У одной девочки было несколько имен, и, чтобы не запутаться, стану называть ее просто девочкой. Многие ей завидовали. Ее мама работала в кулинарном магазинчике: несла домой все, что неловко предложить чужим людям. Девочка частенько получала заветренное пирожное. И получала за пирожное. Только уже от отца:
– Сколько повторять: пиррроженое, пиррроженое, ну в кого ты такая картавая? Все же нормальные в семье.
Папа закипал, словно борщ в кастрюле, и был таким же красным. Как-то он даже припугнул: будешь картавить – брошу.
Девочке не нравилось слово «брошу». В их доме оно хорошего не сулило. Раз в полгода отец бросал курить, и это было связано с летательными свойствами посуды. Мама говорила, что папа бросает слова на ветер. Он вспоминал, как 9 лет назад бросил спорт ради семьи и и каких-то ценных вещей.
В общем на всякий случай девочка забыла свое имя, пирожное и здороваться. Она больше не хотела быть принцессой в школьной постановке и попросила роль пня. Переубеждать ее не стали. Мама втайне даже обрадовалась: слишком хороша была старая штора для принцессиного платья. Учительница развела руками: что взять с интеллигентного человека, он не вмешивается в чужие дела.
– Вот только у нас закончились костюмы пней, – вздохнула учительница, – Но замечательный друг нашей школы и депутат подарил нам ростовые куклы!
Так в постановке про Алладина появился танцующий белый медведь, а у учителя – повод похвалить себя за педагогическую смекалку. Девочка в медвежьей шкуре чувствовала себя неплохо на всех школьных праздниках. Однако логопеда все-таки посещала.
Точнее это он забирал ее с уроков и уводил туда, где не бывало чудес. Девочка корчилась, вытаскивала язык, открывала рот. В итоге она все так же оставалась Мариной и все так же не желала ей быть.
Поэтому, когда в соседний дом переехал новенький голубоглазый мальчик, девочка подошла и сказала просто:
– Я Наташа.
Мальчик сначала не понял. А потом и сам захотел дружить:
– Наташа, зачем ты гуляешь под дождем? Ты дура что ли? – спросил он, и над девочкой распахнулся синий зонт с бэтменом.
Девочка любила дождь, ненавидела зонты, но под этим ей стало уютно. Она почувствовала, что внутри нее оживает маленькая фиалка. Через неделю там уже был целый фиалковый сад.
У нового соседа папа работал начальником кондитерского цеха. Поэтому вскоре мальчик принес на прогулку коробку пирожного. Девочка сделала вид, что в жизни ничего подобного не видела. На следующий день пирожных было вдвое больше.
Они ели вместе, пачкали руки и рты. Она смеялась и часто-часто называла мальчика по имени, потому что оно было замечательным. Его имя сначала растягивалось на губах в едва заметную улыбку. Затем шелестело по коже, как прохладное одеяло в темной комнате. И в конце расщеплялось на миллионы золотистых пылинок, какие видишь перед глазами за секунду до сна. Это имя нельзя было прокричать, как ни старайся. Его придумали, чтобы убаюкивать, шептать на ушко, ласково говорить. И она говорила. Целую осень, зиму и весну.
В то время они исследовали окрестные дворы на началие кладов, играли в «Форд Боярд» на стройках, по вечерам бегали к полосе отчуждения. Его по большей части интересовали грузовые составы. Ей нравился закат: казалось, он состоит из мёда и малинового варенья.
К весне ее совсем разочаровала школа. Она бросила театральный кружок и еле высиживала уроки. Математика была особенно невыносимой. Иногда в класс залетала какая-нибудь пчелка или оса и тут же начинала отчаянно биться в стёкла с воплями:
– Пожалуйста, только не это, выпустите!
Девочка незаметно приоткрывала окно, а однажды сама сбежала. Она слышала, что через дорогу открылся кабинет по покраске ногтей. Прием вела милая девушка – маникюрша со вчерашнего дня и глухонемая с рождения. Людям нравилось: они называли это скидками и везением. И девочке тоже захотелось попробовать: она бежала, перепрыгивая лужи, в курточке весело позвякивали шесть ее несъеденных обедов. Увидев мелочь, маникюрша жестом показала, что надо вдвое больше. Но девочка все правильно рассчитала: как раз хватало, чтобы при папе прятать в карман левую руку, при мальчике – правую.
