Остап Тимурович Балды-оглы.
Фантазии О.Т.Балды-оглы на тему «московских трофеев» Наполеона Бонапарта.
Всякое совпадение, с реальными историческими персонажами и событиями, является совершенно случайным и непреднамеренным.
**********************************************************************************
Один американский профессор-археолог утверждал, что, имей Америка столько схороненных под землей сокровищ, сколько их в Беларуси, то жила бы она еще в два раза богаче.
На справедливое возражение, что отыскать клад представляется не таким уж и простым делом, умудренный жизненным опытом американец усмехнулся:
«Главное, друг мой, не результат, а процесс. Тысячи людей готовы днями копаться в земле не ради сокровищ как таковых, а ради ощущения происходящего с ними невероятного приключения».
Следовательно, существует вполне серьезный спрос на кладоискательские туры, в рамках которых можно было бы организовать туристические маршруты, открыть сеть отелей и конторы по прокату поискового оборудования, наладить выпуск тематических брошюр и сувенирной продукции, которые были бы интересны многим тысячам гостей со всего мира.
***********************************************************************************
Глава_1. «Золотой» обоз Наполеона.
Что из себя представляла Москва во время наполеоновского нашествия в 1812 году красноречиво говорят слова знаменитого французского писателя Анри-Мари Бейля, творившего «жуткие вещи» под псевдонимом «Стендаль».
Русская столица привела 29-летнего Бейля в совершенный восторг. В одном своем письме от 16 октября он так описывал Москву до пожара:
__ «Этот город до сего времени не был знаком Европе. Между тем в нем было от шестисот до восьмисот дворцов, красота которых превосходит все, что знает Париж. Все было рассчитано на жизнь в величайшей неге. Блистательная и элегантная отделка домов, свежие краски, самая лучшая английская мебель, украшающая комнаты, изящные зеркала, прелестные кровати, диваны разнообразнейших форм. Нет комнат, в которых нельзя было бы расположиться четырьмя или пятью разнообразными способами, из которых каждый давал обитателю полное удобство и очаровательнейший уют, соединенные здесь с совершенным изяществом. Только моя счастливая и благословенная Италия давала мне такие впечатления своими старинными дворцами».
Без этого описания невозможно понять, какую архитектурную жемчужину истребил московский пожар 1812 года!
Сам Бейль поселился во дворце московского градоначальника Ростопчина.
Он был очарован обстановкой, но еще больше поразила его роскошная библиотека хозяина с весьма озорными пометками, сделанными по-французски на полях книг.
__ «Приходилось признать, что эти северные варвары гораздо образованнее многих и многих представителей просвещенной Франции».
После изгнания французов из Москвы, Ростопчин писал, что до нашествия французов у него в Москве было два дома, один сгорел дотла, а второй был разграблен французами и после них остались только голые стены.
Бейль занимал должность интенданта Великой армии. Когда пришло время покинуть Москву, он получил от высшего командования три миллиона фальшивых русских рублей и приказание во что бы то ни стало обеспечить отступление.
В письме от 10 ноября 1812 года он вспоминает:
__ «Всю дорогу от Москвы (до Смоленска) мы переносили дьявольские физические муки....
Мы строили себе маленький шалаш из сухих ветвей и зажигали костер. Я до сих пор дрожу от холода, и вы, конечно, замечаете это по моим каракулям. Вы не узнали бы нас, милая кузина, за исключением маршала, экипаж которого сохранился благодаря хорошим слугам и пятнадцати лошадям. Нас всех можно испугаться. Мы похожи на своих лакеев. Мы очень далеки от парижской элегантности.
Впрочем, от всех этих неприятностей страдают в армии преимущественно люди богатые. Солдатам живется хорошо, у них полные чашки бриллиантов и жемчуга. Это счастливая часть армии, а поскольку их большинство, то, значит, так и надо».
*********************************************************************************
В 1812 году в Москве было 267 работающих церквей, и почти все они были дочиста ограблены оккупантами, не говоря уже о домах знати и богатых купцов. О масштабах грабежа можно подробнее прочитать в книге А.Г. Косарева. «Клады Отечественной войны».
Более всех пострадал Успенский собор, хотя главные его святыни, Корсунские кресты и другие священные предметы — были своевременно отправлены вместе с патриаршей ризницей из Москвы в Вологду и Владимир, тем не менее в Успенском соборе осталось ещё очень много драгоценностей, главным образом ризы на иконах и тяжеловесные предметы обстановки. Общее количество икон в соборе было 375, все они были украшены серебряными и золотыми ризами и окладами с драгоценными камнями.
Для переплавки ободранного с икон золота и серебра, французы установили плавильный горн прямо посреди храма. На нём производили бруски драгоценных металлов весом в 15-20 фунтов и пережигали на металл облачения священников, с целью извлечения из них драгоценной отделки. Тут же работал и плотник, изготавливавший из икон ящики, для упаковки изделий и слитков из серебра и золота. Именно в этом соборе на одном из поддерживающих купол столпов была найдена надпись о том, что было переплавлено 325 пудов серебра и 18 пудов золота. Очевидно, что на переплавку попадали только те предметы, внешний вид которых был настолько испорчен, что они годились только на лом, хотя и драгоценный по своему составу.
