом. А она шкандыбает по Монастырке к бабе Махоньке. Та делает настоечку из одуванчиков. Лучшее средство от бессонницы. Однако на стук травница не отвечает.
«Не иначе в Доме почтенной старости!»
Так называется в Таракановке социальное учреждение, где старики могут подлечиться и развлечься.
С пустыми руками визитёрша идёт восвояси, но не домой, а к реке.
Где-то тоскливо «донькает» птица. Лариса останавливается у самой кручи. Десятки комаров сладострастно впиваются в кожу. Взгляд упирается в большой палец на ноге. А тот зажил собственной жизнью.
…Из-под ногтя вырастают две закруглённые проволоки. Тёмным окрасом они контрастируют с молочностью ногтевого ложа.
«Усики!»
Насекомое отличается от собратьев грязно-белым цветом, и его стекловидное тело со скрежетом выползает из пальца!
- Тараканы здесь не водятся!- кричит его обладательница.-Это святая земля. Здесь жил…
Нет, она не может вспомнить имя.
- То-то и оно-то!-пищит тварь.- Святой Ферапот мне известен. Хороший был мужик. А вот ты, бабонька…
И «оно» деловито ползёт по щиколотке. Лариса судорожно трясёт ступнёй. Но благодаря присоскам насекомое держится крепко.
- А-а-а!
-О-о-о!- отвечает эхо.
…Лариса открывает глаза. Мучнисто-серое небо заглядывает в спальню. «Это всего лишь сон».
Она набрасывает халатик и выскальзывает из избы. Маршрут прежний- к Северной Двине.
Тишину прореживают чавкающие звуки, точно кто-то ходит по болоту. Раздаётся робкий плач ребёнка, потерявшегося на гигантском вокзале. Узкие женские плечи зябко передёргиваются. Слышится чьё-то сопение. Кто это?
-Чур три раза! Не моя зараза!-шепчет Лариса.
Существо ползёт по размытому дождями обрыву. Шевелится потревоженный кустарник. Женщина оглядывается. Ни души. Деревня давно завалилась спать. И рыбаков не видать. Тем временем хнычущая фигурка уже приближается к кромке.
"Что делать? "
Лариса ступает вниз по песчаным выступам. Коричневые, вымазанные глиной пальцы устремляются навстречу. Женщина наклоняется и хватает их. Но они выскальзывают- тело беспомощно съезжает вниз.
Набухшие от дождя тучи склонились над берегом. Но порыв ветра проделывает в их завесе брешь. В него и пролезает стекловидное туловище таракана. Женщина бестолково машет руками, будто старается отогнать насекомое, но запутывается в жесткой, как наждачная бумага, траве. Потеряв опору, она катится вниз. Как ей кажется – в бездну.
* * *
После ужина брат и сестра расходятся по своим комнатам. Пора на боковую. А эта московская гулёна пусть развлекается. Не маленькая.
Дом погружается в тишину, которую не нарушают даже шажки Мурёнки. Кошка чем-то обеспокоена.
Мурёнка обходит комнату жилички, находит круглый домотканый половичок и укладывается на нём. Её огромные зрачки кажутся слишком большими для маленькой заострённой книзу мордочки. Она скашивает их в направлении окна, за которым разливается белая ночь, и где две фигурки беспомощно барахтаются в грязевом оползне.
* * *
С громким чавканьем Лариса вытягивает ногу из месива и машет собрату по несчастью:
-Давай вниз!
В ответ – молчаливый кивок.
Наконец, под ногами твёрдое основание.
-Ты ведь у Беспоповцевых квартируешь?
- А вы мама Хэппи?
Тучи над головой смыкаются. Бесхитростная, но мелодичная перекличка волн действует как снотворное. Лариса оглядывает кручу в поисках подходящего подъёма. Во время восхождения обе, экономя силы, молчат. И вот поросшее травой плато. Некоторое время они лежат, восстанавливая дыхание, но ночная зябкость не позволяет расслабиться.
-Вставай, а то простынешь! –командует Лариса.
Алька нехотя поднимается и смотрит на свои ноги. Кеды остались в глиняном месиве.
Они рысцой бегут к избам. А деревянные кони на крышах с недоумением следят, как облепленные грязью фигуры движутся по мосткам.
Вдруг Лариса застывает столбом:
- Лохушка! – она ударяет себя по лбу, отчего там появляется бурая отметина. - Надо в баню бежать!
