«Что ж вы уехали из России?», — с недобрым прищуром спрашивают в комментариях в Инстаграме дорогие читатели. «А вы что, не понимаете, что ли?», — тут же набрасываются на них другие дорогие читатели, подразумевая, вероятно, что-то свое. «Вы не обязаны ни перед кем оправдываться!», — тут же пишут третьи, самые, вероятно, дорогие и добрые.
Оправдываться я, наверное, и правда не должна, но объяснить кое-что стоит — просто потому, например, что так уж у меня повелось: на протяжении долгих лет жизни в социальных сетях я впускала дорогих читателей не только в свою профессиональную жизнь, но и в какие-то более персональные, интимные области. Я знаю, что для многих моих читателей я стала чем-то вроде «домашнего», привычного персонажа, эдакой «тетей Галей» из телевизора подкаста — и, поверьте, это большая честь для меня. Но и большая ответственность, побуждающая, в частности, рассказать о моем отъезде и его причинах.
Мы улетели 24 февраля — в 12.30 мы втроем с мужем и младшим сыном уже сидели в самолете. Причина была довольно банальна — наш старший сын в это время находился в Турции, в скалолазном лагере (готовился, бедолага, к соревнованиям, которые, как мы теперь знаем, уже не могли состояться), и мы подумали, что в сложившейся ситуации лучше всей семье находиться по одну сторону границы. У нас были обратные билеты на 2 марта — мы планировали улететь домой все вчетвером. Но, как многие, наверное, помнят, именно 2 марта слухи о закрытии границ и мобилизации достигли своего апогея и мы решили задержаться еще на неделю.
А потом в действие вступили совершенно другие причины, связанные в первую очередь с профессиональной деятельностью моего мужа. В начале марта стало понятно, что международная IT-компания, в которой он работал много лет, в Москве больше работать не сможет. И что если он не готов поставить крест на своей карьере (а он вообще-то не готов), то ему придется какое-то время по крайней мере проработать за границей.
Решение «не возвращаться» было (и остаётся) очень болезненным для всех нас. Но мы решили, что, поскольку мою работу (по крайней мере, ее значительную часть) худо-бедно можно делать удаленно, а работу мужа — нет, пока мы поступим именно так. Тем более, давайте посмотрим правде в глаза, доходы моего мужа несравнимо выше моих. Наше решение имеет срок действия: следующей весной мы сядем, подумаем о своих планах снова и решим еще раз — и, я надеюсь, в тот раз мы решим как-то по-другому.
Почему я все это пишу?
Потому что мне кажется очень важным сказать: я прекрасно понимаю людей, уезжающих из России в силу этических соображений, рвущих с ней все связи и не планирующих возвращаться до смены режима. Я безусловно уважаю их решение (и понимаю, какое оно тяжелое и болезненное), но мое решение продиктовано иными соображениями и опирается на иные принципы.
Я не боюсь приезжать в Россию и планирую это делать, покуда смогу и так часто, как смогу. Я не рву связи. Я не прекращаю сотрудничество с теми институциями внутри России, которые готовы сотрудничать со мной. Я вообще не думаю о себе в терминах эмигранта или тем более «политэмигранта» — я просто уехала на некоторое время по семейным обстоятельствам, не сжигая мосты и не делая сильных заявлений.
Почему так? Самые строгие дорогие читатели начинают подозревать «отлучение от кормушки», ненужность за рубежом, невозможность получить легальный статус и прочие неприятные вещи. Пока, слава богу, у меня все в порядке: «Медуза» (была внесена Министерством юстиции Российской Федерации в список иностранных агентов) , для которой я пишу уже восемь лет, как известно, медиа не российское, а еще есть несколько международных проектов, в которых я задействована. Работа мужа обеспечит нам, я надеюсь, легальный статус.
Главным образом я веду себя так, а не иначе, по причинам сугубо романтическим: я очень люблю свою родину, я считаю, что отречься от нее в нынешней ситуации — так же неприемлемо, как и в любой другой, а решительное неприятие происходящего не означает автоматом, что я готова снять с себя ответственность за него и решить, что не хочу иметь со страной, действия которой я не одобряю, ничего общего.
Мне хочется быть по мере сил полезной своей стране — той, которую я знаю и люблю, а не той, в которую ее сейчас пытается превратить нынешняя власть. Россия для меня — не Путин, но, условно, храбрые библиотекари из провинции, до сих пор не боящиеся звать меня на свои конференции, и читатели, пишущие мне письма в подкаст чтобы сказать спасибо за рассказ о новых хороших книгах, благодаря которым им чуть легче не сойти с ума. Я хочу быть по возможности рядом с этими людьми — если не все время физически, то хотя бы ментально.
Понимаю ли я, что даже моей незначительной, в общем, публичности может оказаться достаточно, чтобы привлечь недоброжелательное, скажем мягко, внимание со стороны власти? Понимаю, но надеюсь, что этого не случится. Считаю ли я необходимым как-то в связи с этим модифицировать свое поведение? Да, в общем, нет — пока не считаю. Почему? Я уже писала, что в любой сложной жизненной ситуации спрашиваю, как бы поступил на моем месте Владимир Галактионович Короленко — вот поэтому примерно.
Ну, а теперь моя скромная персона выходит из чата, вновь уступая место книгам, литературе, чтению, писателям, читателям и прочим хорошим вещам.