оглавление канала
Весь оставшийся день я занималась нашим обустройством на новой базе. Работы хватило всем. Домики для каждой бригады расставили полукругом по краю поляны, чтобы окнами они смотрели на реку. Понятное дело, пейзажем никто любоваться бы не стал, но мне казалось, что так будет правильнее. Баньку воткнули на высоком берегу, от нее уже протоптали тропинку вниз, к самой речке, где из-под большого прибрежного камня тек с радостным журчанием родник. Мой, «командирский», как назвал его Василич, домик поставили недалеко от бани. Из окна и дверей открывался прекрасный вид на заливные луга, которые шли до самого горизонта пока не упирались в большую Реку. А позади плотной стеной стоял лес. Сосны-великаны окружали базу с трех сторон, словно стражи-великаны. А я подумала с улыбкой, что под такой надежной охраной база будет, как у Христа за пазухой. В вечернем воздухе звенели вездесущие комары, пахло нагретой смолой, и спелой земляникой, которая здесь росла повсюду. Солнце валилось к закату, плавно опускаясь за Реку. Маленькая Черемуха под прощальными лучами светила искрилась и переливалась, словно поток драгоценностей, просыпанных неосторожной красавицей -купчихой из заветного ларца.
Пока мы суетились с обустройством, Василич готовил ужин. Ворча себе под нос, что с таким «расточительством мы скоро по миру пойдем», достал из ледника, приготовленного заранее ранней весной, солонину, собираясь из нее варить щи. Когда вечером я зашла к себе в домик, у меня на столе стояла небольшая эмалированная миска, с оббитой кое-где эмалью в связи со своим почтенным возрастом, наполненная до самого края душистой земляникой. Я с благодарностью улыбнулась - «нянька» постаралась.
Зажгла керосинку, стоявшую на столе, нужно было еще посмотреть кое-какие бумаги. Завтра бригады должны начать работу, и требовалось расставить их по делянам. Ночь повисла над тайгой, словно старый абажур с бахромой над круглым столом, превращая поляну в уютный дом. Я вышла наружу и присела на крыльцо прислушиваясь к звукам ночной тайги. За всеми хлопотами, мне некогда было подумать о таинственном месте. Но, решила, что в какой-нибудь из выходных дней надо взять в лесничестве лошадь (Саныч не откажет), и проехать в ту сторону, посмотреть, что там за страсти такие в этом Медвежьем Яру.
На следующий день навалилось столько работы, что всякие мысли о тайнах и чудесах меня совершенно оставили. В одной из бригад сломался трактор, в другой молодой вальщик, которого совсем недавно приняли на работу, умудрился за несколько часов измотать в лохмотья цепи на бензопиле. Да, еще Василич ходил за мной по пятам и гундел, что у нас заканчиваются макароны и сахар. В общем, назревала поездка в город. А это ни много ни мало триста километров в одну сторону. Как минимум шесть часов туда и столько же обратно. Дороги по тайге не имеют асфальтового покрытия, а в некоторых местах, где они проходили по краю болот, без трактора вообще проехать было затруднительно. Трактор с собой я брать не планировала, а вот пара домкратов, топор и бензопила, всегда лежали в моем багажнике.
Короче говоря, на следующее утро, пока еще солнце потягивалось где-то за горизонтом только готовясь осчастливить мир своим светом и теплом, я выехала с базы. За старшего я оставила мастера, молодого парня по имени Андрей. Богатырем его назвать было очень трудно. Среднего роста, со светлыми, коротко стриженными волосами, которые не скрывали торчащих, словно у Чебурашки, ушей, серьезными карими глазами, и застенчивой мальчишеской улыбкой, которая вводила в заблуждение многих людей, кто не знал его довольно близко. Но, я-то очень хорошо знала, на что этот невзрачный паренек способен. Со мной он работал уже три года, начав свою «карьеру» с простого сучкоруба. В лесу он был не новичок. Несмотря на свои двадцать восемь лет, умудрился уже отсидеть в тюрьме четыре года за разбойное нападение, повалить лес в тайге, и много чего еще повидать в этой жизни. А после выхода на волю, решив, что работа в лесу ему нравится, устроился ко мне сучкорубом. Был он младше меня всего-то лет на восемь, но, как и все мои мужики из бригад, называл меня «мать». Я не помню, кото первым стал так меня называть, но вскоре, никто из работников ко мне по-другому и не обращался. По первости меня это слегка смешило. Как тут не улыбнуться, когда дюжие мужики с седыми головами и бородами, против которых я выглядела щуплой пигалицей, годившейся им дочери, называют меня вполне серьезно и уважительно «мать». А потом, я привыкла, и перестала на это обращать внимание, принимая как должное. Прошлое Андрея, как впрочем, и многих из моих работников, меня не особо волновало. В тайге было важно только одно – какой ты человек сейчас. Видит Бог, многие совершают ошибки в своей жизни, особенно по молодости и глупости. Но, кто-то это понимает и пытается исправить свою судьбу, а кто-то продолжает, сложив лапки катиться под горку колобком, не пытаясь бороться. Так ведь легче! Андрей относился к первой категории. Человеком он был хорошим, я бы даже сказала, душевным. К работе подходил с серьезной сосредоточенностью, любил лес по-настоящему, глубоко, и ценил в людях честность, несмотря на свое прошлое. И мне только оставалось гадать, какая нелегкая его занесла в неподходящую компанию, в результате дружбы с которой, он оказался в тюремном заключении. Но, в душу к парню я не лезла. Решив, если захочет поделиться, сам расскажет. Но, несмотря на его довольно дружелюбный и незлобивый характер, мужики его побаивались. Хотя, среди них были и такие, для которых четыре года были только малой частью времени, проведенного в зоне. Возможно, потому что Андрей не пил, к делу относился серьезно, разгильдяйства не терпел, и дело свое знал получше любого выпускника лесной академии. Рука у него, несмотря на весьма щуплый вид, была тяжела и стремительна, как копыто норовистого коня. И некоторые в полной мере успели это уже оценить. Но, так как я рукоприкладство не одобряла, прибегать к нему у Андрея случалось нечасто. Мужики на него обиды за это не держали, понимая, что получали за дело. А что самое важное, слово его было покрепче железа. Это качество в тайге ценилось превыше всего. Думаю, именно эта черта его характера заставляла относиться к нему с уважением и легкой опаской всех моих работников, что называется, от мала и до велика.