Выражаясь современным языком, можно с полной уверенностью сказать, что в Москве происходил грандиозный грабёж в особо крупных размерах. Но вот что интересно, после такого беспримерного и масштабного преступления, со стороны царских властей, не было впоследствии возбуждено ни уголовного дела, ни проведено сколько-нибудь тщательного расследования. А ведь возможности у властей были колоссальные. В руках царского правительства было и множество пленных, начиная от генералов и до последнего обозника, письма, донесения, показания местных жителей и казаков, которые лично нападали на французские обозы, и т.д. и т.п. Однако ситуация складывалась таким образом, что более или менее масштабные поиски утраченного были начаты только в 1835 году.
То, как французы выходили из Москвы, прекрасно описал А.И. Михайловский-Данилевский в книге «Описание Отечественной войны в 1812 году».
__ «Неприятель выходил из столицы так торопливо, что многие генералы и офицеры не успели увезти с собой всех похищенных ими вещей, бумаг своих и планов. Число неприятельских войск, выступивших из Москвы, простиралось до 105 000 человек под ружьем.
Принимая в соображение с одной стороны этот счет, а с другой, что Наполеон вошел в Москву 2 Сентября со 110 000 и с тех пор, до 6 Октября, прибыло к нему свежих войск, отсталых, выздоровевших от ран после сражений под Смоленском и Бородином, всего, как полагают, 25 000 человек, выходит, что в шестинедельное пребывание в Москве лишился он 30 000 человек, погибших от пожара и болезней, взятых партизанами и убитых народом. При 105 000 вооруженных, выступавших из Москвы, было 605 пушек и многие тысячи нестроевых, принадлежавших к штабам, паркам, обозам, придворному штату, следовавших за армией ремесленников, маркитантов и иностранцев, живших в Москве и с семействами своими отправившихся вместе с неприятелем.
В пехоте заключалась главная сила Наполеона, но его конница, кроме 5000 гвардейской, находилась в великом изнурении, как равно и артиллерийские лошади. Вообще армия была лишена скорой движимости, по причине несметного количества обозов. Кто только мог, запасся в Москве и окрестностях экипажами, и в них садились даже простые солдаты, начинавшие не обращать внимания на приказания начальников.
На расстоянии более 50 верст тянулось в 4 ряда более 10 000 карет, колясок, дрожек, бричек, фур, телег, нагруженных продовольствием и награбленной добычей. Не поместившееся на повозках и экипажах было навьючено на кавалерийских лошадей, на зарядные и патронные ящики, наполняло ранцы пехотинцев, изгибавшихся под тяжестью своей ноши.
За армией ехала стая распутных женщин. Несколько подобных жертв разврата были найдены и полонены в Тарутинском деле. Выступавшая из Москвы Наполеонова армия похожа была на дикие племена Азии, после набега возвращающиеся на родину с похищенным имуществом враждебного края, разорив его сперва огнем и мечом. Наполеон не принял мер к уменьшению воинских тяжестей, почитая обозы необходимыми в обратном, нового рода походе, им предпринимаемом.
Неизвестно ему было, по каким дорогам поведёт его судьба из России, но он знал, что, где ни случилось бы ему идти, везде ожидала его большая или меньшая скудость в продовольствии, а потому, вместе с награбленной добычей, завалены были экипажи и повозки съестными припасами и фуражом, чтобы хотя на первых переходах кормить войска и лошадей.
Сверх того, пускаясь снова по необъятному пространству России, надобно было иметь средства, на чем перевозить раненых, больных, отсталых: покидать их на дороге значило предавать на жертву приближавшейся глубокой осени и мщению Русских, которому Наполеон имел перед глазами столь много кровавых примеров. Вот причины, заставившие Наполеона покориться необходимости и иметь такое количество тяжестей, какого никогда не бывало ни при одной армии».
************************************************************************************
Императорских обозов, изначально, было как минимум два. Первый императорский обоз передвигался под охраной «старой» гвардии во главе Главной армии Наполеона. Этот обоз перевозил имущество Главной квартиры Наполеона (Генерального штаба), состоял из пятидесяти специальных казначейских фургонов, перевозивших казну всей Великой армии и семидесяти грузовых фургонов, перевозивших имперскую канцелярию, мебель, палатки, запас провианта. За ними следовали сорок вьючных мулов со столовыми и кухонными принадлежностями и двадцать разнообразных карет и колясок.
На примере армейской казны, можно понять, каким образом французы организовывали перевозку ценностей и их учёт.
Расфасованные по бочонкам золотые двадцати и сорока франковые наполеондоры и серебряные монеты достоинством в 5 франков перевозили армейские кассиры в 50 капитально изготовленных, пронумерованных фургонах Генерального штаба, запряжённых четвёркой лошадей. Порядок их движения был определён специальным приказом Наполеона. Каждая повозка, имеющая больший номер, была обязана двигаться вслед за повозкой с меньшим номером и иным повозкам было категорически запрещено вклиниваться между ними. Только так следовало поступать возницам, и никак не иначе. В финансовых вопросах, как нигде, должен был поддерживаться образцовый порядок, контроль и учёт.
