Война
Пришла пора, и призвали Петра в армию, по случаю начала Отечественной войны. Служил он в сухопутных войсках, воевал храбро и мужественно, да и случай на фронте напомнил ему о данном Богу обещании.
Война, сама по себе это шок, стресс и горе. Человек может сойти с ума, струсить, или наоборот сломаться в другую сторону, и не боясь смерти героически сражаться за Родину. Пётр смерти не боялся, но в первом бою понял, насколько близка она костлявая. Был человек, и нет. Рядом бежали солдаты, мужики с которыми вместе вшей кормил в окопах да баланду ели, а тут пуля дура сразила. Хорошо если сразу наповал, а то ведь взрывом снаряда отрывало ноги и руки. Валяется такой бедолага без ноги или руки, кровь брызжет во все стороны и орёт он так, что волосы на голове шевелятся. Бегут бойцы, огонь шквальный, пули свистят, крики, взрывы, можно умом тронуться. На войне молятся все, и те кто в Бога не верил. Так произошло и с Петром, только он-то веровал, да про обет свой Богу данный забыл. Тут и произошла в нём перемена. Видя весь этот ад на земле, понимал Пётр, как скоротечна жизнь в такой мясорубке. Молился он постоянно, твердил Иисусову молитву даже во сне, когда удавалось выкрасть пару часов для отдыха.
На второй год войны немцы применили химическое оружие, заставшее врасплох наши войска. После химической атаки на позициях началась паника. Люди стали задыхаться от хлора, слезились и вылезали наружу глаза. Это продолжалось несколько часов, которые действительно показались адом, тем, кто выжил в этом ужасе. Пётр получил сильнейшее отравление, ему удалось убежать из эпицентра заражения воздуха. Глаза у него слезились после этого всю жизнь, и постоянно чесалась кожа на руках и шее. Морально такой поворот в войне повлиял на многих солдат и офицеров, в том числе и на Петра. После госпиталя отправили его в запас по состоянию здоровья и наградили медалькой. Добирался солдат до дома на перекладных и большую часть пути прошёл пешком. Хорошо ему дышалось на свежем воздухе. Как же стал ценить жизнь отставной солдат, славя Бога за своё спасение и приходя мыслями к исполнению своего данного обета. Много времени было у него прийти к такому решению, много размышлений было о монашестве и дальнейшей жизни. Так и порешил Петр:
- Пока домой, повидаю родных да, отосплюсь, а там и в путь дорожку тронусь. Поеду в Киево-Печерскую Лавру, по святым местам пройдусь, отцов духоносных, повидаю. Коли есть воля Божья на сие решение, знать так тому и быть.
За пригорком показалось родное село и маковка с крестом на местной Церкви. Радостно зашагал Пётр подбадриваемый запахами родного края и видами знакомых улочек с причудливыми избушками.
Родня
Идя по родному селу, радовалось сердце Петра, что сохранил его Господь и дал возможность выбраться живым из жерлова войны. Увидит он через мгновение родных сердцу родителей, братьев, сестёр и дорогих друзей.
Цвела деревня, весна вступила в свои права, и нежно припекало солнышко. В какой-то мере расслабился Пётр и уже не помышлял о том, что вскоре предстоит покинуть отчий дом навсегда. Радость человеческая, временная, втягивает новоначальных, кои намереваются посвятить себя Богу.
Вот уже и плетень, его руками сделанный, показались и знакомые плодовые кустарники, яблоня в цвету, а из-за кустов вырисовывалась родная избушка. Первым кого он увидел, был Павел, братец сидевший верхом на коньке, пытался залатать прохудившуюся крышу. Вскинув кудрявую голову, он опять опустил её, но словно ужаленный пчелой, снова поднял и впился взглядом в того кто подходил к дому. Он чуть не упал с крыши, узнав в человеке одетого в серую шинель, отрастившего усы и бороду, родного брата.
- Мамань, маманя, - кричал Пашка, одновременно слезая с крыши дома, - Петька, живой! Маманя! - продолжал орать Пашка, и уже бежал со всех ног к брату.
Из дома послышались крики, визг детей, которые старались, кто вперёд, выбежать навстречу старшему брату.
Павел подбежал и бросился в объятья Петра.
