На целых два часа. И застала Аленку с мальчиком. В комнате. Да ещё и запертой за замок.
После нескольких нелепых попыток открыть дверь, а потом - решительного стука, Аленка-таки открыла дверь. Покрасневшая и опустившая глаза. Мама застыла на пороге, глядя за спину дочери. Мальчишка сидел на полу и приветливо улыбался.
«Боже милостивый», — подумала женщина и наклонилась к уху дочери.
— Дверь-то зачем запирать? — шёпотом спросила она.
— Так спокойнее, — так же шёпотом отозвалась Алёна и покосилась на дверь, дескать, не порть людям вечер.
Женщина кивнула и вышла, аккуратно прикрыла дверь, не до конца, конечно. Подростки, что с них взять. И сама была такой.
Сделала несколько шагов по коридору, оглянулась как раз в тот момент, когда дверь в комнату дочери с шумом закрылась.
— Сквозняк, будь он неладен, — выругалась женщина, но вернуться не посмела. Так и стояла в коридоре, не зная, куда себя деть.
— То есть, вообще что угодно? — спросила Аленка, усаживаясь рядом с мальчишкой на тёплый ковёр.
— Вообще, — закивал он. — Только рисовать надо во сне.
Алена недоверчиво сузила глаза.
— Шутишь?
— Какие уж тут шутки. Нарисуешь во сне то, чего хочешь, и оно сбудется.
Аленка вцепилась в ковёр ногтями, плакать хотелось до безумия, но перед мальчишками - нельзя. Подумает ещё, что она рыдает по любому поводу, как маленькая.
— Да это просто, — заверил ее мальчуган.
Просто? Ну конечно, кому-то, может, и просто. А ей, Аленке, сны в принципе не сняться. Никогда. Просто! Тоже мне.
На этот раз слёзы сдержать не получилось. Алена отвернулась и попыталась успокоиться. Шмыгнула носом, утёрла слёзы рукавом. Ну и ладно, пусть смотрит. Пусть дразнится. Пусть рассказывает всем, что она рева. Что уж теперь?
Но мальчишка молчал, как партизан. Аленка осторожно глянула на него из-под длинной челки. Сидит себе, даже не смотрит на неё. Какое облегчение! Затараторила вдруг как сумасшедшая.
— Я бы нарисовала папу. Мама говорит, что он исчез, когда мне было девять. Исчез и все! Не сбежал, не бросил нас, просто исчез, как какой-то колдун. А раз у него получилось так просто исчезнуть, значит, и появиться обратно получится. Однажды. Я долго об этом думала. Но он так и не появился. А теперь ты приходишь и говоришь, что стоит только его нарисовать…
«Не плакать! — рассердилась на себя Алена. — Только не плакать. Хватит уже».
Мальчишка чему-то улыбнулся и протянул ей свой карандаш. Кто-то беспощадно точил его ножом да так, что остался один только огрызок с длинным грифелем. Алена приняла дар и грустно смотрела на него.
— Это необычный карандаш, — сказал мальчуган.
«Конечно, необычный, — подумала Алена, — жизнь его потрепала».
Но вслух почему-то сказала совсем другое:
— Я чувствую.
И правда наощупь карандаш был странным. Да и какой-то уж слишком горячий. Не мог же он так нагреться в руках этого… Аленку передернуло. Она вдруг четко осознала, что понятия не имеет, кто это такой сидит перед ней. Как он вошел? Она сама его впустила? Или он влез через окно? Или… Или…
В раздумьях не заметила, как уже почти что нарисовала папу. И лист бумаги откуда-то взялся так вовремя. Не совсем, конечно, похож, но глаза раскосые, улыбка широкая, и уши чуточку торчат, как у неё. В целом, получилось неплохо. И какая разница, откуда взялся этот мальчишка, если он дал ей такой чудесный карандаш?
Алена подняла глаза и протянула карандаш владельцу. Потом грустно улыбнулась, вспомнила.
— Ты же сказал, что нужно рисовать во сне. Вот я глупая.
Мама вернулась с работы пораньше. На целых два часа. Ворвалась в комнату дочери и обнаружила, что Аленка спит прямо на ковре. Прилегла рядом, обняла дочь, задумалась.
«Надо же, вырубилась прямо в автобусе, — думала она. — Да ещё и сон такой снился реалистичный. Аленка и какой-то мальчишка, заперлись в комнате, бог знает, чем занимаются. Домой бежала, как безумная, проверять».
Расплылась в улыбке, прикрыла глаза.
Аленка проснулась в объятиях матери от звонка в дверь. Совсем не удивилась. Погладила маму по плечу:
— Пойдем встречать папу.