Глава первая. Последний миг.
Вода разливалась по паркету, скрипели, будто мучимые, старые доски, а чья-то сморщенная от влаги рука бессильно елозила тряпкой по полу. Тянулись полосами мыльные разводы шампуня, купленного где-то по дешевке. Он использовался в быту почти везде, будь то волосы, посуда или те же полы. Но сколько им чего не мыли, все так и оставалось грязным, уродливым. Все в этом доме было уродливым. Старая, как мир, коммуналка. Обои, наверное, еще доисторических времен, полусгнившие, с проплешинами эволюционировавшей до разумной плесени и колониями тараканов-оккупантов. Хотя не они теперь жили у людей на птичьих правах, скорее сами люди с недавних пор жили у них как слуги... А мебель? Что осталось от мебели, того описывать страшно, да и противно. Где теперь уверенность, что тут жили именно человеки? Даже не животные — гадость! — сюда свалились в кучу ошметки социального мусора, жалкие, бедные и убившие свои души, уничтожившие всю суть человеческой жизни и позорно влачащие ставшее бессмысленным существование. От культурного наследия прямоходящего хомо с незначительной приставкой сапиенс остался только огороженный диваном и стенкой след насильственной смерти безвременно почившего таракана. Хозяином следа и предположительным убийцем был тапок, владельцем которого возомнил себя ярый культист лежащего в склепе прошлого и некоторых ожиданий, которых все до сих пор ждут, а потому поклоняются.
Где-то на кухне, громко пофыркивая, шипел электронный чайник с оплавленным и покрытым копотью низом. Копоть, несмываемая столетиями, украшала почти все поверхности этого пространства, представляющего из себя подобие скромной обители всего съестного, что должно было быть в доме. Но ничего не было... Что уж говорить про отсутствие присущих этой обстановке уюта и приятного спокойствия. Не-ет, нет-нет, у находившихся в этой кухне возникало лишь чувство гнетущего давления, омерзения. Все стесняло движения, а любые касания вызывали интуитивную дрожь от ужаса и страха: а не убили ли здесь кого-нибудь? А я скажу вам... я скажу вам, что здесь убивали...
За стиральной машинкой, если не противно будет прислониться к черной мокрой стенке, виднелся бы мумифицированый труп мыши, бережно засунутый туда ранее жившей здесь кошкой и забытый. Забытый и жителями, и самой кошкой, которая умерла с полгода назад на балконе. На балкон тот уже давно никто не заглядывал с тех пор, как его закрыли вместе с измученным животным. Кто знает, лежат ли там еще ее останки или вороны разнесли и кости?
В прихожей, будто заспиртованные органы, со шкафа виднелись банки древних соленьев с помидорами, кабачками, огурцами и пальцем в одной из них... Андрей — кажется, так его звали — отчество, верно, начиналось с В- и оканчивалось на -вич. Собственно, запомнили это лишь потому, что, как говорили слухи, пересказанные всем подъездом по сотни раз, Андрей В-..-вич умер от ВИЧ, тогда отрубив себе в приступе кровавого кашля палец, который позже, случайно или нет, засунули в банку Х. Из слухов и позже выясненных обстоятельств родился и окончательно открылся тот факт, о котором все до сих пор вспоминают с толикой сардонического восхищения: ВИЧем, по множественным медицинским справкам, был болен почти каждый третий из этого дома. Неизвестно, кто из мужиков тогдашне первым засомневался. Скорее всего, кто-то из ближайших квартир, но факт остается фактом — в доме, полном беспорядочных связей, количество которых было не в пример разнообразнее, чем у любого мафиози, царила атмосфера разгулов и загулов похлеще "Дома 2".
С недавних пор полиция, вызываемая частыми звонками, стала не находить данный дом на карте или попросту теряться по дороге, не доезжая. Оправдывались, бывало, и общей загруженностью, и помехами на связи, мол, не расслышали, или даже неожиданной перестрелкой с бандитами как раз на пути. Как бы ужасно это ни звучало, но дом этот был окутан такими же правдивыми мифами и легендами, ходящими по местному полицейскому участку, как правдивы были обещания избираемых на должность мэра. То есть, пока сам не увидишь — не поверишь, однако инстинктивно внушаешься.
