Станут частью машины наши мысли и тело.
Избегая отказов, в небе тоже есть АД.
Облака как лавины. Обойти можем смело.
Но не строчку приказа. Нет дороги назад.
Настоящая учеба только начиналась. Изучение авиатехники, аэродинамики и всех остальных предметов шло с ускорением. Самолет ТУ-124 был таким же летающим «классом». Оборудование самое современное в Армии. Особенностью были полеты в основном выше облаков. Землю почти не видно. Высота в несколько километров приучала надеяться только на приборы. Помимо выученной теории бомбометания, основным стало изучение ракет по наземным целям. Самих ракет мы и в глаза не видели. Но на стендах в классе художники маслом, как на картинах, рисовали пульты управления и все электрические схемы. От сотен цветных линий рябило в глазах. На самоподготовках давно уже никто не спал. Мы указками водили по рисункам, читая инструкции.
Выяснилось, что третий курс самый сложный и тяжелый. На четвертом уже должно стать полегче в связи с большим количеством полетов. Тем не менее мы успевали ходить по нарядам, в строгой очередности. Иногда нам присылали билеты в оперный театр шефы. В этих посещениях был двойной смысл. И театр заполнялся полностью и мы приобщались к культуре. КВНы продолжали выигрывать. Художественная самодеятельность выявляла очередные таланты.
Соревнования давали возможность повышать спортивные разряды. В нашей роте, благодаря Крюкову, уже десятки курсантов имели первые разряды по лыжам. Мы побеждали других и по силовой гимнастике, так как и в этом виде спорта появились свои чемпионы.
Один из них Миша Подрезов за три года стал настоящим Геркулесом. Как то в шутку я предложил ему «кинуть на пальцах» кто кого тащит на своем горбу на второй этаж. Выпало ему. Я взобрался на его спину и под смех друзей проехал до своей кровати. На второй день, перед обедом, он остановил меня.
- Кидаем. Кто кого сегодня тащит.
Выпало ему вновь тащить меня. Каждый день в течении недели он останавливал меня у подъезда. Мы кидали «на пальцах». Мне везло. Друзья стали беспокоится.
- Ну а если выпадет тащить тебе, ты же надорвешься. Он весит больше ста килограмм.
В субботу я отказался рисковать.
- Миша, мне уже стыдно «перед людями». Я не буду.
- Нет будешь. Я тебя специально раздавлю, чтобы другим неповадно было
- Не буду и все. Это дело добровольное. Я же тебя не заставлял кидать жребий.
- Будешь, я говорю. Убью гада. Целую неделю на мне катался. Кидай тебе говорят.
- Ни за что. Что хочешь делай. Хоть плачь. Хоть убей.
Разочарованный товарищ отошел и целую неделю со мной не разговаривал. А я опять постарался объяснить себе свои действия. Может быть постоянные стрессы обострили мое восприятие мира? Но я стал чувствовать опасность заранее. Она проявлялась в виде неожиданного беспокойства. Без никаких внешних признаков. Просто надо было в эту минуту уметь слышать себя.
Еще одна способность меня удивляла. Отвечая урок преподавателю, который отлично знает материал, я как бы читал его мысли. А если спрашивающий проверял меня по книге, начинал путаться. Поэтому все обучающие разделились на две группы. Одним я отвечал безупречно. У других считался слабым. Командир роты перестал мне смотреть в глаза , разговаривая со мной. Я прекрасно знал, что он скажет сейчас не дословно , а будет ругаться или нет. Я видел в его глазах все. Беспокойство, гнев и даже панику. Хвалиться этим даже друзьям не стал. Итак мне, как заявил один курсант, можно верить процентов на тридцать. Не более.
Очередная комиссия Уральского военного округа обнаружила новую крамолу в наших рядах. Проверяя тумбочки курсантов они обнаружили радиолампы, реле, переключатели, гражданский костюм и…. женские трусы. Все получили очередные сутки гауптвахты на ближайший выходной. Меня в списке не было. Начальник «острога» обрадовался. Дело в том, что он имел право добавить трое суток ареста за плохую работу. Дав заведомо невыполнимую работу, сам удалился к себе в кабинет. Курсанты целый день работали и установили двести метров забора от КПП до парка. Они долбили мерзлую землю ломами устанавливали столбы. Трамбовали. Начальник не поверил своим глазам. Он пытался расшатать крайний столб, бесполезно.
