Сейчас мы устанавливаем для нашего концептуального ума связь одной природы между двумя явлениями. И сначала мы устанавливаем прямое охватывание: непостоянство звука и произведённость звука – одной и той же природы, являются одним и теи же в самом звуке. Это надо установить с помощью довода.
И для того, чтобы установить факт единства в самом звуке непостоянства и произведённости, нам нужно понять природу того, как они пребывают в самой сущности самого звука. Чтобы установить, что одно не отдельно от другого, мы для непостоянства применяем так называемый “довод о независимости ни от чего”, который показывает, что разрушаемость, непостоянство пребывает в самом звуке независимо ни от чего. И в прошлый раз мы пытались установить этот факт, а сегодня мы будем выдвигать против этого контраргументы.
Оппоненты говорят: ваш довод неприложим, потому что непостоянство, разрушение вазы и прочих вещей зависит от других причин. Сделанность вазы, возникновение вазы, разрушение вазы зависят от чего-то другого, они не являются независимыми вещами, существующими в самой этой вазе. Поэтому нельзя никак сказать, что эти вещи являются неотъемлимыми характеристиками самой вазы.
Приводят пример: ваза и дерево не являются разрушающимися сами по себе. Ваза разрушается в зависимости от удара молотком, а дерево разрушается от огня, а совсем не от собственных присущих им причин. Непостоянство вазы или непостоянство дерева, их разрушаемость, не являются одновременно существующими вместе с деревом и вазой, не являются их неотъемлемыми свойствами, как говорит Сакья Пандита. Кроме того, в зависимости от молотка и от огня, непостоянство, разрушение вазы и дерева приходят после их существования, а не во время их существования. Во время существования вазы – непостоянства вазы, разрушения вазы нет.
В нашем же случае буддисты рассуждают, что все три понятия, такие как непостоянство, произведённость и разрушение – синонимы, потому что когда какая-то вещь не существует в свой следующий момент, это называют разрушением, это же называют непостоянством, это же называют произведённостью этой вещи.
И Сакья Пандита начинает исследовать такое понятие, как “разрушение”. У этого понятия есть два смысла: первый – относится к реальной вещи, второй относится к нереальной вещи, то есть понятие “разрушение”может относиться и к реальным, и к нереальным вещам. Понятие “разрушение”, относящееся к нереальным вещам, это просто когда что-то разрушилось, прекратилось и осталось полное отсутствие этой вещи – это нереальная вещь. В этой нереальной вещи – полном отсутствии, оставшемся после разрушения какой-то реальной вещи, у него (полного отсутствия) – нет никаких причин, потому что нереальная вещь не состоит из причин и условий. Это – первое значение слова “разрушение”.
Следующее значение слова “разрушение” – это разрушение реальной вещи – то, когда сама реальная вещь прекращает своё существование. Способ существовония реальной вещи – существование момент за моментом: она каждый момент перестаёт быть – для того, чтобы породить следующий момент, т.е.каждый момент разрушается. И вот это вот разрушение неотлично от самой реальной вещи, оно является реальной вещью. И в этом случае для разрушения вещи не нужно никаких других причин кроме самой этой вещи. И если сказать слово “разрушение” и отнести его и к реальной, и к нереальной вещи, в обоих случаях получается, что это понятие “разрушение” – относится к чему-то, что не имеет причин, отличных от себя. В нереальной вещи – потому что у неё вообще нет никаких причин, при разрушении реальной вещи – потому что она всё равно разрушается каждый момент независимо ни от чего, потому что у неё – такая сущность.
Когда Дхармакирти говорил о таком понятии, как “разрушение”, он имел в виду как раз разрушение реальной вещи, подразумевая, что для разрушения всякой реальной вещи не нужно никаких других посторонних причин – она разрушается всякий момент по своей собственной природе.
А то, что осталось – некое разрушение, которое осталось уже после полного разрушения реальной вещи, является нереальной вещью, не возникшей из причин и условий, и у него нет вообще никаких причин. Если у первой просто не было других причин, кроме собственной сущности, то у второй нет вообще никаких причин, потому что она – ничто.
И Сакья Пандита пишет: ясно, что для обоих их не нужно никаких причин – ни для разрушения, являющегося нереальной вещью, ни для разрушения, являющегося реальной вещью. Но нам особенно интересен тот вид разрушения, который является реальной вещью, тот факт, что реальная вещь не остаётся на следующий момент, что она разрушается каждый момент, чтобы создать новый. И этот сам факт разрушения, существование его каждый момент – не отлично от его сущности и является реальной вещью.
