Что страшнее: смерть дорогого любимого человека или расставание с ним, развод?
Смерть безвозвратна и бесчеловечно-жестока. Боль потери нестерпима, но если разлука происходит в результате смерти, то чувство, которое мы испытываем, более целостное. Ты любишь, тоскуешь, безумно скучаешь, и нужно принять, (о, как это сложно), что никогда больше не сможешь увидеться, прикоснуться, обнять…Жизнь ведь неизбежно конечна и страшно только то,что порой конечна внезапно и преждевременно.
А если ты понимаешь, что не смерть виной тому, что ты сейчас подыхаешь от боли!
Он сам, – САМ! Просто «принял такое решение». Самый родной, без которого ни жить, ни дышать?!...САМ! Да вы и не ссорились-то никогда?!
Он и сейчас не ссорится, а просто смотрит на тебя добрыми, внимательными, такима любимыми глазами и говорит, что «благодарен за все», что «в его жизни другой такой семьи никогда не будет, и ему есть, как говорится, что терять…и детей других не хочет». "У меня уже есть наши прекрасные дети" И вообще он к тебе очень хорошо относится! Поверь, "очень хорошо"!
Но это не имеет значения. Потому что ЕГО больше нет… И внутренний ураган, всё на своём пути сметающий, разрушая, выламывая, швыряет твои чувства по самой широкой амплитуде от громадной любви и тоски до беспредельной, зубы сводящей ненависти.
А потом опять всё твое существо, которое понимать-то ничего не хочет, а только воет и воет от своей потери, вдруг так сильно-сильно заскучает по самому близкому, по своему (тому, кого еще час назад считала только своим), по бесконечно родному. И как дышать, если от боли задохнулась, и мир весь сначала поплыл, а потом замер? Если сердце – его большая часть – не твое вовсе – оно его? Потому что ты не знаешь даже, кто же ты сама есть – и вся твоя сознательная жизнь – это все только о нём.
У Пастернака в «Живаго» в подобный момент непременно бушевала бы буря, снег беспощадно царапал бы лицо, и от холода сжимало бы в груди – природа в романе всегда созвучна страданию (в литературной душе Инги параллели из почти заученных произведений невольно всплывали сами собой). Но в её книге жизни был июнь: ни снега, ни даже дождя. И в такой вот погожий денек случилась Хиросима её любви, уютного гнёздышка, её судьбы. Случилось 11 сентября её прочного, как казалось, союза, её гордости за семью. Порой даже высокомерной гордости! Вот так, мол, смогла она семью создать идеальную, мужа такого выбрать замечательного, и даже думала, что сама его создала и вылепила?..И ошиблась.
Нет его больше, не твой! И эта мысль жуткой, удушающей, складывающей пополам болью отзывалась во всем ее теле с того самого дня, когда Андрей попытался Инге, растерянной,убитой, абсолютно ничего не понимающей, «ведь все же хорошо было», как-то своё решение объяснить…