- Живой, кучерявая голова, живой! Слава Богу! - приговаривал Пашка, то разглядывая, то обнимая помятого войной брата.
Подбежали и остальные. Дети один меньше другого, дёргали Петра за рукава и полы шинели. В сторонке, вытирая кончиком платка свои глаза, стояла мама, Марья Ильинична. Пётр снял с головы папаху, нежно обнял любимую маму и прошептал:
- Маманя, не плачьте! Живой же я, живой! Полно, полно Вам.
Пашка подвёл к Петру девушку с ребёнком на руках и радостно представил:
- Супруга моя, Марфа! Вот уже и чадо народили, окрестили Анатолием.
Пётр поклонился Марфе, а потом, улыбаясь, стал разглядывать лежащего на руках младенца.
- Хорош мужичок! Ой, хорош! - похвалил мальчика Пётр, и кинулся обнимать остальных сестёр и братьев.
Все гурьбой пошли в дом, а Пётр стал расспрашивать Пашку:
- Ну, как вы тут? Батя где?
- Да, что тут может измениться? Всё по-прежнему, - ответил Пашка. Отец, батрачить стал реже, здоровье говорит уже не то, что раньше. Так вот дома стал чаще бывать, то дрова мочалит, то овец пасёт.
-Ну, а ты то чем промышляешь?
- А я вот по дому, а когда и батрачить, тоже ухожу, - коротко ответил Пашка, и они вошли в дом.
Накрыли стол из того, чем Бог послал. Пётр вынул из мешка свой паёк, да разных подарков, что по дороге накупил на солдатское жалованье. Брату Пашке подарил свой портсигар с папиросами и прибавил:
- Держи, брат! Пусть у тебя будет на память обо мне, я то курить совсем бросил, а тебе, наверное, самый раз пригодится.
Привёз Пётр несколько кусочков сахара для ребятишек, чаю, и что самое важное, это пуховый платок для мамы. Платок ему удалось купить на барахолке, сразу после госпиталя.
Марья Ильинична покраснела как девица, расплылась в улыбке, а потом, накинув его на плечи заплакала, и прильнула к плечу старшего сына.
Сели они всей семьёй за стол, откушали, о том, о сём говорили. Вспоминали детство Петино, да отца добрым словом вспомнили. Но, глава семьи, как чувствовал, что говорят о нём, и что дома ждёт его радостная новость, не заставил себя долго ждать и уже поднимался на порог дома.
Радости Фёдора Романовича не было предела. От увиденного живого сына, пустился он в пляс, да так лихо, что дети стали водить вокруг него хоровод и дёргать за рубаху. Пётр и Фёдор Романович крепко обнялись и вышли на улицу для разговоров. Отец, чувствуя, что сын, о чём-то недоговаривает, начал первый:
- Ну, здравствуй сын! Надолго ты, Петя?
- Не знаю, батя! Как Бог даст! Отдохнуть хочу, в себя прийти, а там видно будет, - ответил Пётр и продолжил:
- Решил я, батя. Обещал Богу. Да и после того, что я видел на фронте и на себе испытал, жить в миру у меня нет ни малейшего желания. Да и обещал я, надо исполнить.
- Ну, ты сынок не спеши. Отдыхай, отсыпайся. Может крышу перекроем пока ты дома, а там, воля Божья, - вздохнул Фёдор Романович и перекрестил сына.
- Отец, не знаю, как с мамой поговорить, может, подготовишь её? - ласково попросил сын отца, и они вместе вошли в дом.
Всё было Петру знакомо, всё родное, как будто и не уходил никуда из дома, может, и не было этих военных действий. Не было смертей человеческих, и не ходила она костлявая рядом.
На следующий день пришли к Петру его дружки бывшие. Посидели они за столом, вспоминали юность, посмеялись, водки выпили, да песни пели, а как ушли, загрустил Пётр, закручинился. Тяжко ему стало от мысли, что покинет он дом родной, но совесть вопила душе его о данном обещании. Когда все уснули, уединился он для молитвы в сенях. Молился благодаря Богу за милости Его, за родителей, за братьев, сестёр и плакал о грехах своих, о мыслях приходящих к нему от врага рода человеческого.
Продолжение следует...
#православнаялитература, #кононарх, #дмитрийкузят, #новомученики, #русскаяцерковь,