Одной исключительно воображаемой девочке по женской линии передались длинные ресницы, ямочки на щеках и враждебное отношение к начертательной геометрии. Девочку звали Таня. Ее мама в юности хотела стать инженером и даже поступила в политехнический. Мечта разбилась о сборочный чертеж какого-то ужасного механизма. В хорошем настроении мама шутила, что на самом деле это была машина для перемалывания судеб. Но иногда мама многозначительно вздыхала и говорила, что с червячным редуктором можно было и справиться. Если бы не ребенок на руках, которому вздумалось страдать коликой. У самой Тани с черчением случилась не менее интересная история.
– У Тани Д. такая работа, будто в нее селедку заворачивали – громко сказала Валентина Федоровна, учительница по черчению. Она же «чертиха», она же «чертилка».
Двадцать семь измученных молчанием ртов дружно лопнули от смеха: потому что в этот раз не про них. И потому что получилось очень правдоподобно: у Тани мама торговала рыбой, все об этом знали. Сама Таня смеялась тоже. Она ничуть не обиделась: во-первых, ей нравились люди с образным мышлением. Во-вторых, Таня была устойчива к критике: ведь и дома доставалось не только печенье с мороженым, иногда просто – доставалось.
Но все-таки Тане захотелось, чтобы в следующий раз на черчении ее похвалили. Она решила готовить домашнее задание заранее. Правда, для этого нужно было еще найти подходящее место. Считалось, что у Тани есть собственная комната. Об этом зачем-то сообщали на всех торжественных собраниях с участием близких и дальних родственников, а также других не очень приятных людей. Но на самом деле Танина семья была небогатая, какая уж там собственная комната. Собственная – значило только, что там нужно убирать и сидеть тихо, если взрослые заняты. Собственный Танин стол почти сразу после покупки заставили рассадой. Бабушка объяснила, что вынужденно:
– Южная сторона – помидорчикам хорошо.
Осенью на столе появились склянки с вареньем и компотами, бережно укрытые одеялком от прямых солнечных лучей. Рядом крутилась и бабушка: по-старушечьи возилась с какими-то узелками, ворчала на разлучницу из бразильского сериала.
Таня в общем была не против: она уже почти любила сериалы. Но и к черчению у ней возникли особые чувства. Для этого серьезного занятия она нашла соответствующую укромную обстановку – в ванной.
После школы Таня раскладывалась на рыжем кафельном полу и начинала строить линии. Задание оказалось непростым, под звездочкой. Несколько дней ушло на правильное построение. Потом нужно было перенести чертеж на чистовик: ещё большая трудность. У Тани почти всегда были влажные ладошки, графит размазывался, оставляя неопрятные пятна. Но с помощью усердия и маминого фена Таня почти победила. В тот вечер она засыпала уставшей, и ей казалось, что за стенкой звонит телефон. А потом веселый мамин голос будто говорит про Рим, Карфаген и пунические войны. Таня только успела подумать, что она – Рим, и впала в забытье. А уже утром по журчащей в ванной воде стало ясно, что победа в битве – еще не победа в сражении. Конечно же, Таня оставила чертеж на рыжем кафельном полу. Конечно же, у них вторую неделю протекал кран. А мама все грозилась вызвать слесаря с зарплаты, но пока просто бегала после душа с тряпками. Оставался только день для реванша над черчением, но Таня использовала еще вечер и ночь. На этот раз, засыпая, она уже ни о чем не думала. Через пару часов бедолагу еле отодрали от постели и то, кажется, не всю: голова так осталась спать дома. В таком состоянии Таня принесла на урок свою выстраданную, но бессовестно красивую втулку. То, что она именно бессовестно красива, становилось понятно сразу, при одном взгляде на остальные втулки. Все они были уродинами и калеками по сравнению с Таниной. Учительница лихо расставляла тройки и двойки. Таня опять вспоминала что-то про Рим и терпеливо ждала своей очереди. Она была последней.
– Ну, что же, Татьяна, замечательно, образцовый чертеж – сказала Валентина Федоровна, – Неужели сама делала?
От растерянности Таня невнятно замямлила и тут же получила чистый лист А3 и карандаш со словами «ну тогда повтори». У Тани сильно вспотели ладошки.
Домой она вернулась в слезах и не знала, чего ждать. Мамино воспитание было стихийно-эмоциональными. По настроению там присутствовали и любовь,и наказания, и даже любовь за наказания и любовь в качестве наказания. Услышав рассказ про черчение, мама разволновалась. Попросила повторить. Таня заново разрыдалась. Мама настаивала:
– Неужели так и сказала, что врать дома научили?
– Так и сказала, и двойку поставила.
Мама стала чрезвычайно румяной и побежала звонить Ленке, Наташке и кому-то еще. Из соседней комнаты периодически доносилось:
– Представляешь, какая стерва ревнивая?
После разговора мама поливала цветы и улыбалась молочаю, как Мона Лиза. Потом кинулась к Танечке: гладить ее, целовать в щечки и называть «бедной девочкой». Наконец с мамой случилось уж совсем странная вещь. Она сказала:
– А давай, Таня, уберём все эти компоты и купим тебе компьютер. В следующем месяце. А сегодня - ведерко мороженого.
На этой фразе в углу подскочил дремавший кот, ударился о дверцу шкафа и тут же проснулся. У Тани моментально высохли слезы. Не от радости даже, скорее от неожиданности. В их семье деньги на ерунду справедливо тратились только в последнюю очередь. Сперва они уходили на действительно важных людей, например, на сантехника.
В тот вечер Таня поняла, что черчение – непостижимая наука. А мама посоветовала ей налегать на историю:
– У вас и учитель хороший, Александр Владимирович, я ему рыбу со скидкой продаю. Что вы там сейчас проходите? Пунические войны?