Начало.
Владислав.
Горин добился своего. По крайней мере, чувство, которое она испытала, немного напоминало страх. Она увидела силу, но она была рада вновь увидеть и симметричность, и великолепные мускулы. В ее смятении была доля простого восхищения тем, каким высоким, стройным и надменным создал его Господь.
А Бог действительно славно потрудился. Казалось, любоваться им было не более грешно, чем восхищаться полетом ястреба над полями. Ястреб для нее, городской жительницы, был чудом.
Полина подала ему рубашку. Он натянул ее, издав легкое шипение. Белый хлопок свободно ниспадал до бедер. Он прошел мимо, словно она не существовала, и взял чулки и бриджи.
Полина отвернулась к окну, ясно поняв адресованное ей послание. Она сложила руки, переплетя пальцы, испытывая желание извиниться, но слишком раздосадованная, чтобы сказать первое слово.
Мирское высокомерие и жестокость не были теми качествами, которые ее учили уважать. Но, с другой стороны, было прекрасно, что, несмотря на пребывание в подобном месте, на болезнь, Горин с презрением относился к тому, что его раздражало. Он был не просто человеческим существом, он был герцогом и не позволял никому оспаривать это. И уж тем более какой-то обыкновенной квакерской сиделке.
Полина ждала, пока все звуки за ее спиной стихнут. Когда она собралась повернуться, он положил руку ей на плечо.
Горин более или менее оделся. Жилет, бриджи и не застёгнутая рубашка. Он стоял, хмуро глядя на нее. Затем отступил назад и протянул вперед руки.
Это был до странного ранимый, неуклюжий и вынужденный жест. Он смотрел не на нее, а на свои запястья, оскорбленный и рассерженный одновременно. Полина скользнула пальцами в рукава, вытащила одну за другой непокорные манжеты и застегнула их. Потом посмотрела на Влада.
"Нет", - как будто сказал он, порывисто кивнув. Она приняла его жест за согласие, решив, что поступила верно.
Бриджи застегивались по бокам. Полина подождала, пока Влад на этот раз попросит ее. Она усвоила урок. Горин попробовал застегнуть пуговицу с левой стороны, но издал хриплое восклицание и схватил Полину за руку. Она шагнула ближе, быстро застегнула пуговицы с обеих сторон, заправила в бриджи рубашку и отступила назад.
За свою работу она заслужила еще один кивок. Его высокомерие развеяло всякий намек на личные отношения. Он взял со стола галстук и подал ей.
Полина завязала его, встав на цыпочки, а он стоял, наклонив голову. Когда она закончила, Горин потрогал узел - простой, как она завязывала своему отцу, - и нетерпеливо покачал головой.
- Я не умею по-другому, - Полина развела руками.
На мгновение она испугалась, что он рассердится. Лицо Влада исказила зловещая гримаса, но затем рот расслабился. Горин поднял раздраженный взгляд к потолку и, показав на распахнутую жилетку, потребовал, чтобы ее также застегнули.
Полина сделала это. Одежда плохо сидела на нем, была ужасно сшита и даже не подходила по размеру. Полина сразу подумала, что Горина, видимо, это должно сильно раздражать.
Владислав, казалось, уже ни на что не обращал внимания, а отвернулся от Полины, взял полотенце, чтобы высушить волосы, и щетку, лежавшую рядом с металлической раковиной.
Причесав левую половину головы левой рукой, он остановился, положив расческу на стол, и замер на мгновение, рассматривая ее. Потом посмотрел на Полину, сгибая и разгибая пальцы. Затем закрыл глаза, нащупал расческу, поднял ее правой рукой и причесал правую половину головы.
Единственным разумным объяснением столь странного ритуала было его смущение. Он снова посмотрел на нее, с вызовом подняв подбородок, и бросил расческу, со стуком упавшую на стол.
Полина сделала вид, что не видела ничего странного в его действиях. Она указала на огонь, наконец-то разгоревшийся и начавший согревать помещение.
- Присядь и согрейся, друг мой…
Немного поколебавшись, что, казалось, было присуще всем его реакциям на ее действия, он придвинул к камину стул и сел на него верхом, подпер рукой подбородок, словно скучающий носильщик, ожидающий дальнейших приказаний.
Полина открыла деревянную дверь и прошла в длинную комнату, расположенную рядом с камерой Горина. Чистое постельное белье стопкой лежало прямо за дверью. Полина заправила кровать, удивляясь, зачем тут были ремни и наручники, которые приходилось все время отодвигать в сторону, пока она меняла белье. Она знала, что он наблюдает за ней. Вместо того чтобы положить "путы" поверх застеленной кровати, как это обычно делалось, Полина подняла матрас и запихнула их под него, не без некоторого отвращения.
Когда она встала, поправляя выбившиеся из-под чепчика волосы, улыбка Влада вознаградила ее за труды. Он скрипнул зубами и произнес:
- Обезьяна!
Потом он попытался еще что-то сказать, издавая полузвуки и проглатывая начальные слоги. Наконец он издал возглас отчаяния, сделал движение, будто его силой волокли к кровати:
- Вон!
Полина села на матрас. Она пожала плечами.
- Пусть отрабатывает.
Горин отдал ей честь и улыбнулся. При этом он казался несколько развязным.
- Не хотите ли чаю?
- Чай… - повторил он.
- Хотите?
Он не смотрел на нее.
- Чай… Чай… Чай…
Он прикрыл глаза.
Он открыл глаза и, облизнув губы, посмотрел на нее. Его челюсти снова напряглись.
- Ха-а-а… а!
Он с силой выдохнул воздух. Где-то вдалеке пронзительно завопил пациент, застучав по металлу, требуя, чтобы доктор и Святой Дух пришли сразиться с ним.
Влад сжал спинку стула и прижался к ней лицом.
"Он в своем уме, - упрямо твердила Полина. - Он абсолютно в своем уме…"
Она собрала грязное постельное белье, и, взяв банный халат и полотенце, направилась к двери. Замок громко щелкнул, когда она повернула ключ. Решетка зазвенела, когда Полина захлопнула дверь. Горин не пошевелился, не поднял голову, но его пальцы, сжимавшие спинку стула, побелели от напряжения.
