Выражение «Шемякин суд», восходящее к русской междоусобной войне XV века, давно вытеснено судом Басманным. Современные судейские дамы типа Натальи Дударь и Олеси Менделеевой дадут сто очков вперёд князю Дмитрию Шемяке. Даже если Шемякин суд действительно пошёл от него, что вовсе не факт. Но смысл остался прежним: наглый властный произвол с путаным оформлением псевдоюридических бумаг. Новости такого характера поступают теперь ежедневно. Государство РФ идеологически наследует традиции великокняжеского беспредела. Но не только великокняжеского.
Взять хотя бы день вчерашний. Навскидку всего две новости.В Москве задержан Леонид Гозман. Известный оппозиционер, публицист, оратор и психолог. Взяли в метро по системе распознавания лиц – мол, в федеральном розыске. По уголовному делу о несвоевременном уведомлении про двойное гражданство. Вся история происходила три-четыре года назад. Вспомнили сегодня. После того, как записанный в «иностранные агенты» Гозман вернулся в Россию из Германии и продолжил критиковать внутреннюю и внешнюю политику правящего режима РФ. Без малейшего, кстати, призыва к активным действиям.
Через три часа Гозмана отпустили. Оказывается, розыск снят после первого допроса две недели назад. Но посоветовали в метро не спускаться. С явным намёком, что лучше бы Леонид Яковлевич уезжал, откуда вернулся.
В Петербурге суд продлил содержание под стражей Ольги Смирновой. Оппозиционной активистки, координатора «Мирного сопротивления». Уголовное дело раскручивается за пост «ВКонтакте». Но понятно, что одной виртуал-записью властные претензии не ограничиваются. Год за годом Ольга организовывала протестные пикеты, выражала действенную солидарность с людьми, на которых обрушивалась военно-карательная машина.
Активистку оставляют в СИЗО до середины января. И переходят к «рассмотрению по существу». Грозящему длительным сроком.
А ведь Россия – это не только две столицы.
Символом и средством «спецоперационной» карательной политики стал федеральный закон от 4 марта 2022 года «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». В просторечии – закон «о фейках». Если ближе к существу – закон о военной цензуре. Дополняющим инструментом стала статья 207.3 УК РФ: «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооружённых Сил Российской Федерации, исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий». Понятие «ложности», да ещё «заведомой» устанавливается властями и агитпропом. Проще говоря, теми, кто восемь лет назад придумал «распятого мальчика».
Тут поневоле вспомнится Шемяка и его суд. Если исходить из принципов нормальной юстиции, определить, является ли информация о действиях ВС РФ ложной, может только независимый экспертный орган. Даже когда некий гражданин N пишет, что такая-то танковая рота завязла в болоте. А если тот же N сообщит, будто военнослужащие этой роты перед болотом употребляли спиртные напитки, из-за чего всё и случилось – это дискредитация? Опять же, без экспертного заключения никуда не денешься. Но создание экспертных комиссий законами не предусмотрено. Вердикт выносится на основании представления прокуратуры или следственных действий. А следствие запросит военное командование или политическое руководство. Ни опросов свидетелей, ни обследования места предполагаемого происшествия. Незачем, ибо «король святой, и наперёд известно, что он прав!»
«Фейковый» закон опирается на политическую установку: определение сущности вооружённого конфликта на Украине как «специальной военной операции». Любое другое именование – включая самоочевидное – уже «дискредитация» и «заведомо ложная информация». Но – как называется затяжной, крупномасштабный вооружённый конфликт с участием сухопутных войск, авиации и флота? С 24 февраля 2022 года в РФ он называется «СВО». До того дня в России, а ныне и во всём мире слово было иным. Но если его написать или публично произнести – пожалуйте на скамью подсудимых.
С того февральского дня сотни людей получили «административку», десятки ждут уголовных приговоров. Численность же задержанных полицией давно перевалила за шестнадцать тысяч. Муниципальный депутат Красносельского района Москвы Алексей Горинов уже получил 7 лет. Такие сроки в России дают за убийство; за грабёж или разбой бывает значительно меньше. А он всего лишь назвал «специальную военную операцию» табуированным словом. Не добрым и не тихим.
«Шемякин суд»? Безусловно. Но его нынешние корни, конечно, не в дремучем XV веке. Наоборот, в просвещённом веке ХХ. В кровавой 58-й статье УК РСФСР ленинско-сталинских времён (аналогичные содержались в уголовных кодексах всех союзных республик). «Контрреволюционным признаётся всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и … любые действия, которые наносят ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории». Оставим заклинания про «рабоче-крестьянские советы» – известно, кто себя именовал таким образом. Посмотрим на другое.
Гражданин N в пивной посетовал, что пиво подорожало – что это, как не действие, направленное к ослаблению власти? Гражданка NN написала заявление в милицию о нападении хулиганов тёмном переулке. Можно, конечно, попытаться найти и осудить хулиганов. Но можно не заморачиваться и осудить саму NN. По 58-й. Потому как дискредитация советской милиции (у нас хулиганов нет!) и райисполкома (у нас переулки светлые!).
В хрущёвско-брежневские времена политическая статья УК шла под номером 70: «Антисоветская агитация и пропаганда». Налицо веяния гуманизации: «контрреволюция» стала «антисоветчиной», расстрелы практиковаться перестали. Но суть не изменилась. «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй».
Слово «ослабление» принципиально важно: оно, как и в 58-й, было внесено в текст закона специально для того, чтобы иметь возможность превратить в уголовно наказуемое деяние всё, что угодно. Те же престарелые гр-н N и гр-ка NN, отсидевшие при Сталине по 58-й, могли получить при Брежневе по 70-й ровно за то же самое. В магазинах нет колбасы, дорога не ремонтируется, крыша протекает – за недовольство такими «нетипичными обстоятельствами» в принципе можно ехать в лагерь.
Конечно, далеко не с каждым это случалось. По 58-й статье репрессированы 4 миллиона человек. По 70-й лишь около 8 тысяч. Эпоха и правда сменилась. Но это зависело только о линии партии на данный момент. Если кого-то сочли опасным, за госбезопасностью не ржавело. «А следователь-хмурик получил в парткоме льготную путёвку на месяц в Теберду…»
Откуда берутся 58-я и 70-я статьи, законы о «фейках» и «экстремизмах»? Это целая философия. Проникнутая преклонением перед государством и ненавистью к человеку. «Право представляет собой публичный институт перевода моральных представлений в ясно сформулированные, недвусмысленные правила социального поведения и наложения наказания за их нарушение». Если же проще, по Марксу и Ленину: «Право – это воля господствующего класса, возведённая в закон и принуждаемая к исполнению государственными механизмами». Если у правящей группировки хватает механизмов принуждения, она навяжет каждому свои «моральные представления и правила социального поведения». В племени людоедов это каннибализм. Во времена Шемяки – выжигание глаз Василию Тёмному и Василию Косому. При советской власти – расстрел по 58-й и семь лет по 70-й. Сейчас – «закон о фейках».
Покончить с «шемякиным судом» может только демократия. Оппозиция не позволит утверждать каннибальские «спецзаконы». Отражающие аморальные представления и антисоциальные правила «оборзевших» от безнаказанности элит. Иных способов человечество не придумало. Потому господствующий класс современной РФ, по марксистско-ленинским заветам, штампует «шемякинщину», изымающую несогласных и недовольных.