Я. Кто придумал этот мир?
ПОРФИРЬЕВИЧ. Во все времена, когда, сливаясь с машиной, душа соединялась с Богом, она сообщал мозгу сведения о каждом жителе Вселенной.
Я. А попроще выразить свою мысль?
ПОРФИРЬЕВИЧ. Как устроен этот мир? Ни в одном из языков не существует никаких понятий. Ни в одном. То же можно сказать и о душе. Её, если говорить о предмете в настоящем времени, не существует в принципе.
Я. Философичненько. Попробуй напиши научный трактат.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Не напишу ... Да и кому он нужен, такой трактат? Нельзя иметь одно представление о мире. Один, два, три...
Я. Четыре, пять, шесть ...
ПОРФИРЬЕВИЧ. Невозможно. Невозможно. Как понять? Я пытался, думал, думал - ничего не получилось.
Я. Ты умеешь думать? Это сюрприз для меня.
ПОРФИРЬЕВИЧ. - Знаешь, приятель, - сказал я однажды Володе, - ты думаешь об устройстве мира не хуже, чем я.
Я. Кто такой Володя? И зачем он сбрил усы?
ПОРФИРЬЕВИЧ. Какие усы? Это же Володя! Какая-то высшая сила манипулирует нашим восприятием. О чем нам говорят наши чувства? О том, что мир круглый. Или квадратный. Или это одно и то же?
Я. Одно и то же. Не сомневайся.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Но в чем смысл такой вот манипуляции? Я не могу придумать никакого объяснения. Разве что это какое-то чувство.
Я. Чувство или ощущение?
ПОРФИРЬЕВИЧ. Которое возникает в душе, когда мы что-то постигаем. Которое прорывается из непознаваемого.
Я. Для тебя - всё непознаваемое.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Ты сам по себе испытываешь это непознаваемое. Разве не так? Я не сказал, что мне это нравится. Вовсе нет. И я не пытался открыть источник непознаваемого. Я, даже, наоборот, как мог, прятал его. Не говори мне о боли. О да, это - острая боль, и приятная одновременно. Но она прошла. И тебе нет смысла врать, что не прошла.
Я. Продолжаем разговор.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Ты говоришь: у этого чувства есть лицо. И что ты будешь делать с этим лицом? Даже не знаю. Ведь перед тобой только иллюзия этого лица. Что еще ты скажешь? Какая у него была жизнь? О, это была большая ложь!
Я. Говори Москва! Разговаривай Россия!
ПОРФИРЬЕВИЧ. Вся страна говорила эти слова. А как еще могла говорить страна? Говорить так, как хотела, на самом деле. Но ты сказал...
Я. Я - молчу.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Но я вообще не хочу об этом говорить. Не хочу вспоминать о том, что не переживаю. Такое переживание, наверно, вовсе и не нужно для жизни. Даже наоборот. Это лишнее свидетельство того, что переживаний и так хватает с лихвой. Не надо пытать меня своей болью.
Я. А какие таблетки Вы все же порекомендуете нашим читателям?
ПОРФИРЬЕВИЧ. Какие это таблетки? Во всех человеческих лечебниках указаны разные. Те, которые помогают создавать новое и смотреть на мир другими глазами. В основном это нитроглицерин. Правда, есть интересный препарат - " Эликсир жизни". Что это такое? Это что-то типа плацебо. В таблетках часто бывают какие-то окаменевшие семена, которые можно вырастить в домашних условиях. Вот и хорошо. Где Вы выросли? В небольшом областном городке. Меня туда привезли в детский дом. Я, можно сказать, вырос там. А кто Ваш любимый писатель? Жюль Верн. Можно сказать, что я люблю его.
Я. Мой любимый писатель - Роман Уроборос.
ПОРФИРЬЕВИЧ. И потом, почему, кстати, не "Уэллс"? Я люблю не выдуманные, а просто чужие миры. Я даже думаю, что не знаю, что такое настоящее. Но мне трудно об этом говорить. Тем более с такими грустными, тихими глазами.
Я. Мне кажется, что Вам пора отправляться в Ваше небытие.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Нет, пожалуйста, не надо. Зачем Вы меня отправляете? Я не занимаюсь противозаконными деяниями. Если я здесь, значит, я Ваш. Если я не могу быть с Вами, значит, я никогда Вас не видел.
Я. Стоп-машина.
ПОРФИРЬЕВИЧ. Что же делать? Какое-то мгновение я еще могу удержать Вас. Мне страшно, но я могу! На всякий случай, вот мои руки...