Начало здесь 👇
Бабка Настя тихо вошла в дом и огляделась. Сынок её, великовозрастный детина, лежал на кровати. Было видно, что он уже успел разговеться и теперь смачно пускал пузыри громко похрапывая.
- Эх, сынок, сынок, - тяжело вздохнула женщина, - и в кого ты превратился?
При этих словах Вадик хрюкнул, перевернулся на спину и снова захрапел.
- Ни такой судьбы мы с отцом тебе желали. Но ничего, теперича лечиться будем.
***
К вечеру Вадим проснулся. Голова болела, во рту все пересохло. Тяжело дыша, он сел и почесал вывалившееся из-под майки брюхо.
- Мать! - кое-как разодрав губы, заголосил мужчина, - мать, выпить налей. Я знаю, что у тебя есть.
- Есть, да не про вашу честь, - не сдержалась Никифоровна.
- Налей, кому сказал. Иначе пойду по селу искать, самой стыдно же будет.
- Эх, сыночек, может не нужно? Итак, сколько бед натворил, без семьи и детей остался. Я ж не вечна, помру, как без меня жить дальше станешь?
- Не причитай, не пожалею. И меня не жалей, справлюсь. Поди не пропаду. На худой конец дом продам, мне одному много не надо.
И такая обида взыграла в сердце у бабки Насти, что она выставила на кухонный стол взятую у колдуньи чекушку, - на! Заливай свои бельма, после слов таких, ты мне больше не сын.
А Вадиму только того и надо. Как малыш перед новой игрушкой, затрясся весь и пятнами пошёл, - много с такого зальешь. Так, чуть поправить здоровье.
Затем откупорив бутылку, залпом выкушал её, родимую, до самого дна.
Бабка Настя смотрела на сына, широко раскрыв свои глаза, - выпил и даже не поморщился, засранец. Или Верка обманула, самопал подсунула?
Счастливо откинувшись на спинку стула, Вадик некоторое время шлепал ртом, словно смакуя странное пойло. В голове зашумело, мир наполнился радужными красками.
Но внезапно он побледнел и начал ловить воздух губами.
- Ой, мама, чего-то мне... - хотел сказать Вадим, да видно не смог.
Он весь задрожал, слёзы катились градом, а сам мужчина вдруг как-то посерел и поскучнел. Бутылка выпала из рук и разбилась о пол вдребезги. Кряхтя и тяжело сопя, он стал хвататься то за печень, то за сердце.
- Вадик! Мальчик мой! - испугалась старушка, - что ж я натворила?! Сгубила сыночка своими руками. Вадик! Вадик!
А он сидит и не отзывается. Затем глаза закатил, упал на пол и не дышит.
Бабка Настя к соседям. Хорошо хоть Дашка выучилась на фельдшера. Прибежала, сделала искусственное дыхание. А пока скорую ждали, вызвала у мужчины рвоту. Желудок до приезда врачей весь прочистила.
Увезли Вадима в районную больницу с сильным отравлением в бессознательном состоянии. А бабка Настя побежала к Верке.
- Ты что ж мово сыночка отравила?! - ругается Никифоровна и кричит так, что гляди, мёртвые из могил поднимутся.
А бабка Вера глазом не ведёт. Стоит в дверях и улыбается.
- Чаво лыбу тянешь? Спрашиваю, зачем сыночка мово траванула? Ну пил, так это ж ни так страшно. А коль сейчас помрёт, я тебе того во век не прощу.
- Проходи, садись и послушай, - сказала колдунья и направилась внутрь дома.
- Ты мне не указывай. Отвечай, покуда спрашиваю.
- Сядь, я сказала.
Никифоровна хотела возразить. Но неожиданно, словно на неё водрузили огромный тюк сена, ноги её подкосились. И она упала на рядом стоящий стул.
- Что же ты меня обвиняешь, в том, в чем сама повинна. Я тебе по скольку сказала настойки давать?
- Вроде бы по рюмке, - вспомнила бабка Настя.
