В 1925 году в Одессе Николай Константинович познакомился с замечательной, интереснейшей певицей Фатьмой Мухтаровой. Она была примечательной фигурой на оперных сценах СССР в предвоенное время, о ней до сих пор известно очень мало, но бесспорно одно – это ярчайшая певица и актриса своего времени. Во многом это имя – загадка и по сей день.
С Печковским Фатьма Мухтарова выступала в роли Кармен, петь с ней Николай Константинович очень любил, как партнеры, они прекрасно понимали и дополняли друг друга. Мухтарова была певицей огромного темперамента, обладала великолепным голосом, потрясающим сценическим обаянием. Печковский называл созданный ею образ Кармен «монолитом». Работа с ней заставила Николая Константиновича, как признавался он сам, во многом пересмотреть свои собственные творческие возможности, обрести новые краски и в вокальном образе Хозе, и в сценическом.
Он интересно построил систему взаимоотношений со своей партнершей по сцене – ничего не придумывать специально, не анализировать свои и ее поступки, не создавать никаких специальных умозрительных схем, а все подчинить голосу сердца. Я – Хозе, она – Кармен, и пусть будет, что будет! В первом действии он, простой деревенский парень, под воздействием жгучих, пронзительных, неотступных черных глаз Мухтаровой почувствовал застенчивость. Наглая цыганка даже пробудила в нем обиду – она откровенно смеялась над ним! Как мог реагировать наивный простой солдат? Конечно, грубостью – и музыка Бизе, и драма Мериме целиком и полностью на его стороне!
Мухтарова так сверлила его глазами, когда говорила о том, что брошенный ею цветок заколдован, что Коля Печковский верил! Сильная, пламенная натура Мухтаровой безраздельно царила на сцене в первом акте. «Николай Константинович, так что же Вас не видно и не слышно в начале оперы, Мухтарова все внимание оттягивает на себя?» – говорили ему доброжелатели. «Ни Мериме, ни Бизе не дают мне возможности быть здесь заметным», – совершенно справедливо отвечал он им, а много позже писал: «И в течение всего первого акта мне была приятна власть Мухтаровой надо мной. Когда я выступал с другими исполнительницами партии Кармен, во мне были эмоции другого порядка, чувства, не выраставшие до таких больших масштабов».
Доходило до откровенно натуралистических сцен – страсти разыгрывались не на шутку!
Из-за Кармен в сцене с Микаэлой Хозе выходит из себя! Микаэла разыскивает пропавшего Хозе, которого давно и безответно любит, чтобы позвать его в деревню – его мать при смерти. «Иди за ней, тебе не место здесь», – смеясь, издевается над ним Кармен. Хозе приходит в ярость, в этом месте Печковский хватал Мухтарову за волосы и швырял к своим ногам. Тщательно построенная и отрепетированная, эта сцена производила потрясающее впечатление!
В опере «Кармен» артист пел и с другими именитыми партнершами. Большое впечатление на него произвела наша бывшая соотечественница Мария Самойловна Давыдова. Весной 1925 года Мария Самойловна приехала в Советскую Россию и выступила на сцене Большого театра в Москве в своей коронной роли – Кармен. Год спустя большой успех и восторженные отклики в прессе сопутствовали ее выступлениям в Ленинграде. В этот свой приезд она, кроме выступлений на оперной сцене, исполнила в Театре музыкальной комедии партии в опереттах «Сильва» и «Мадемуазель Нитуш».
Давыдова пела с Печковским незадолго до его знакомства с Мухтаровой. Что интересно, певец потом писал, что образ Кармен, созданный Давыдовой, во многом был схож с Кармен-Мухтаровой.
Пел артист и с Надеждой Андреевной Обуховой. Вот его впечатления:
Певшая долгое время (в ранней молодости) за границей и постигшая все чудеса вокальной техники, Обухова была единственной певицей, исполнявшей в третьем акте гадание таким звуком, в котором чувствовался рок. Считаю, что это была кульминация образа Кармен в ее исполнении.
А вот что пишет еще одна Кармен, известная ленинградская певица Надежда Львовна Вельтер:
Вспоминается казус, который произошел у нас на одном из спектаклей, когда шла опера «Кармен». В горах, во время драки Хозе с тореадором, я решила остановить их, на что давала мне основание моя реплика: «Постой, постой, Хозе!» С этими словами я бросилась между ними … Печковский – Хозе, будучи в азарте, темпераментно (по нечаянности) ударил меня ножом, причем попал в лоб (точнее, в надбровие). Этот удар, конечно, не предназначался мне, и Николай Константинович, испугавшись, вскрикнул громко: «Сумасшедшая, разве так можно!»
