На одном из митингов времен перестройки (кто помнит конец восьмидесятых – митинговала вся Москва, если не ежедневно, то по выходным непременно) стоял я в шумной толпе, и позади меня особо горластый мужик то и дело зычно выкрикивал: «Хотим жить, как на Западе!» Мой товарищ постарше, обернувшись, спросил горлопана: «Ты там был?» Тот злобно съёрничал в ответ: «А ты, что ли, был?» «Был, - спокойно и уверенно ответил мой спутник. – И не только был, но жил и работал». Крикун оказался явно не готов к такому повороту. Видимо, привык к дискуссиям в своей среде, где все азартно обсуждали то, чего никто из них в глаза не видывал. Он не задал вопроса, дескать, ну и что там? Как? Не проявил никакого интереса, любопытства. Напротив, отошел от нас подальше, как от зачумленных, но орать, правда, перестал. В начале девяностых, когда «железный занавес» все-таки рухнул, разочарование было обоюдным. Советские люди, особенно те, кто поехал не на недельку, а подольше, постепенно убедились: то, что писала о