- Не вроде бы, а так и есть. Ох, и дура же ты, Настя! Я ж не зря тебе об этом говорила. Нужно было потихоньку от зелёного змия отучать и смертным страхом его душеньку напитывать. Я ведь земельку ни абы какую брала, а от знатного пропойца. Чтобы сынок твой все прикрасы цирроза на себе испытал и, так сказать, изнутри всё прочувствовал. А теперь только представь, человек из могилы столько времени с этой болезнью промучился. Перед самой смертью уже сам врачей начал просить, чтобы избавили его от страданий и в скорой смерти поспособствовали. А ты все это время, что покойный мучился, за раз и сыну влила. Его же душенька теперь такого страха натерпелась, странно, что из тела вон не вылетела.
- Ой, Верка, что ж я наделала!? - запричитала бабка Настя, - и в какой калашный ряд я своё рыло собачье засунула? Своими же руками сынка свово чуть на тот свет не отправила.
- Скажи спасибо, что жив остался. А теперь ступай, некогда мне.
***
Долго в больнице лечили Вадима. Только как пришёл в себя мужчина, мать к себе позвал.
Анастасия Никифоровна входила в палату нетвердой походкой, страшно было того, что скажет ей сын. А вдруг её упрекнет в том, что сейчас в больнице.
Распахнув дверь, она увидела на больничной постели своего сыночка. Вроде бы и времени совсем ничего прошло, а как-то он изменился, взгляд стал другой.
- Ты прости меня, родная, - начал Вадим, дрожащей рукой вытирая выступившие слёзы на глазах, - отныне, матушка, с пьянкой покончено. Не знаю уж что случилось, но то что я испытал, никаким объяснениям не поддаётся. Только окончил я пить из злосчастной бутылки, прям почувствовал, что помру через это самое пойло. То ли печень откажет, то ли селезёнка. А затем такая вокруг меня темнота настала, что темнее самой непроглядной ночи. Ходил я по ней, думая что так там и останусь.
А затем, сам не зная как, очутился в каком-то месте. Длинный ветхий коридор, повсюду гниль липкая и вонючая, множество червей неусыпных и двери... Сотни дверей, тысячи. И какую я дверь не толкал, всюду мрак беспросветный. А в нём, возня смертная. Такие ужасы моему взору предстали: отцы сношали своих дочерей, брат сражался с братом, матери, словно свиньи безвольные, пожирали рожденных младенцев.
Голову мою, словно арбуз, раздуло от всей этой какофонии. А в конце этого коридора, стол стоит. И сидит за ним еле видное, чёрное, тощее, словно без плоти и костей, не пойми кто. Меня увидело и как заорёт нечеловеческим голосом, - пополнение прибыло!
- Какое, - говорю, - пополнение, я живой.
- Ты живой? - усмехается нечисть, - без души твоё тело скоро в негодность придёт, а душу свою ты давно зелёному змию продал.
И так мне горько стало, пришло осознание всего, что натворил.
А существо, будто мысли мои читая, как засмеётся, - будешь теперь здесь в темноте время своё коротать.
- Почему здесь? - спрашиваю.
А оно ещё больше от смеха заходится, - так нет у нас больше ничего другого. Это у вас там про рай попы специально придумали, чтобы подаяния с прихожан собирать. А у нас здесь, всё одно. А теперь выбирай себе поудобнее местечко, раз ты всё здесь уже осмотрел.
И так мне на белый свет захотелось, что я не выдержал и назад побежал. Только сколько не бежал, всё будто по одному месту. А в спину этот утробный мерзопакостный смех.
В себя пришёл в больничной палате. Получается, что меня отпустили. Можно сказать, дали второй шанс. И вспомнилось мне, матушка, как жил я все эти годы. Ведь всё, что было со мной и есть та темнота.
- Вот тебе крест, - Валера перекрестился, - ни попыток, ни помыслов в сторону спиртного больше не будет. Работу найду, семью умолять буду, чтобы меня простили. И тебя никогда не оставлю.
***
Вышла из больницы Анастасия Никифоровна. Вокруг птицы поют, солнышко светит. И так ей на сердце радостно стало, так на душе спокойно.
- А жизнь то налаживается! - сказала сама себе бабка Настя, - пойду, что-ли, Верку поблагодарю.