– Мне только одну! – сказала она и смутилась.
И бог знает каким чудом, глухонемая поняла. Они вместе выбрали ярко-красный лак с блестками. Вот только мальчик его не увидел. В тот вечер он заболел и еще долго испытывал на себе прелести народной медицины. Ему лепили горчичники на грудь, выдавливали чеснок в ноздри и производили другие изощренные экзекуции для улучшения самочувствия. Он молил о пощаде и клялся не снимать шапку до середины июля.
А затем внезапно случилось лето. Девочку отвезли к бабушке в деревню. Когда она вернулась, мальчик уже был капитаном футбольной команды имени себя. Теперь он смотрел на окружающих свысока, а девочку вообще не замечал. Она находила множество увлекательных занятий у его подъезда, невзначай преследовала его в магазин и делала вид, что собирает ягоды на футбольном поле. Ничего не помогало. Как-то раз, когда он тренировался в гордом одиночестве, она снова прошла рядом, размахивая пустым ведром. И мальчик взорвался:
– Ну что ты ходишь за мной? Кто ты там: Марина или Наташа?
– Марина, – ответила девочка.
– Магггрррина, – передразнил он, – а еще вруша и картавая, как все говорят.
Следом раздался звук удара по мячу. Девочка смотрела, как он медленно летит над площадкой, планирует и потом лениво опускает потрепанное брюхо в лужу, выталкивая мелкие грязные брызги. Девочка успела разглядеть все капли вместе и каждую по отдельности. Так она поняла, что ее бросили.
С тех пор девочка с мальчиком перестали разговаривать.
Вскоре она с мамой переехала в другой район: это из-за папиной командировки, которая так никогда и не закончилась. Мама сказала, не надо расстраиваться: новая квартира хоть и значительно меньше, зато лес рядом.
После этого девочка с мальчиком перестали еще и видеться. Лишь изредка она представляла, как он стоит на футбольном поле и пинает старенький мяч. А он пинал и пинал, пока не прошло 23 года.
Он сам не заметил, как у него появились отчество, морщины на лбу, ипотека. Он был обычный среднестатистический мужчина. Опрятный, в чем-то даже привлекательный. Но лицо поистерлось, и память тоже – настолько, что не сразу узнал Марину. Как и она его.
Да, они встретились через много лет, но это были уже не мальчик и не девочка. Они шли по тусклому школьному коридору, вспоминали прошлое, рассказывали, как сложилась жизнь.
– Так ты, Марина, у моей дочери математику вести будешь?
– Получается, так: я веду с пятого по девятый класс.
– Не зря мы из той школы перевелись. Будешь моей иногда оценки завышать. По старой памяти, да?
Боковым зрением она заметила его подмигивание и неуклюжую улыбку. В ответ слегка приподняла уголки рта. Потом обсудили общих знакомых, цену на учебники и завуча. Из вежливости он предложил попить кофе в ближайшей забегаловке. Из вежливости согласилась, но как-нибудь в другой раз, сейчас мало времени. Они уже дошли до ее кабинета, и надо было прощаться. Он заметил поломанную ручку. Починил ударом кулака.
– Но это ненадолго, нужен инструмент.
– Нестрашно, хоть временно – ответила она, – трудовик выйдет с больничного, придет с инструментом.
Она уже почти скрылась за дверью своего математического царства, как вдруг он окликнул:
– Марина, подожди, – он говорил немного взволнованно, – Я же все время думаю, что с тобой не так, а сейчас понял: ты же не картавишь!
Пока она стояла в дверях, он рассказал, что у его младшей та же проблема. Сменили трёх логопедов – толку нет. Девчонку начинают дразнить, ей неприятно. Помоги, мол, открой секрет, как избавилась.
Она помолчала немного, подумала. Потом сказала:
– Знаешь, я сама. Просто пришла однажды домой, встала у зеркала и решила, что не уйду, пока не научусь выговаривать эту дурацкую «р». Спасибо тебе!
– За что?
– За то, что дверь починил.