Легенды начали ходить с минувшей осени, когда в один из последних вызовов обратно в участок не вернулись два стажера-практиканта, из тех еще "молодых и зеленых", не познавших все тонкости их тяжелой професии. Все было бы хорошо, прекрасно и вообще чудесно, если бы о них не вспоминали каждый раз, заходя в этот дом, оглядываясь по сторонам и слыша в собственном воображении крики их заблудших душ. Дело было в том, что практикантов нашли, нашли в этом же доме, живых и физически здоровых, что нельзя было сказать об их психическом состоянии. Только увидев этих двух несостоявшихся зомби, все отделение молча перекрестилось. Казалось, из молодых людей высосали души — настолько тусклым и пустым стал их взгляд. Кто-то тогда невесело пошутил: улица Полтора Землекопа, строение 5, дом 1, компания ООО "Будьте покойны", добро пожаловать в бюро Ада: кто пришел, тот не вышел.
Но, как известно, все любит статистику. Так и в этом доме, на этой самой, не имеющей никакого значения в названии, улице, один за другим повторялись случаи странностей, неподдающихся никакому объяснению, кроме как выводам бабушки с противоположного подъезда: "Да хрибы усе, хрибы, эти, какое их.. А! Глюкокенные, во! Тфу, чефюсь офять выпфала."
Легенда первая, основанная на реальных событиях реального времени — "Золушка с последнего этажа".
– А-а-а, Фа-а-анька! А-а-а, Фа-а-анька! - разнесся по всей квартире чей-то гнусавый старческий голос. - А-а-а, Фа-а-анька!
Сморщенная рука в раздражении отбросила грязную тряпку и стала отряхивать пыльный фартук так яростно, будто еще большее промедление навсегда уничтожит всю грязевую империю, и если ее срочно не пополнить новыми гражданами, то баланс сил не восстановится, равновесие грязи и пыли нарушится, возможно даже кое-где останутся эфемерные участки ЧИСТОТЫ. Держите императора Таракана Иосифа XX, у него инфаркт.
– Здесь я, штоб тебя так, да эдак, да еще перевернуло. Чего приперся, батя? - пробасила.. дама, до этого безуспешно и безутешно уничтожавшая неуничтожимое. Наверное, она представляла в это время своего бывшего, кажется, даже почти мужа, но это не точно. Бывший, хотя когда-то и был, то теперь точно так же оплыл, как и бока страдающей Золушки. В последнее время она страдала все активнее: к ней заходили друзья и приносили литр убойного "Страдания", несколько отбитых по скидке граммов "Сострадания" и парочку ампул "Утешительной радости". Жилось ей не то чтобы хорошо, но и жаловаться под "Сострадание" было как-то приятнее, поэтому изменять привычный образ жизни никто не торопился.
– А-а-а, Фа-а-аня-я! А-а-а, а-а-а, а-а-алименты! - наконец выдавил из себя невидимый человек, скрытый за входной дверью, с которой клочьями свисала мягкая набивка, изодранная чьими-то когтями или... вовсе не когтями...
Лампочка на потолке измученно сверкнула и снова из последних сил настроилась на поддержание романтического полумрака.
Женщина устало подошла к двери и посмотрела в глазок. Свет на последнем этаже как обычно экономили, нещадно, с упорством и во благо природе. Природу, правда, этим никто так и не спас, но зато здесь всегда царили свобода и независимость. Туда приходили бывшие рабы совести и чужого мнения, ибо совесть до верхнего этажа никогда не доходила, а чужое мнение терялось где-то на границе света и тьмы. Поэтому происходящее на этом этаже всегда было сродни сводке шокирующих новостей, а информация об этом ценилась больше остальной, долго оставаясь в "топе" обсуждений.
– А-а-алименты! - продолжал тянуть резину и соседские уши охрипший голос. Он уже доносился откуда-то снизу, из-под двери. Видимо, ноги подвели своего хозяина, и от переизбытка чувств он свалился на бетон, повидавший в своей жизни многое: и атомную бомбу, и пули французов, и щупальца Ктулху, но только не это...