Сакья Пандита говорит, что уже этого высказывания было бы достаточно, чтобы доказать, что непостоянство, разрушение вазы или любой другой сущности реальной вещи является одновременно неотъемлимым свойством её собственной сущности, а не каким-то событием, возникающим позже. И уже этого достаточно, чтобы установить, что произведённость и непостоянство, т.е. разрушение, являются одной и той же природой – всегда. Таким образом получается, что непостоянство вазы, разрушение вазы, и её произведённость – всё время одновременны.
Но несмотря на то, что вышесказанного достаточно для установления неотъемлемости разрушения от самой сущности разрушаемой вещи и его независимости ни от каких причин, чтобы прояснить это до конца, Сакья Пандита сейчас займётся опровержением представлений оппонентов о том, чем является разрушение вещи.
Если подвергнуть анализу текое понятие, как “разрушение вазы”, то здесь существуют несколько вариантов. Если оно (разрушение), является какой-то другой реальной вещью, каким-то другим явлением по отношению к вазе, то является ли оно реальной или нереальной вещью? Если оно – нереальная вещь, то оно не зависит от причин.
Оппоненты говорят: разрушение вазы зависит от каких-то других причин, кроме существования самой вазы.
Сакья Пандита говорит: хорошо, если оно зависит, давайте посмотрим, как это вообще может происходить. Если это нереальная вещь, то оно ни от каких причин вообще зависить не может, потому что оно – нереальная вещь. Если оно (разрушение) – реальная вещь – то это разрушение – сама ваза или что-то отличное от неё? Если это сама ваза, то что же делает его? Оппоненты говорят: другие причины делают, создают это разрушение.
Если, – говорит Сакья Пандита, – разрушение вазы – это и есть сама ваза, то что делает саму вазу? Сама ваза уже сделана, её не надо ещё делать, не нужно никакого дополнительного делателя, она уже есть в этот момент. Если же разрушение – вещь, отличная от вазы, – другая реальная вещь, тогда, получается, что делая это разрушение, мы не разрушаем саму вазу, потому что разрушение получается отличным от самой вазы. Таким образом, как бы мы не пытались найти отличную от самой вазы причину для разрушения, мы никак не можем не можем её найти.
В комментарии это объясняется более подробно, и Сакья Пандита спрашивает: согласно вам – оппонентам, разрушение вазы не обусловлено только лишь её собственной природой, как мы это говорим, а оно зависит от другой причины. Вы говорите, что оно зависит от удара молотком. Тогда – это разрушение вазы, которое возникло в зависимости от молотка, – является реальной вещью или нереальной вещью? Если оно – нереальная вещь, то вообще нельзя сказать, что оно рождается из причин. Если вы говорите, что разрушение вазы является нереальной вещью, и при этом говорите, что для разрушения вазы нужна какая-то другая причина, отличная от этой вазы, тогда вы впадаете в глубокое противоречие, потому что у нереальной вещи не то, что другой, – вообще никакой причины не может быть для возникновения. Она – беспричинна, потому что её просто нет.
А если вы всё таки упорствуете и продолжаете говорить, что разрушение вазы является нереальной вещью, и при этом рождается из других, отличных от вазы причин, сколько бы вы не называли его нереальной вещью, оно всё равно будет реальной вещью, точно так же, как из семени рождается росток. Можно, конечно называть росток нереальным, но он всё равно родился, он будет реальным.
Получается, таким образом, что если разрушение вазы зависит от другого и при этом является нереальной вещью, это утверждение – противоречиво и потому опровергнуто.
Тогда рассмотрим следующую возможность: разрушение вазы, зависящее от чего-то, отличного от самой вазы, которое утверждается оппонентами, является реальной вещью. В таком случае, если оно является реальной вещью, любые две реальные вещи, как здесь – сама ваза и её разрушение – являются одним и тем же или чем-то разным? – спрашивает Сакья Пандита.
Рассмотрим первый вариант, что разрушение вазы является реальной вещью, что оно, как говорят оппоненты, зависит от чего-то другого, от причины – молотка, и оно является тождественным с вазой, одним и тем же, что сама ваза. Это разрушение вазы делается молотком и является тем же самым, что и ваза, является вазой. Но, – говорит Сакья Пандита, ваза-то уже сделана на самом деле горшечником, поэтому не нужно никакого другого молотка, чтобы её ещё раз сделать.
Так опровергаются обе возможности: первая – то, что разрушение вазы является нереальной вещью, второе – то, что разрушение вазы является реальной вещью, которая есть сама ваза. Третья оставшаяся возможность – то, что разрушение вазы есть некая реальная вещь, которая отлична от вазы. Больше никаких возможностей нет.
В третьей возможности тоже есть три варианта. Что может быть отлично от вазы? Либо это – молоток, которым бьют, либо – черепки, которые остаются после вазы, либо что-то, не являющееся ни молотком, ни вазой. Больше никаких кандидатов для того, чтобы назвать это “разрушение вазы”, найти нельзя.