Фактически в составе экспедиционных войск двигался госбанк на колёсах. Это было, во-первых, жалованье солдат, офицеров и генералов всей громадной армии Наполеона, вывезенное в начале кампании из Франции и рассчитано было на полмиллиона человек, во-вторых, наградные деньги, и в-третьих, монетарная часть захваченных в процессе войны трофеев.
Кроме того, платёжные средства, в монетарном виде, предназначались для обеспечения прочих войсковых потребностей, как-то: наём жилья, ремонт подвижного состава, покупку фуража для бесчисленных лошадиных табунов, организацию лечения раненых и т.д. Но в силу стечения всем известных трагических обстоятельств и значительных людских потерь, подавляющая, масса этих денег в первопрестольной столице России роздана по назначению не была. И при отступлении Наполеона из дымящейся Москвы все банковские фургоны, единой колонной, не допуская в свои ряды прочие экипажи, потянулись к западным границам Российской Империи.
Второй императорский обоз с «московскими трофеями» был сформирован в Кремле специальными трофейными командами, в условиях строжайшей секретности. Кремлёвские дворцы и храмы, по своему богатству не шли ни в какое сравнение с остальной Москвой, которую грабили подданные Наполеона и именно это обстоятельство объясняет его особую ценность.
Наполеон в московском Кремле ждал от российского императора Александра I ответ на своё предложение о мире, но Александр молчал. Тогда французы заключили очень странное перемирие с Кутузовым, который использовал его для усиления своей армии. Перемирие касалось только фронта противостоящих друг другу армий, но не касалось флангов и тылов.
«Поход в Россию» — сочинение графа Филиппа-Поль. де Сегюра, адъютанта императора Наполеона I:
__ Итак, война была везде: перед нашими флангами, позади нас. Армия ослабевала. Неприятель становился с каждым днем все более смелым и предприимчивым. Это завоевание постигла такая же участь, как и многие другие: все, что раньше было завоевано сразу, постепенно утрачивалось.
Мюрат наконец встревожился. Он видел, что в этих ежедневных стычках тает остаток его кавалерии. На аванпостах, во время встреч с нашими офицерами, русские офицеры, говорили о несчастьях, которые ожидают нас. Разве это не должно было указать нам, что к ним со всех сторон прибывает многочисленная кавалерия, в то время как наша убывает? А постоянный шум выстрелов внутри боевой линии русских, разве он не возвещал нам, что множество новобранцев упражняются там под защитой перемирия?
Император знал об этом, но старался игнорировать эти предостережения, не желая, чтобы они поколебали его решение. Беспокойство, которое он почувствовал, выражалось гневными приказаниями.
Тогда-то он и велел обобрать церкви в Кремле и взять оттуда все, что могло бы служить трофеем для его Великой армии.
__ Эти предметы, обреченные на гибель самими русскими -- говорил он, --принадлежат теперь победителям, на основании двойного права, предоставленного им победой и в особенности пожаром!
Пришлось употребить очень большие усилия, чтобы снять с колокольни Ивана Великого гигантский крест. Император хотел украсить им в Париже Дом инвалидов….
Уверен, что в Кремле трофейные команды наполняли повозки ценностями по определённой системе, во главе обоза шли наиболее ценные, а к хвосту обоза их ценность постепенно убывала и последние были нагружены предметами, которыми можно было в крайнем случае и пожертвовать. По идее они должны были доставаться в качестве трофеев как русским преследователям, так и французским мародёрам, в зависимости от исхода неизбежных боевых стычек по дороге из Москвы и были нагружены мелкими ценностями, которые удобно распихивать по карманам, мешкам и ранцам. Своеобразная наживка для мародёров, на которых можно будет в последствии списать исчезновение всех без исключения сокровищ. Подобная организация обоза себя оправдала в дальнейшем, и тому есть множество свидетельств, как казаки отбивали повозки из хвоста обоза, и находили там только мелкое церковное серебро.
На вопрос Наполеону, куда подевались ценности, захваченные им в Московском Кремле, он отвечал, что был ограблен собственными солдатами во время хаоса отступления. Но подобное развитие событий он вполне мог предвидеть, находясь ещё в Кремле, наблюдая моральное разложение своей армии, активность казаков и партизан в окрестностях Москвы и предпринять соответствующие меры, сформировав обоз как для своих нужд, так и для частичного разграбления во время длинной, изобилующей опасностями дороги и имитации захоронения ценностей в других местах, в дали от основного, в случае невозможности двигаться дальше.
Об понимании какие опасности могут подстерегать обоз по пути из России говорит и численность охраны при выходе из Москвы, четыре полка кавалерии и два батальона пехоты с восемью орудиями.
О «московских трофеях» словами Армана де Коленкура, в книге – «Наполеон глазами генерала и дипломата»:
__ «В конце сентября Он хотел во всяком случае отметить в Париже свое пребывание в Москве какими-нибудь трофеями и осведомился, какие предметы можно было бы, по его выражению, послать во Францию на память об успехах нашего оружия.
продолжение следует