Деревня Красава стояла на самом краю земли Русской, прикрывая грудью своих мужиков и слезами своих баб, дальние подступы славного города Пскова от постоянных набегов вражьей силы. Как часто это было, даже трудно и сказать.
Вот, как-то раз уехали мужики отбивать врагов, скоро уже неделя, а их все еще не видать, может и нет никого из них уже в живых? Как погнались за разбойниками к границе так и пропали и не слышно о них ничего. К вечеру седьмого дня прибежал Никита меньшой с криком: «Едут, едут!..» Навстречу из домов высыпали дети, за ними бабы и старики.
Первыми в деревню въехали мужики на лошадях, следом за ними телега на которой лежало бездыханное тело Егора, потом, мыча, пришла скотина. У телеги колесо скрипело и ходило ходуном из стороны в сторону, Микеша, сидя на телеге, угрюмо смотрел на не него сверху вниз. Афанасий грузно спрыгнул с лошади и отдал повод подбежавшему племяшу и повернулся к матушке, она молча ухватила его за рубаху руками, и, не роняя слов, уткнулась в могучую грудь сына, мгновение спустя, не в силах сдержать чувств, тихо всхлипнула, - сынок! - слезы выступили из глаз, мать взглянула с жалостью и любовью на свое дитя.
- Ну, что ты мама! Не скоро они уже теперь прийдут снова… - Я, сейчас байню стоплю, - засуетилась она, отгоняя некстати подступающие рыдания, и пошла быстрой походкой на двор.
У телеги с Егором собралась родня и соседи. «Ахтиньки - лихо», - голосили бабы. Подошли и приехавшие с Афанасием мужики, чтобы утешить близких погибшего. Младший сын, тоже Егорка, молча стоял у телеги и смотрел на бледное лицо лежащего в телеге отца, Афанасий подошел к нему и погладил рукой по голове. - Тятька уснул? – спросил мальчик. - Да, пришла пора ему поспать… - Я, знаю, он не уснул, он помер, братка мой тоже помер. Мамка часто слезы льет, - сын посмотрел на мать, которая стояла с другого края телеги, глаза ее были сухи и неподвижны, она застыла, не веря в происшедшее и не зная, что делать, боясь выпустить на волю горе, чтобы не ранить малых детей, еще не до конца понимающих что произошло…
Афанасий посмотрел вокруг — собралась почти вся деревня. - Василиса!.. Баба Миланья!.., - обратился Афанасий к жене и матери Егора. - Тяжко говорить мне, ушел от нас Егор. Спасибо ему за все, что он сделал, поклон ему наш до самой земли! Зажали мы их за ручьем, с тремя супостатами он справился– зарубил сразу наповал, и многих бы еще порубил… славный был боец, но один все же успел — гнида, всадить копье в спину. Много их было в этот раз, много, и без него трудно было бы их одолеть и скотину отбить.
- Очень много, - подержал его Светозар, - но кого догнали - всех порубили… - В этом годе уже, наверно, не прийдут, - добавил Афанасий,- но нам надо готовиться, уж очень им большая охота до нас. А сейчас уж прости нас честной народ, нам надо чуток отдохнуть. Спасибо Тихоне нашему, если бы не он, то и половина из нас своим ходом до дому не доехала бы, знатный у нас знахарь, - Афанасий подошел к Тихоне и обнял его за плечи. - А сейчас расходимся, завтра похороним Егорку. А тебе Василиса, поможем всей деревней, как водится. Малых же, расти такими, как твой мужик был…
Сельчане стали расходиться по домам. Мужики отнесли Егора в избу, положили на лавку, в большой угол и ушли, оставив его родным, попрощаться и приготовить его к завтрему…
Афанасий после бани сел за богато накрытый стол, за белу льняну скатерть, которую с любовью накрыла родна мать и горько задумался, не до еды ему было …
- Что ты, сынок? Тебе надо хорошенько поесть, смотри, как ты отощал, так вся сила уйдет, что делать тогда будем?
- Василису жалко… и скольких мужиков мы уже схоронили… - Да, жалко бабу… С малыми то, куда ей теперь?- с сожалением согласилась мать. - Ничего, замуж выдадим, - успокоил мать Афанасий. - Так ведь надо еще чтобы кто с детями взял, - засомневалась она. - Она же не на стороне нагуляла их, а горе ей такое вышло, что вдовой стала, а ведь так она баба справная, хороша собой, и хорошей верной женой будет, все это знают, охотников много найдется. Дубыня первый, он уже давно по ней сохнет…
- Хорошо бы, если так. И тебе Афоня пора, какую ни будь приглядеть-то себе, а то мне по хозяйству одной ужо трудно стало справляться. Руки ломить.
