Начало.
Владислав.
Владислав Горин подумал о своем поваре у себя дома, о блюдах, названия которых проносились у него в голове. О любимом шоколаде.
Он вспомнил пустой куриный суп и чуть не поперхнулся ненавистью.
Но Полина улыбнулась, это заставляло его чувствовать себя сердитым и довольным одновременно. Он мог простить ее. Бедняжка! Она лучше ржаного пудинга с пивом.
Он выдержал их проклятое испытание, и очи позволили ей остаться с ним, сидя за пределами его камеры. Дрожащие от слабости мускулы… его одолела усталость. Он навалился на решетку, не желая терять ее из виду. Говори… Не могу… Скажи, Полина-девочка… Останься. Останься.
Хотя бы до ночи, когда вернется Обезьяна. Владислав побаивался, он не хотел давать повода для применения силы. Он лежал на своей узкой койке, словно послушная собака.
Ожидая подходящего момента… Он и Обезьяна знали это.
Утром она снова пришла вместе с "кровавым". Говорят какую-то тарабарщину… Писать книгу? Что в этой книге? Ложь. Ложь. Справочник. Течет кровь? Ванна? Боже, спаси меня…
Пришли еще двое тюремщиков, и он понял, что ему предстоит принять ванну. Он бросил взгляд на Полину, всего один взгляд, вкладывая в него страстную мольбу.
Она ободряюще улыбнулась.
Она не знала. Ему оставалось поверить, что она не имела ни малейшего понятия о том, что будет происходить, когда он подумал об этом, ему не хотелось, чтобы она все видела.
Обычно с ним находились трое тюремщиков, но сейчас он контролировал себя. Он позволил связать ему руки кожаными ремнями. Обыкновенно использовали смирительную рубашку, но если он будет спокоен, у них не возникнет повода для подобных действий на глазах этого докторишки. Владислав знал. Он стал знатоком ожидания. От плохого к худшему. Кожаные ремни. Наручники. Кресло. Смирительная рубашка. Койка.
Он не стал смотреть на Полину. Мысленно он перенесся отсюда. В этом была единственная надежда продержаться здесь. Вместе с тюремщиками он спустился по ступеням в подвал, позволил им надеть на лицо кожаную маску, раздеть его, вслепую провести и оставить в бесконечном ожидании, когда его толкнут прямо в ванну.
Лед! Леденящий душу, обжигающий холод! Они окунули его несколько раз, металлический прут, придерживал голову под водой. В третий раз прут удерживал его под водой до тех пор, пока у него не стеснило грудь, а руки не стали судорожно цепляться за края. Он по-настоящему испугался. Долго. Когда он вынырнул, Обезьяна заглянул в прорези для глаз.
Владислав встретился с ним взглядом. Маска плотно облегала его рот и нос. Он задыхался от холода. Тело сводило судорогой. Его вытащили из воды. Дрожа он стоял, прислушиваясь к разговору. Безмолвный, не видя ничего, кроме полоски света перед собой.
Обезьяна что-то произнес за спиной Влада и накинул полотенце ему на плечи. Владислав тяжело шагнул назад, развернулся вполоборота и толкнул Обезьяну плечом.
Его тюремщик попытался сохранить равновесие, но его пальцы скользнули по мокрой коже Влада, и он с криком упал в воду. Ледяные брызги полетели в разные стороны. Ванна оказала на Обезьяну такое же действие, как на Горина. Двое других тюремщиков сочли происшествие забавным, по подвалу прокатилось эхо хохота. Владислав стоял неподвижно, не улыбаясь даже под маской. Он остался на месте, чувствуя Обезьяну за своей спиной. Вода капала на каменный пол. Металлический прут ударил его поперек спины, вызвав взрыв боли, перебив дыхание, заставив его потерять равновесие… Тюремщики остановили Обезьяну, чем предотвратили настоящее избиение.
Они следили друг за другом. Они знали, что Владислава сегодня продержали под водой слишком долго. И в конце концов, пациент тоже может пошутить. Владиславу, вернувшемуся в свою камеру, пришлось воспользоваться услугами Полины.
Владислав посмотрел на одежды, приготовленные для него. Он не крестьянин.
- Нет, - сказал он и скрестил руки, пытаясь не стучать зубами от холода, сдержать дрожь тела и стерпеть боль, отзывающуюся по всей спине.
Обезьяна позвал бы подмогу, связал бы его и напялил смирительную рубашку. Горин решил посмотреть, что сделает Полина. Он пытался скрыть дрожь, возникающую при каждом вздохе. Волосы были мокрыми, он продрог до костей. Ему совсем не хотелось сражаться и добиться появления Обезьяны. Ему была отчаянно необходима Полина-девочка. Ее спокойная, выпрямленная фигура, сидящая в кресле по ту сторону камеры. Белая фигура… Шапочка… Покой.
- Не то? - спросила она. Он нахмурился. Не то? Что она хочет сказать?
Подходящую одежду! Хотелось ему произнести. Это грубое, плохо сшитое тряпье!
Он схватил белье, пытаясь показать неуклюжие швы, неровные петли… Но не смог сделать этого. Он просто держал в руках белье. Растерянность. Разрыв между намерением и результатом.
Зарычав, он швырнул одежду. Его тело снова содрогнулось в сильных конвульсиях.
- Что с тобой? - спросила Полина.
Она коснулась его руки. Он не мог стоять неподвижно, не мог унять дрожь и отвлечься от невыносимой боли. Он отдернул руку и подошел к окну, прижавшись к решетке, казавшейся обжигающе горячей под его замерзшими пальцами.
Долгое время она молча стояла у него за спиной. Он знал, что она заметила дрожь. Какая разница? Он попытался расслабиться.
Латунная рукоятка, соединенная со звонком, заскрипела. Владиславу захотелось повеситься, но они все предусмотрели. Они занимались этим годами. Тупоголовый тюремщик, вроде Обезьяны, обладал сверхъестественной способностью ожидать сопротивления и противостоять ему. Владислав был выше, быстрее, моложе. Одному Богу было известно, но он надеялся, что у него сохранилось больше мозгов. Зато Обезьяне все было известно. Бритва и инцидент в ванной стали первой реальной победой Горина. Его спина пульсировала болью там, где ее коснулся железный прут, вызывая резкие содрогания, когда он шевелился. Он услышал в коридоре голос Обезьяны и напрягся. Его мускулы вновь стали конвульсивно сокращаться. Но звука открываемой двери не последовало.
