Продолжение. Начало ТУТ
Дима, а может ли любимая женщина повлиять на жизнь мужчины и в корне перевернуть ее?
Абсолютно. Марина -- женщина, с которой я живу с 1993 года, очень помогла и помогает выходить из самых сложных жизненных перипетий.
Когда вы впервые познали вкус любви?
Вы имеете в виду, когда я стал мужчиной? (Смеется). Давно, в классе десятом. В кино я пришел уже не девственником. А случилось все благодаря моему другу, который уже в восьмом классе гордился тем, что он знает, "как это бывает". Он предложил мне разбавить компанию своей девушки, подруга которой, как вы сами понимаете, предназначалась мне. Мы выпили, потом еще выпили... Я был очень скован и комплексовал, поэтому все получилось как-то быстро и убогонько. Не так я представлял себе первый ceксyaльный опыт. По сути я это сделал, чтобы подняться в своих глазах и понять, как происходит переход от юноши к мужчине. Я, можно сказать, заставил себя сделать это, о чем сегодня жалею.
Почему? Ведь это должно было когда-нибудь случиться?
Да, но не так ведь. После того случая я еще долго не мог получить удовлетворения от ceкcа.
Ваша фамилия не раз играла с вами злую шутку. А как сейчас?
Да, было пару раз. Когда встал вопрос о роли Пушкина в картине «Пушкин», какой-то чиновник от Госкино сказал, что как может актер с такой фамилией играть великого русского поэта? Он же памятник русской поэзии -- а тут какой-то парень с армянской фамилией.
А какие злые силы помешали вам сыграть в картине «Мы из джаза»?
В картину «Мы из джаза» меня действительно не взяли из-за фамилии. Хотя изначально я уже был утвержден на роль. Промежуточный режиссер хотел меня. Это был его первый фильм. На худсовете он предложил мою кандидатуру, но ее отклонили, припомнив историю с Пушкиным, и порекомендовали подыскать другого актера. А что такое рекомендация худсовета для начинающего режиссера? Это прямое указание, и, понятное дело, что идти против худсовета себе дороже. Вот он и не стал противиться и предложил Скляра, который, я считаю, сыграл прекрасно.
А в «Родню» вы тоже не попали из-за фамилии?
В «Родне» меня раздавил авторитет Никиты Михалкова. Я настолько зажался и впал в состояние ступора, когда увидел его, что не смог даже сказать что-то внятное.
И это вы, актер с именем, сдрейфили и не нашлись что сказать?
Представьте, да. У меня культ личности Булата Окуджавы, Никиты Михалкова, Андрея Макаревича. Это люди, перед которыми я преклоняюсь. До сих пор в разговоре с Макаревичем не могу перейти с ним на «ты», хотя он каждый раз об этом просит. Для меня он как был иконой с 15 лет, так и остался. То же самое и с Михалковым. На пробах фильма «Родня» я не сделал того, что мог, и показать, на что способен. Схематически задачу выполнил, без души, не вдохнул в нее куража, таланта и выразительности. Михалков понимал мое волнение и всячески пытался помочь. Потом возник Меньшиков, и он остановился на нем. Тогда, в «Родне», можно сказать, Никита Сергеевич определил судьбу Меньшикова как актера.
Как по-вашему, пик вашей популярности уже позади -- или еще впереди?
Судя по рейтингу прессы, пик моей популярности пришелся именно на это время, хотя сам я считаю, что он все же остался в 90-х годах, когда на экраны вышли «Гардемарины». Я человек везучий. Возможно, сейчас у меня нет больших, заметных ролей, как раньше, но невостребованным назвать себя тоже не могу.
Приступы звездной болезни у вас случались?
Нет. Бог миловал. Я самоед и сомневающийся человек. Самая большая трудность в моей профессии – оставаться адекватным, потому что когда тебя начинают возносить на пьедестал, крыша съезжает сразу. Я в кино пришел совершенно случайно. Не могу сказать, что у меня дар неземной. Я актер со средними способностями, зато невероятно везучий. Но я не то бревно, что плывет по течению. После фильма «Розыгрыш», когда ко мне пришел самый грандиозный успех -- и самый сильный эмоциональный шок, я сумел выдержать. Понимал, что это не только моя заслуга, что это некое стечение обстоятельств, не более того. Мне даже было неловко, что меня поднимают на пьедестал -- ведь на самом деле я не был этого достоин.
Не лукавите ли?
А какой смысл? Я всегда помню Пастернака, который говорил, что цель творчества – самоотдача, а не шумиха и успех. И это для меня постулат. Шумиха, успех и головокружение неизбежны в любой публичной профессии. Гордыня – самый страшный грех в актерской среде, ведь это люди, которые являются некими проводниками и воплощают и создают некие образы. Не самих себя, а других персонажей. Как только человек начинает отождествлять себя с персонажем и представлять себя тем героем, которого играет на сцене или на экране, то уже можно выписывать рецепт. Это большая опасность. Я не могу сказать, что никогда не испытывал подобных ощущений. Просто у меня не было глубоких и затяжных погружений в эту болезнь. Головокружение от успеха, конечно, было. Но я преодолевал его легко.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
"Любовный четырёхугольник Елены Блаватской"
Беседовал Рамазан Рамазанов, Москва
«Лилит» (с)