Солнце жарило на полную. Июльская духота накрыла восточно-европейскую равнину. Над полями стоял скрежет насекомых, шелест злаков убаюкивал путника. Земля парила духотой, горизонт покрылся рябью знойного марева.
Нужно идти.
Но нужно было идти. Дорожная пыль толстым слоем покрыла его ношенные сапоги. Брюки, вероятно когда-то чистые и красивые, были изодраны, голый торс сильно обгорел уже несколько раз за последние недели, так что недавно еще белоснежная кожа стала коричневой, как у коренного обитателя деревни.
Идти. Главное не останавливаться.
На запястьях зажившие следы от веревок. На спине – почти зажившие следы от плетей. Голубые глаза ярко выделялись на загорелом и грязном худом уставшем лице.
Пару деревень еще и отдохну.
За поясом висел наган, в отличие от своего хозяина вычищенный и ухоженный. Остальной небогатый скраб лежал в обыкновенном мешке, который путник перекинул через плечо.
Эх, водицы бы. Ну может в ближайшей деревне дадут.
Из-за поворота показались черные избушки. Подходя к деревне, он уткнулся в сельский пруд, в котором крестьянские дети весело резвились, подставляя свои белобрысые мокрые волосы злому июльскому пеклу.
Путник спрятал пистолет в мешок, чтобы не испугать детей, зашел по щиколотку в воду и освежил водой лицо, шею, помыл торс.
Искупнуться бы.
"Дядь, а ты зачем писалет в мешок убрал? Дай погляжу!" – рядом стояла девчушка лет шести, с копной соломенных волос на голове, одетая в обыкновенную крестьянскую белую рубаху. Остальные дети с интересом наблюдали за неожиданным гостем.
"Нельзя тебе давать это, девочка, опасно. И смотри не говори никому про него, а то заругают. Ты чего со всеми не купаешься?"
"Мне матушка не велела без нее, говорила глыбоко тама, утонуть могу, маленькая я еще. Дяяяядь. А ты чего грязный такой? Да еще с писалетом. беглый шоли?"
"Беглый, девочка, беглый"
Ну а что, все равно в деревне догадаются сразу.
"Дядь, давай я за кадушкой сбегаю, и польем тебя чистой водицей, умоешься. А то ж грязный как хрюха!!"
Путник не ответил, а девочка уже бежала к избам. Он присел на берегу пруда. Подошедшие дети подошли и стали вплотную разглядывать его. Из толпы вышел один парнишка, постарше, такой же белобрысый, как и остальные, в мокрой белоснежной рубахе.
"Здравие тебе путник, со злом к нам пришел чи налегке?"
"Налегке, парень. Воды бы чистой из колодца, а то язык от жажды распух".
"Тихон, сбегай, принеси воды, крынку молока. И хлеба краюху отрежь, голоден видно гость наш".
"Спасибо тебе парень. Я тут искупнусь пока, не против?".
В ответ раздалось молчание десятка детских пар глаз. Теплая прудовая вода огнем обласкала измученное солнцем тело.
"Поганое солнце", - прошептал путник.
На берегу его ждала давешняя девочка с кадушкой чистой холодной воды, которой он с удовольствием облился. С грязью сошла усталость и тоска.
"Дядь, зачем на солнышко ругаешься? Ты вот радугу любишь?"
"Люблю, девочка".
"Так вот у нам по воскресеньям уездный учитель приезжал, он говорил шо без солнышка и радуги не будет. И ничего не будет, ни хлеба, ни курочек, ни Ваньки даже".
Парень, что постарше хмыкныл, наверно он и есть Ваня, догадался путник.
Он посмотрел на детей. На траве стояла крынка молока, краюха черного крестьянского хлеба и вареное куриное яйцо.
Не поскупились детки.
"Не объесть бы вас, ребята. А что, где взрослые то? На полях не видно никого".
"Да три седьмицы тому красные приходили. Так у них комиссар, чернявый такой. Говорит нашему старосте, собираем народную армию, будь добр выделить людей, иначе мы всех твоих баб с детишками перестреляем. Выделил и сам пошел. Потом петлюровцы проходили. Так же как ты спросили, куда народ весь подевался. Ну им по простоте нашей и ответили, что красные к себе в отряд забрали. Тут они всех мужиков оставшихся и удавили. Вон за тем домом похоронили. Матерей с собой взяли. А шо остались, поехали в город защиты искать. Так и не вернулись. Одни мы теперь".
Путник отложил хлеб и уставился на детей.
"Время сейчас такое, мальчик, не поймешь кто свой, у кого правды искать".
"А ты дядь, чей будешь? Белый чи красный? Убивать то не станешь? Они-то все единое, лишь бы воровать и убивать. Все видели, как ты пистолет-то прятал. Или тоже отряд собираешь? Кроме этих детей в деревне никого нет, можешь не искать".
Сам-то еще ребенок.
"Я в Крым путь держу. Там остатки моего полка. Офицер я. Не скажешь уже правда, да? На Дону в плен попал. Мучали, били, почему не убили - один Бог знает. Бежал. Вот иду теперь. Там пароходы стоят, людей из страны увозят. Вот туда и спешу."
"Да, все бегут", - ответил парень.
"Дяяядь. А куды ехать собрался то? Тут же земля наша, родная, она кормит нас. А там тебя кто кормить будет? Каждая земля своих любит, зачем ей чужие", - встряла в разговор девочка.
"Нет у меня своей земли больше, девочка. Нету."
Он открыл мешок, достал из него пару серебряных монет и протянул старшему.
"На. Скоро осень, запаситесь картошкой. Урожай соберите, сколько сможете. Намелите муки. Все прячьте! Девушки пускай хлеб пекут, видели же как взрослые это делают. Ягод соберите с грибами, засушите. Время голодное настает. Яичко это лучше младшим отдай. Следи за ними. на твоей совести они. Взрослые не вернуться больше. Пока по крайне мере".
"Дядь, может останешься?"
"Нет, парень. Поймают меня – в расход сразу пустят».
Путь лежит на Юг. Идти. Главное не останавливаться.
До своих еще дней пять ходу. А там на перекладных докинут. Дальше пароход, турецкий берег и новая жизнь. В банке парижском вклад есть, шифр помню. Доберусь и заживу.
А ведь помрут же…
От голода, от людей лихих, но не переживут они зиму.
Видел он уже это. Обернулся.
Дети стояли кучкой, сверкая на солнце своими светлыми головками, смотря ему вслед.
"Придумаем что-нибудь. Скажу на охоту ходил, когда бандиты напали и оставшихся в деревне перебили. Имя отца чьего-нибудь возьму. Им зиму пережить надо, а по весне и двинемся. До Одессы доберемся, там в Румынию. А там и в Париж. К нашим."
Думал путник, шагая обратно к детям и понимая, что уже никогда не покинет эту землю.
#литература
#современная проза
#литературное творчество
#художественный рассказ
#авторский рассказ
#современная литература
#гражданская война
#дети на войне