Второй тоже был вкопан намертво. Ни о каком «ДП» не могло быть и речи. Вечером в воскресенье все вернулись в казарму
Ночью нас подняли по тревоге. Плохая погода превратилась в ураган. Мы закрепляли самолеты дополнительными тросами швартовки. Снимали рваные чехлы с оборванными резиновыми жгутами. К утру шторм затих. К начальнику училища прибежал взволнованный начальник гауптвахты. Потрясая списком выпущенных курсантов он просил их всех вновь арестовать. Оказывается, «подлые» курсанты установили на положенную глубину только два крайних столба. Остальные вкопали символически, отпилив их подземную часть. Поэтому все двести метров забора лежат на земле. Капитан божился, что эти негодяи вообще не выйдут с «губы», что их надо наказать перед строем, что их надо посадить на всю жизнь и т. д. Генерал выслушал внимательно и спросил только.
- А где Вы, товарищ капитан были весь день?
- В кабинете, товарищ генерал.
- Значит Вы весь день сидели в тепле и переданные под Вашу ответственность военнослужащие были без надзора. А если бы они нанесли себе увечье или сделали преступление? Или сбежали. Я бы лично отправил Вас под арест …до суда.
- Так что берите свою команду комендантского взвода и устраните повреждение. Даю вам сутки. ... Проверю лично каждый столб.
Злой капитан сообщил в роту, что список «слишком умных» будет хранить до самого выпуска. Не дай Бог хоть один попадет на «губу», то там и останется. Но надежды его так и не сбылись.
Как то , выбрав время, я написал несколько писем. Первое родителям, потом сестре. Еще одно письмо отправил однокласснице Соне Рябиновой. Ответ получил быстро. Но на второе не дождался. Может быть из-за того, что в письме интересовался и ее сестрой Ольгой. Что подумала одноклассница неизвестно. Но уже к этому времени у меня выработалась привычка любой вопрос изучать со всех возможных сторон. Вникая в детали и всякие мелочи можно было достовернее судить о главном. Действительно все люди меняются со временем. Я даже порой удивлялся, что каким тупым был некоторое время назад. Если же случались проблемы с настроением, то стоило их выразить подобием стихов, как становилось легче. Я уже слышал, что с горем надо «переспать». Мне достаточно стало написать всего несколько строк. Много лет спустя я обнаружил их в коробке с фотографиями и удивился совпадению с жизнью. Может быть программа мира записана стихами. Не зря же Нострадамус пророчества донес до нас в этой форме. Иногда мы эти вопросы обсуждали в редкие свободные минуты. Один из ребят даже высказал мысль, что в виду бесконечности мира любая чепуха когда- то случится. Жаль не запомнил автора.
Новый летающий класс давал совершенно другие ощущения. Никакой болтанки. Поочередно курсанты с первого места «вели» самолет по маршруту своими командами, а на боевом пути перед сбросом бомб даже управляли им с помощью автопилота. Первые четверки и редкие пятерки появились и в моей книжке за бомбометание.
Мы приучались маленькими но очень точными движениями сопровождать «сползающую» цель с линии пути на экране локатора. Только так прибор начинал учитывать неизвестный пока ветер. Я уже понял, что если бы не было ветра, то надобности в штурмане тоже бы не было. Но пока ветер на земле есть наша профессия востребована. С инструкторами сложились свои отношения. Офицеры относились к нам как к коллегам, а не как к подчиненным. Чего нельзя было сказать о наших непосредственных командирах.
Дежурный на входе в «коробочку» задержал одного из наших курсантов. Потребовав открыть чемоданчик, он обнаружил шесть бутылок водки. Курсанта привели в роту. Водку на глазах у всех вылили в туалете. А виновному в попытке «организации коллективной пьянки» грозило десять суток ареста. Командиры всеми средствами пытались узнать список предполагаемых участников. Даже обещали не наказывать никого в случае «явки с повинной». Никто не верил. А виновный вообще молчал как партизан на допросе. Рассерженный генерал объявил десять суток «одиночки». Это означало отсутствие работ и общение с другими. Я порекомендовал товарищу взять с собой книгу «Истории КПСС» для уже известных целей и карандаш спрятать в одежде.