После спектакля за кулисами у нас произошло объяснение, во время которого каждый утверждал, что он живет на сцене, как в жизни (я тоже была очень темпераментной). Николай Константинович, однако, сказал в заключение: «Но я бы мог тебя зарезать!!!»
В 1920-30-х годах «железный занавес» еще не опустился над Страной Советов, с гастролями к нам приезжали не только именитые западные дирижеры и музыканты, но даже и недавние солисты Императорских театров, наши бывшие соотечественники, служившие украшением европейских и американских оперных сцен.
Так в этот период в Ленинград на гастроли приезжала звезда мировой оперной сцены Лидия Яковлевна Липковская. Обладательница легкого сопрано, она была одной из красивейших женщин своего времени, среди ее многочисленных поклонников был великий русский писатель А. И. Куприн, который посвятил ей свои стихи. Липковская приезжала для того, чтобы спеть партию Виолетты в опере Дж. Верди «Травиата», ее Альфредом в тот вечер был Н. К. Печковский.
Опера Дж. Верди «Бал-маскарад» в Ленинграде ставилась в 1930 году специально к приезду английского дирижера Альберта Коутса. Коутс и Печковский с первой встречи очень понравились друг другу. Под руководством западноевропейской звезды певец выступил в «Кармен» и «Бал-маскараде». Из Ленинграда Коутс отправлялся в Москву дирижировать «Хованщиной» М. П. Мусоргского в Большом театре. Не ставя никого в известность в столице, дирижер предложил Николаю Константиновичу спеть с ним партию князя Голицына. Видимо, Коутс имел возможность в данном случае диктовать свои условия. Партии этой певец не знал, но соблазн был велик! Срок для подготовки был минимальный – одна неделя. И вот в течение семи дней Печковский регулярно ходил на занятия к Коутсу в гостиницу.
В тот вечер на «Хованщину» в Большой театр пришли именитые гости – члены правительства. Выдающийся музыкант, Альберт Коутс, таким образом подготовил партию с Николаем Константиновичем и так вел оркестр на спектакле, что партия Голицына обратила на себя всеобщее внимание – и публики, и коллег-музыкантов на сцене. Такого эффекта не ожидал даже сам исполнитель роли. Марфу пела Надежда Андреевна Обухова, а Досифея – выдающийся русский бас Василий Родионович Петров.
После оглушительного успеха спектакля Коутс потащил Печковского в правительственную комнату – там предполагалось чаепитие. В присутствии М. М. Литвинова, М. Н. Тухачевского, их жен, а также представителя министерства иностранных дел Зорина, Альберт Коутс рассыпался в похвалах Печковскому, он сказал, что за всю свою карьеру такого Голицына он никогда не слышал и не видел, что это, безусловно, лучшая роль выдающегося ленинградского тенора. Речь западного маэстро очень понравилась присутствующим и была выслушана с благосклонным вниманием.
С того самого момента партия князя Голицына вошла в рабочий репертуар Николая Константиновича.
Коутс в дальнейшем в каждый свой приезд в СССР настаивал на том, чтобы в любом его спектакле непременно принимал участие Печковский.
Выдающийся немецкий дирижер Бруно Вальтер приезжал к нам в страну дирижировать «Пиковой дамой».
Его приезд был большим событием и праздником, а исполнение партитуры «Пиковой дамы» навсегда запало мне в душу и оставило неизгладимый след,
- вспоминал позже Николай Константинович. Вальтер был специалистом по творчеству Чайковского, досконально знал музыку композитора и эпоху действия оперы, чем приятно удивил советских музыкантов. С первой встречи Печковский и Вальтер отметили потрясающее сходство своих позиций в трактовке образа Германа. Поразительно, но высказав ряд ценных замечаний, немецкий дирижер помог нашему артисту глубже и полнее понять именно музыкальный рисунок партии Германа.
Бруно Вальтер и Печковский провели совместно три спектакля, после чего гастролер публично дал чрезвычайно высокую оценку искусству советского коллеги.
Немецкий дирижер Ханс Кнаппертсбуш руководил симфоническим концертом, в котором Николай Константинович пел Лоэнгрина, греческий дирижер Димитриос Митропулос в своем симфоническом концерте тоже задействовал Печковского – он пел арии из «Пиковой дамы» и романсы П. И. Чайковского.
В «Кармен» певец выступал под руководством не только Альберта Коутса, но и австрийского дирижера Эриха Кляйбера. Вот здесь точная немецкая пунктуальность гастролера и широкая русская душа исполнителя вошли в противоречие друг с другом, но разногласия удалось преодолеть. Даже в этом случае сотрудничество с известным музыкантом было интересным и поучительным для Николая Константиновича.