Возле убежища стояла вязкая тишина. И еще ощущалось что-то странное, слабоуловимое, тревожное и пугающее. Что-то такое, с чем кот уже сталкивался за свою долгую жизнь, но каждый раз старался поскорее забыть. Словно след, тянущийся за уже случившимся. От чего шерсть на загривке сама собой поднималась дыбом, а хвост так и норовил опуститься вниз и спрятаться между лап.
Он остановился, выпустил, ставшую вдруг неподъемной, ношу и замер, прислушиваясь. Потом осторожно заглянул в убежище.
Кошка яростно вылизывала котенка, не замечая ничего вокруг. Она поворачивала его, чтобы достать со всех сторон, и что-то тихо шептала.
Кот подошел ближе.
- Нет, ты не уйдешь! Ты будешь жить свою жизнь, - бормотала кошка, продолжая свое дело, - ты мой, мой последний котенок! Не отпущу тебя!
- Остановись, - мягко тронул он ее лапой, - наш сын уже ушел.
- Нет, - громко мяукнула кошка и без сил опустилась рядом с малышом, - он не должен был. Это была его восьмая жизнь. И я ему ее не сохранила.
Кошка обернулась вокруг котенка, и частые слезы закапали у нее из глаз. Кот лег рядом:
- Это я не успел, - горестно ответил он, - я нес тепло, теплую подстилку и не успел…
Кошка подняла на него взгляд и была в нем та самая скорбь, что можно увидеть в глазах любой матери, потерявшей дитя. Кот молчал, да и можно ли найти слова в такой момент и нужны ли они? Без слов он протянул лапу, прижал к себе кошку, так и не отпустившую того, кто еще несколько минут назад был ее любимым котенком.
День сменился ночью, когда кот осторожно отстранился от горюющей матери:
- Надо искать другое убежище, - тихо проворил он, - я чувствую, что скоро мороз усилится.
Кошка посмотрела на него, не поднимая головы:
- Не знаю, у меня совсем нет сил. Я останусь. А ты иди! Тебя здесь больше ничто не держит, малыша нет.
- Глупая! – громко возмутился кот, вскакивая и гневно размахивая хвостом, - ты думала, я тебя брошу здесь?! Запомни, никогда, никогда я не предавал тех, кто мне доверился! И я не оставлю тебя, - уже тихо закончил он.
Кошка отстраненно выслушала его возмущение. Ей было все равно. Сил чтобы спорить или даже просто жить уже не осталось. Она хотела лишь уснуть и чтобы все закончилось. И эта боль от потери всех котят, и эта слабость, что не давала даже подняться, и это чувство голода, от которого все внутри скручивалось, и, главное, этот холод, который проник в каждую клеточку ее тела и сковал ее.
- Я не смогу идти, - тихим равнодушным голосом ответила она, - я даже встать не смогу. Да и куда идти? Почти все убежища закрыты, мы же с тобой уже искали. А те, что не закрыты – заняты.
Кот задумчиво почесал лапой ухо. Кошка была права, другого убежища у них пока не было, но и в этом оставаться было слишком холодно. Он посмотрел на выход и вдруг вспомнил про одежку, которую с таким трудом дотащил сюда. Выскочил на улицу, облегченно выдохнул, увидев, что она лежит там же, где он ее и бросил. Схватил зубами и попытался затащить внутрь, но за целый день ткань примерзла к снегу и не поддавалась.
С отчаянием и какой-то яростью кот стал рыть лапами снег, дергать ткань зубами, пытаясь вырвать ее из снежного плена. Он и не заметил слез, которые капали из его глаз во время этой схватки с зимней стихией. Наконец одежка поддалась. С трудом он затащил ее в убежище. Было удивительно, но за время сражения со снежным пленом весь снег, что ранее налип на ткань, оказался сброшен, и одежка действительно могла послужить теплой подстилкой.
Как мог лапами, зубами сделал он из нее что-то подобное гнезду. Лег туда, сначала было холодно, но постепенно почувствовалось, что подстилка становится теплее. Тогда он легонько тронул кошку, пытаясь разбудить, однако она не проснулась. Кот прикусил ее за ухо – не помогло. Она еле слышно дышала, но добудиться ее кот не мог.
С непонятно откуда взявшейся силой он схватил кошку за холку и перетащил на новую теплую подстилку и сам лег рядом , постаравшись обернуться вокруг нее, чтобы согреть своим теплом.