– Какие алименты, батя?! Как будто ты сам их когда-то платил. Проваливай отсюда подобру-поздорову, иначе, когда я открою дверь, ты спустишься со ступенек вниз головой! - проорала женщина. Она отодвинула со лба одну из редких выцветших прядок и, чуть покачнувшись, грузно приземлилась на стоявшую рядом скамейку. Ее толстые редисовые руки безвольно опустились на колени, и сама она сгорбилась, то ли под тяжестью минувших лет, то ли под грузом каких-то своих мыслей.
– Фа-а-анька, пусти-и-и, кха.. Мне ну-ужно, кха-кха-кха, денекх... - ахи и охи с предсмертными хрипами, доносившиеся по ту сторону, заставили бы любое сердце дрогнуть. Дрогнуть внутренне и, на всякий пожарный, проверить засов, дополнительно защелкнуть еще один замок и увеличить громкость телевизора: "Т-товарищи офицеры, а мы чего — мы ничего, ничего не знаем, ничего не слышали, непричастны!"
– Да пошел ты.. - отчаянно крикнула женщина двери и на секунду застопорилась, отвернувшись и что-то пробубнив. - Сам знаешь куда, в общем...
За дверью внезапно затихли, а несчастная лампочка сочувственно заморгала. Соседи успокоились и перестали сыпать проклятиями.
Бедная Золушка подозрительно прислушалась, но вскоре просто махнула рукой на это дело и отправилась спускать наболевшее и нужду.
*Скр, скр, скр* противно запел пол, будто по нему пробежалось племя голодных аборигенов, увидавших на горизонте попу улепытывающего от них ежика.
*Ск, ск, ск* уже ежик, обогнав и перегнав аборигенов, сделал круг и пробежался по доскам снова.
*Крякх, крякх, шмякх, шмяя* расстановка сил поменялась, ежик щелкал косточками аборигенов и тащил добычу в сторону своей огромной пещеры.
Женщина осторожно вышла из "кабинета для размышлений" и скептически оглядела коридор. В коридоре шла вечеринка, сопровождающаяся истерическим миганием лампочки и пиршеством невидимого ежика и аборигенов, продолжающих сопротивляться. Разозлившись на предполагаемых соседей снизу, она тяжело топнула ногами, едва не проломив полы. Когда какофонические звуки все еще не прекратились, пришлось попрыгать, сопроводив все отборной руганью. Изощренная ругань подействовала не хуже молитвы. Вновь натянулась звенящая тишина и воцарилось световое равновесие.
– Вот так и надо сразу, - горделиво засопела под нос Золушка и, подтянув сползающие штаны, уселась дальше отскабливать краску с пола дырявой тряпкой.
Постепенно руки стали наливаться свинцом, тяжелеть. Спина не разгибалась как следует, а голову клонило все ближе к полу. Веки почему-то задергались. Или это замигала лампочка?
"Что? Как? Почему?" - проносились в маленькой грязной головке вопросы, возникающие из ниоткуда. Мысли путались, перед глазами все смывалось. Вдруг к спине притронулась холодная, склизкая то ли от масла, то ли от воды, костлявая ладонь. Пальцы провели по позвонкам от шеи до копчика, пропитывая влагой ткань, что просачивалась на кожу, вызывая дрожь по всему телу.
– К-к-кто?.. - еле выдавила из себя женщина, уставившись расширенными испуганными глазами на свои дрожащие руки и вставший дыбом лес небритых волосков.
– Кха-кха-кха, тебе.. - начал неизвестный голосом ее отца. - Тебе — никто.
Он снова провел своей морозящей кожу ладонью по позвоночнику, будто считая косточки, и остановился чуть ниже лопаток, зафиксировав пальцы на одном из позвонков.
– Подойдет, - негромко, но отчетливо проскрипел неизвестный.
И чья-то жизнь застыла в последнем миге потухшей лампочки. Навсегда...
Отступление..
Собственно, я так поняла, пока не публикуешь, то здесь читателей можно еще долго дожидаться, поэтому проверяю теорию. А следующей статьей пойдут пара историй из жизни и закономерные выводы, из чего все слаживается так, как слаживается.