Если молоток считать разрушением вазы, то поскольку выше сказано, что молоток считается причиной, посредством которой он создаёт разрушение, то абсурдно следует, что молоток производит сам себя, т.е. разрушение вазы является молотком, а это – невозможно.
Следующий кандидат на то, чтобы называться вазой – черепки, осколки, которые остаются после вазы. Сакья Пандита говорит, что он, конечно, признаёт, тот факт, что эти осколки возникают, имея своей сущностной причиной саму вазу, а условием, сопутствующей причиной – молоток. Из сути вазы, как основной причины, при содействии молотка получаются осколки. Действительно, это так. Но разрушение вазы и разрушение осколков (осколки – непостоянны), тем не менеее – разные вещи.
Тогда оппоненты спрашивают: может быть, само разбивание на осколки мы назовём разрушением вазы, которое отлично от этой вазы?
Нет, – говорит Сакья Пандита, мы на это не согласимся. Почему? Потому что то, что предлагается назвать “разрушением вазы”, на самом деле – “рождение осколков”. Если вы хотите сказать, что это “рождение осколков” является “разрушением вазы”- дать такое имя, то мы не будем спорить с дураками из-за наименования. Конечно же, можно назвать его хоть “коровой” – это возникновение осколков, но не в этом же дело, не в том, как назвать...
В мирских понятиях осколки называются разрушением вазы, но на самом деле – это совсем не то, что подразумевается под разрушением вазы. Под разрушением вазы здесь подразумевается её разрушающаяся сущность, которая не отлична от самой вазы.
Например, в повседневной мирской жизни мы говорим: вазы – нет, ваза разрушилась. Мы вводим понятие “разрушение” в нашей обычной жизни на основе того, что она сломалась: ваза – разрушилась, потому что она сломалась. Но есть большая различие в употреблении понятии “разрушение”, в Цеме и в нашей повседневной жизни. В быту оно зависит обязательно от того, что возникли осколки: когда ваза стала осколками, мы говорим – ваза разрушилась. Тогда получается, что разрушение есть только в зависимости от появления осколков. В цеме же рассматривается тонкое разрушение вазы, которое сводится к непостоянству каждого её момента. Разрушение вазы в каждом моменте её существования, для того, чтобы был создан новый момент вазы или новый момент осколков, или ещё чего-то, – не зависит уже от самих осколков, ваза разрушается, в любом случае, каждый момент.
Но у оппонентов возникает новое возражение: может быть причина – молоток – порождает два последствия: с одной стороны – черепки, а с другой стороны – такую нереальную вещь, как разрушение вазы? Возникает два результата, точно так же, как огонёк в лампадке делает два дела: сжигает фитилёк и рассеивает темноту. Почему молоток не может тоже делать два дела – порождение черепков и разрушение вазы?
Сакья Пандита отвечает: такой пример не подходит. Одна лампадка с помощью многих сопутствующих условий порождает множество разных результатов, в том числе – сжигание фитилька и рассеивание тьмы вокруг. Но в случае с разрушением вазы, разрушение вазы является нереальной вещью, а черепки являются реальной вещью, – и их невозможно установить, как результат одного и того же действия. Их объекты здесь совершенно неподобны, и этот пример – непреложим. Таким образом, всё объяснение здесь сводится к тому, что разрушение вазы, непостоянство вазы не зависит от каких-то других причин, кроме сущности вазы.
И мы теперь переходим к третьей возможности: разрушение вазы является отличной от вазы реальной вещью, которая в свою очередь не является ни молотком, ни осколками. Однако это совершенно невозможно: третья вещь, которая не является ни молотком, ни осколками, и вообще не имеет отношения к этому процессу, никак не может делать вазу непостоянной.
Оппоненты продолжают упорствовать: так же как когда огонь сжигает дерево и остаётся зола, точно так же при разрушением вазы молотком – другой причиной, остаётся разрушение вазы в качестве остатков. Разрушение вазы – это и есть осколки.
Сакья Пандита: если считать порождение осколков разрушением вазы, тогда мы зайдём слишком далеко. Тогда и в тот момент, когда вазу делают из глины, нужно думать, что горшечник не делает вазу, а разрушает глину. Как разрушение вазы является не произведением осколков, а только лишь разрушением вазы, так и предыдущий момент произведения вазы из глины, является не произведением вазы, а разрушением глины. Горшечник только тем и занимается, что рушит глину.
В любом случае, и мы, и вы, – говорит Сакья Пандита своим оппонентам, – все говорят, что ваза – разрушается. Но нам удалось при помощи верных рассуждений доказать, в отличие от вас, что разрушение вазы не зависит от других отличных от неё причин. И в доказательство Сакья Пандита приводит пример из Цема Намдрел Дхармакирти.