«Московке»- без разницы: избавиться бы скорее от мокрой одежды!
Банька с готовностью принимает их в объятия. Первым делом бедолаги соскабливают с себя глину. Омывшись из чана-осталось от недавней стирки- натягивают сохнувшие в предбаннике халаты.
-Спасибо!- улыбается Алька, присаживаясь у печки-каменки. - Теперь я снова человек.
-А что ты на берегу делала?
- Гуляла…
- Одна?
-Я следила за… одной парочкой.
И девушка выкладывает всё, что с ней приключилось.
-Значит, тебе нравится Эрик…
-Я люблю его!
- Иностранец. Завидный жених.
- А какое это имеет значение?
-А то, что любая девка взасос мечтает о богатом муже!
-Но я тоже не на обочине себя нашла!-Алька повторяет выражение своей мачехи Эллы.
И в нём звучит вызов.
Лариса переводит стрелку:
-Знаешь, какая мне жуть привиделась… Там, на обрыве… Таракан! С кошку…
- Живой?
-Ну не дохлый же!
-Неудивительно. Здесь аура такая...
-Дело не в ней.
-А в чём?
-В контузии.
Альке требуется пауза, чтобы осмыслить услышанное. Лариса поясняет:
-Я, девонька, жизнью контуженная.
Альку знобит.
-Пойдём ко мне!- предлагает Лариса.
Воздух снаружи как будто застыл. Не шелохнутся и металлические махавки–флюгера на Анфисиной крыше - забава покойного Марка.
Босые Алькины ноги пощипывает.
-Далеко ещё?
-Рядышком!
Лариса отпирает щеколду. Полуночницы пробираются в избу, где выводит носотрубные рулады Маринка-Хэппи .
-Давай в зал!
Поименованное на городской манер помещение представляет собой комнату в три окна. Посередине –круглый стол с плюшевой скатертью, чей цвет за долгую службу стал из лазоревого лиловым. Усадив гостью на старенькую оттоманку, Лариска уходит, а возвращается с носками.
-На-ка! Согрей ноги. А то застудишься. С Севером шутки плохи.
Алька натягивает носки:
-Тёплые…
-Баба Анфиса вязала… Из шерсти козы Марты. Вредню-ю-ющая животина!
-Ого, «Лунная ночь на Днепре!»- кивает гостья на репродукцию над старенькой оттоманкой.
- Подарок Маринкиного отца...
… Пока готовится чай, девушка решает порасспрашивать о могиле в лесу. Но тут на пороге появляется фигура в белой хламиде с вздыбленными волосами.
-Доця, а мы вот тут цаёвничаем!-объявляет фигуре Лариса.
-Я тоже хочу.
Никогда ещё горячий чай не доставлял Альке такое наслаждение. Но, как говорят в Таракановке, в гостях хорошо есть и пить, а спать-дома.
-Мне пора.
-И то правда!- соглашается Лариса.-Соломка, небось, уж все жданки проела тебя ожидаючи!
- Гуд найт!-щебечет Маринка-Хэппи.
Статический заряд её кудрей уменьшился, и голова уже не выглядит устрашающе.
Гостья бросает прощальный взгляд на куиндживский Днепр. Почему-то здесь он производит на неё большее впечатление, чем в Третьяковке.
Над рекой - алая кромка зари. Её приветствует птичий хор.
Шпингалеты в горенке предусмотрительно открыты. Перевалившись через подоконник, квартирантка крадется к своему ложу- натянутая металлическая сетка принимает её округлившийся задок с недовольным скрежетом.
Некоторое время Алька сидит, уставившись перед собой, но боковое зрение сигналит: в горнице кто-то есть. Девушка оглядывается, потом опускается на коленки.
Под стулом этакой кошачьей Венерой возлежит Мурёнка. Но не одна. Рядом устроились… Один, два, три… Пять! Мамаша мечет настороженный взгляд.
Алька оглядывает присосавшиеся к Мурёнкиному животу комочки. Один такого же цвета, как диванчик в её московской спальне.
- Беж!-восхищённо шепчет девушка. – Назовём тебя Беж. Нет, лучше Бежар.
…Вернувшись в кровать, она вытягивает гудящие ноги. Даже нет сил снять носки из шерсти вредной козы Марты.
« Счастье –это страдание, которое устало».
Так говорила мама.
И той ночью Аля с ней соглашается.