- Ай, мама, мама, да есть у меня одна … - Уж не Марфа ли? – обрадовалась мать. - Не спеши, еще посмотрим, - улыбнулся Афоня, поблагодарил за еду и пошел на сеновал спать, до зари уже не так много и времени оставалось. Сон на него навалился сразу - как в темный омут провалился: ярко солнце засветило, и небо голубое, голубое раскинулось, и так хорошо стало на душе, а река-то, так и переливается волнами, и мужики все стоят по пояс в воде: не то рыбу ловят, не то купаются, и зовут к себе Афанасия. Да что же это такое! И все как живые! И те, что уже много лет как упокоились, тоже. Улыбаются, песни поют и одни только мужики кругом, без баб. «А это у нас такое свое мужское дело» - говорят ему. «Баб сюда мешать не надо, им и так без нас тяжко …», - говорит Буслай. Афанасий, глядя по сторонам, тихо идет к ним, а солнце так и блещет, аж чихота в носу поднимается, Афанасий не выдержал, да как чихнет, открыл глаза, пора вставать - утро пришло. Все кругом еще спят. И маленький Егорка у себя, тоже спит и видит он свой сон, и просыпаться совсем не хочет, а вокруг него суетятся взрослые, они спать не ложились, и день у них еще будет тяжелым и длинным.
- Тятя, тятя зовет во сне Егорка отца, - я с тобой хочу, - мать плачет, бабка тоже. Хорошо, что малые дети спят спокойно и горя не знают, а только ворочаются с бока на бок и улыбаются, но от этого только горше взрослым вспоминать про их кормильца, безучастно лежащего в большом углу под образами.
Настал день, тяжелый как туча грозовая, набрякший чрезмерной влагой слез и горемычного темного горя с причитаниями и плачем женщин. Попрощались и отнесли Егора на погост под всхлипы и слезы баб. Отголосились и вернулись в деревню молча. Столы для поминок стояли в саду, благоухающем зеленью, и готовым вот-вот разродиться богатыми плодами на радость хозяев, но в саду витала печаль. Сидя за столами, сельчане вспоминали хозяина сада, и сокрушались о злой судьбе постигшей их Красаву…
- А что, ведь так скоро нас всех изведут,…а мне ведь еще пожить хочется на белом свете. Не лучше ли нам всем собраться да двинуться, куда подальше от этих супостатов - земля наша большая, нам места хватит. И будем себе спокойно жить и горя не знать, - вдруг начал Заяц. - Эх ты,.. земля большая! Большая покуда идешь и ноги топчешь, а как встанешь, так будет малой. Ты только начни отдавать - за тобой так и пойдут, и все заберут, вместе с тобой. И привяжут тебя самого на кол вместо собаки или, того хуже, в телегу впрягут, и будешь вместо пристяжной, - оборвал его размышления Светозар и мужики дружно засмеялись.
- Правильно говоришь, - Афанасий выпрямился и поднялся из-за стола, так чтобы всем было лучше слышно.
- Вот что я скажу: кто на нашу землю со злом придет, тот в ней и останется! В ней места много, она всех примет. По колено в крови стоять будем, но не сдадимся, и своего не отдадим. Давеча сон видел: всех наших мужиков, всех до едина, начиная с Косоротого и кончая Егором, Буслай что-то говорил, но я не помню что. А вот что я думаю: надо дозоры ставить, без заставы против супостатов не обойтись нам. Не войны, мира хотим, а значит, придется воевать. Завтра выступаем к ручью, я поеду в дозор первым. Кто со мной? Сельчане зашумели меж собой.
- Справно говоришь Афанасий, но рот мякиной не набьешь, и дятел за нас работу делать не будет. Как быть-то? – озадачился Бабаха. - Как, как!? Что недоработаем - то и не доедим, ты худее станешь, и быстрее поворачиваться будешь, - подначил Дубыня, и мужики в один голос загоготали над Бабахой. - Ладно зубы то скалить. Я что? Я дело говорю, - огрызнулся Бабаха. Афанасий подошел к нему и похлопал его по плечу, - Не серчай, все правильно говоришь, но если мы в дозор не встанем, то скоро может быть и едоков в нашей Красаве не станет, тюрю и ту тебе некому будет насыпать.
- Я, поеду с тобой, - сказал Борзой, и обвел глазами мужиков. - Вот и хорошо, через неделю ждем смену под дубом, напротив ручья, возле Галкиного камня. А вы уж тут сами договоритесь, кто поедет на смену к нам, да смотрите в оба, если дым увидите, значит, беда стучит в ворота, - порешил Афанасий. - Завтра с рассветом выезжаем, - напомнил он Борзому и пошел к себе на двор.
Настал тихий, теплый, летний вечер, потом незаметно сошла на землю ночь, все разлеглись спать, кто где. Спят богатыри земли русской, завтра много забот их ждет. Спят, ворочаются с бока набок, переживают что-то во сне, каждый за свое, волнуются, потому, что некому кроме них дела делать, и надежда только на них. Спит богатырь и видит, свой сон - сколько богатырей столько и снов, но земля, наша русская, на всех только одна, и уберечь, сохранить ее можно только сообща. Поэтому хоть и много богатырей и снов, но сходятся они в одном: судьба у всех — общая.
Вот уже солнце начинает пробиваться из-за лесу, и золотые лучики как гонцы, спешат разбудить всех, оповещая, что могучее светило уже поднялось и зовет всех на труд и ратный подвиг. И сон как рукой снимает. Кончается сон – и приходит явь, со счастьем тихого раннего утра на родной, земле, где мирно колосятся хлеба и поют птицы. С необъяснимой, и сильной любовью к земле, в которую вросли корнями, всех наших многочисленных предков, и стоим как тысячелетний дуб, который ничто не может поколебать, который похож на живую скалу посреди поля. И из таких дубов вырастает неприступная стена могучего Русского леса, который зовется: Любовь к Родине.