Мы установили факт с помощью логики, а теперь хотим сделать то же самое с помощью приведения цитат из священных текстов. У Дхармакирти сказано, что те, кто говорят, что разрушение имеет другие причины, отличные от себя – заблуждаются. И далее идёт обширная цитата из автокомментария, написанного им к третьей главе об умозаключении для себя, где он дебатирует по тому же самому поводу с традицией Веданты, утверждающей, что разрушение дерева имеет в себе причину – огонь. Дерево сжигаетмя в огне, следовательно, разрушение дерева происходит по причине огня.
Дхармакирти задаёт вопрос представителям школы Веданты: разрушение дерева – то же самое, что и дерево, или отлично от дерева? Если разрушение дерева – это само дерево, то поскольку разрушение дерева сделано огнём, тогда получается, что само дерево делается огнём. Но дерево – уже сделано, ему не нужно никакого огня, чтобы его делать.
Если же вы считаете, что разрушение дерева – реальная вещь, отличная от самого дерева, то тогда, сжигая дерево огнём, вы производите другую сущность – разрушение дерева, а само дерево при этом никто не трогает. И тогда оно остаётся видимым, не разрушается вовсе. Если разрушение дерева производится огнём, и оно отлично от самого дерева, то сжигая дерево огнём, вы производите что-то-то другое, а само дерево при этом не трогаете, оно остаётся тем же, что было. Получается абсурдное последствие, что дерево – постоянно, потому что его никак нельзя разрушить. Что-бы вы с ним не делали, вы будете порождать некое разрушение дерева – отличную от самого дерева субстанцию, а само дерево будет невредимо.
Оппоненты говорят: само не-рождение дерева, не-появление его в следующий момент, – это и есть разрушение дерева Именно поэтому мы не видим самого дерева после того, как его сожгли.
Дхармакирти отвечает: что же вы делаете? Вы берёте одну вещь, говорите о её разрушении, и отождествляете это с какой-то другой вещью. Если вы будете так делать – это совсем грубая ошибка. Разрушение дерева должно быть в любом случае функцией дерева, свойством дерева, а вы свойство дерева относите к совсем другой вещи, отличной от дерева. Выходит, что разрушение дерева вообще не имеет к дереву никакого отношения.
Это было рассуждение с точки зрения того, является ли разрушение дерева одним и тем же или чем-то отличным от дерева.
Далее приводится опровержение оппонентов с точки зрения того, является ли само дерево постоянным или непостоянным? Если дерево является чем-то постоянным, то жги или не жги его огнём, всё равно с ним ничего не будет, оно не разрушится. Поэтому нельзя сказать, что огонь является причиной разрушения дерева. Если же это дерево является непостоянным, тогда оно будет разрушаться само по себе, и тогда не надо будет огня, чтобы его разрушить.
Здесь они выступают с достаточно странным утверждением, что само возникновение огня занавешивает и как-бы маскирует дерево, которое является чем-то постоянным. Оно – постоянно, но огонь, который его сжигает, так его маскирует, что потом его нельзя увилеть, и оно для нас просто не проявляется.
Дхармакирти говорит: в таком случае, абсурдно следует, что дерево – не сгорает, потому что его просто занавешивают явлением сжигания, и всё. А само дерево – остаётся целым. Однако, занавешивание – далеко не уничтожение.
Дальше идёт цитат из Цемы Намдрел:
Субъект – дерево.
Тезис – оно является постоянным,
Довод – потому что его нельзя сжечь огнём.
Почему нельзя сжечь огнём? Потому что согласно утверждениям оппонентов, причиной – огнём – порождается сжигание дерева, уничтожение дерева, которое отлично от самого дерева. Поэтому сколько не жги дерево огнём, наделаешь много уничтожений дерева, а самого дерева, отличного от своего уничтожения, не сожгёшь.
Итак, чтобы подытожить сказанное, мы утверждаем, что разрушение реальной вещи должно относиться к самой сущности этой вещи. Например, когда говорят: субъект – звук, он – непостоянен, потому что произведён, – связь между произведённостью и непостоянством должна быть установлени в самом звуке. Именно потому что самая сущность звука является и произведённой, и непостоянной, мы можем установить одно из другого на основе довода одной природы.
И поняв таким образом что разрушение, непостоянство является свойством самой сущности реальной вещи, самой сущности вазы, самой сущности звука, а не каким-то отличным от неё набором причин и условий, которые могут быть, а могут и не быть, что непостоянство, разрушение – неотъемлимая её часть, мы также понимаем, что все другие синонимичные разрушению свойства, такие как – быть реальной вещью, быть непостоянной, произведённой вещью.
Таким образом в Цеме устанавливается, что всё, что является произведённым, является непостоянным, разрушающимся.