– Будешь письма писать или «умные мысли». Кто знает, что взбредет в голову в камере.
Через десять дней его привезли в роту. Заросший как бомж, он отдал мне книгу. Все свободные места были заполнены «стихами». В сущности это был бред. Никогда до этого и никогда после он не писал ничего подобного. Охранники иногда заглядывая в «глазок» видели его сидящем на табуретке за книгой и глубокомысленно вертели пальцем у виска.
Да. Третий курс был как говорили историки войны переломным. Несколько судеб действительно «сломали». Выписавшийся из лазарета курсант не пришел в роту. Дома что то случилось и он уехал самовольно. Когда командир решил проведать больного, то там сильно удивились что начальник не знает где находится подчиненный. Срочно отправили телеграмму по адресу жительства, но ответа не было. Истекли трое суток. С этого времени он стал считаться дезертиром. Еще через сутки он сам приехал в часть. Не взирая на то что это был «успешный» курсант его перевели в солдаты. Срок службы засчитали частично.
Вторая потеря была из моего взвода. «Помкомвзводный», то есть помощник командира взвода старший сержант Жир Иван женившись поменял фамилию. Новая красивая фамилия Ольховский не принесла ему счастья. Тяжелоатлет легко швыряющий двухпудовую гирю не удержался во время тренировки на «Рейнском колесе». Снаряд представлял собой два обруча диаметров около двух метров. С фиксированными руками и ногами надо было сделать несколько оборотов в одну потом в другую сторону. Все эти тренировки вестибулярного аппарата были в программе и конечно давали эффект. Я лично когда- то убедился в этом, переходя мост ночью в нетрезвом состоянии. Но Иван не удержался во время вращения спиной вниз. Коснувшись головой бетона, он прекратил двигаться. То что травма серьезная поняли не сразу.
- Посиди спокойно, сейчас все пройдет.
Не прошло. Не отсиделся и даже не отлежался. Через три недели лечения сотрясения мозга, его выписали в почти нормальном состоянии. Но до полетов не допустили без врачебно-летной комиссии. Ему выписали командировку и отправили в Свердловск столицу Урала. Там и попал наш бедолага под такси. Тяжелый перелом бедра и новое сотрясение поставили крест на желании летать. Мы искренне жалели, он был отличным парнем не смотря на звание. Провожали товарища всем курсом. Срок службы засчитали полностью. Документы об окончании части обучения выдали на руки. Иван мог выбрать любой институт и продолжить учебу. Он растроганно попрощался с каждым и обещал приехать на наш выпуск.
Но до него еще полтора года. Весеннюю сессию сдали без потерь. Командиры, убедившись в нашей лояльности, уже не так строго требовали соблюдение ритуала как то - распорядка дня. Но характер ротного не менялся к лучшему. Вот и сейчас, когда до конца мультфильма « кто сказал мяу» оставались секунды, раздалась команда «Строится на вечернюю прогулку» Ротный решил лично потренировать нас перед сном. Курсанты выходили из казармы оглядываясь.
- Как программа «Время», так заставляют до конца смотреть. А тут?
Я был дневальным поэтому оставался в помещении. Командир провел роту по кругу и уже подводил ее к воротам «коробочки». Неожиданно в строю прозвучало.
- Мяу.
- Рота, стой. Кто сказал мяу?
Всем стало весело. Мультфильм продолжался вживую. Ротный прошел в конец строя.
- Мяу, раздалось во главе колонны.
- Повторяю вопрос. Кто сказал, мяу? Кто признается сам получит минимальное взыскание. Или пеняйте на себя.
Строй молчал, словно отряд из глухонемых.
- Курсант Ибрагимов.
Тишина.
- Курсант Ибрагимов. Выйти из строя.
Мой сержант наконец проснулся.
- Курсант Ибрагимов в наряде. Его в строю нет.
Майор думал.
- Рота разойдись. Сержанты в канцелярию.
Друзья прибежали ко мне.
- Ну, Заки. В рубашке родился. Если бы ты был в строю, то уже бы на «губу» вели.
- За что?
- Командир решил припомнить тебе все. Но ему не повезло.
Через некоторое время сержанты начали расследование. Но никакие усилия не дали нужного им результата. Никто не «повелся» на чистосердечное покаяние. Офицеры это считали круговой порукой, а мы обретенной за годы сплоченностью коллектива.