Было раннее утро. В огороде возле огромных кочанов капусты сидела пожилая женщина в черных калошах на босу ногу, ночной рубашке и шале. Тихо охая, она с опаской посматривала на свой дом.
- Анастасия Никифоровна, доброе утро, - любезно поприветствовала соседку молоденькая девушка Дарья, которая выгоняла в стадо коров - а вы что это в таком виде? Что-то случилось?
Женщине совсем не хотелось отвечать и выносить на всеобщее обозрение сор из избы, но она не удержалась и заплакала.
- Баба Настя, - опешила Даша, - да вы что это удумали плакать! Пойдемте к нам, чайку попьем, успокоитесь.
Анастасия Никифоровна встала, утерла шалью слезы и послушно последовала за Дарьей.
***
В доме у Дарьи давно уже не спали, кто скотину кормил, кто в огороде полол. Мать девушки, Людмила Петровна, месила на кухне тесто.
- Здорово Никифоровна, - сказала она вошедшей соседке, - а ты чаво в таком виде?
Дарья из-за спины женщины показала матери, чтобы она ни о чем не расспрашивала.
- Давай проходи, присаживайся. Ща оладья испеку, будем завтракать.
Женщины особо по соседски не общались, но при встречах всегда здоровались и даже иногда делились новостями.
- Да, что мне те оладья, - не сдержалась бабка Настя, - мне бы водки рюмки, али даже стакан, хотя впору удавиться.
Две женщины всплеснули руками и переглянулись.
- Всю жизнь считала, что только у плохих жён мужики пьют. И когда мне сноха заявила, что мой Вадик алкоголик, не поверила. Всё её хаяла, что наговаривает на мово сыночка. Видите ли он из дома всё тащит, и друзей-алкашей водит, да нет нет и руки распускает.
Всё считала, врет стервоза. А недавно приехал ко мне, выгнала она его. Так я чуть ли не проклятиями сыпала. Ведь пока он не пьет, рубаха-парень. А тут связался с местной шелупонью, они Вадичку мово и споили. Не удержался, окаянный. Неделю уже пьёт. Да вы наверное это и сами видели. Что ни день, всё коту под хвост. А вчерася пришел ночью откуда-то, я уж третий сон досматривала. Встал на до мной и орёт голосом не своим, - ой, мамка, помру я наверное. Жабры так горят, что хоть вешайся. Я конечно же испужалася. А он давай всё вокруг крушить бутылку ища. Потом ко мне подлетел и душить начал. Насилу я от него вырвалась и бежать в чём была. Так пол ночи в огороде и просидела. Что теперь делать, ума не приложу.
- Никифоровна, - начала Людмила, когда та окончила рассказ, - помнишь, как мой Иван по молодости то пил? Не лучше твоего было.
Пожилая женщина закивала головой.
- Так вот, к бабке Вере тебе нужно сходить. Она твоему горю поможет. Мой, поди, уже тридцать лет не пьёт. Если бы тогда ни она, считай давно бы семья распалась.
***
На краю деревни возле самого кладбища стоял небольшого размера опрятный домик. Во дворе заботливо рассажены в вазоны разно пёстрые цветы, забор выкрашен в зелёный цвет, а у самых окон посажены яблони. Вот здесь то и жила местная чародейка бабка Вера. С молодости она занималась хитрыми делами, лечила разного рода заболевания, снимала порчу, венец безбрачия и даже родовые проклятия.
Сколько помнила себя уже немолодая Анастасия Никифоровна, а в этом дворе никогда ничего не менялось. Словно время здесь остановилось и ему было всё не подвластно. Да и хозяйка сама, наверное на лет ...тнадцать старше бабки Насти, а выглядела так, будто ей не было еще и шестидесяти.
Бабка Вера шустро открыла дверь, как только женщина взошла на крыльцо и постучалась. Переступила Никифоровна порог дома и словно в церковную лавку попала. Кругом свечки, лампадки, различного вида обереги, только икон недоставало.
- Ну здравствуй Настя, - улыбаясь сказала бабка Вера, - проходи, присаживайся, в ногах правды нет.
Анастасия Никифоровна, как робкая девчушка, присела на краюшек тахты.
- Что, милая, за сыночка пришла ко мне просить? За воротник заливает сверх меры?
- А откуда вы... ты знаешь про то? - удивилась Никифоровна, зная, что молва о ней не успела бы так быстро по деревне разлететься.
- Ой, Настя, Настя, сколько лет мы с тобой знакомы, а все диву даёшься. У баб ведь какие беды? Если мужика нет, то значит с детьми непорядок. А мне помнится ты мужа давно схоронила и остался у тебя один сынок. Или я что-то путаю?
- Нет, - печально вздохнула Никифоровна, а затем запинаясь от волнения спросила, - а ты можешь моей беде помочь? Ну там заговор какой-нибудь сделать или ауру, что-ли прочистить.
- Ауру, говоришь, - усмехаясь, сказала бабка Вера и блеснула своими белыми, как в рекламе жвачки, зубами, - ты если в колдовстве, да в ворожбе не ведаешь, так и не мели языком, того чего не знаешь. Давно твой сыночек к бутылке прикладывается?
Никифоровна пожала плечами.
- Давно, сама вижу. Только ты, как любая мать, все сыночка своего перед невесткой защищала, а нужно было позицию её принять и ко мне давно прийти. Глядишь и не было бы вражды между вами. И с внуками бы сейчас общались и сын бы не пил. Да что уж теперь... Попробуем изменить вашу судьбу, пока ещё не поздно.
Затем бабка Вера оставила Никифоровну одну, а сама ушла в чулан. Долго там рылась, после чего вытащила огромную бутыль с чем-то черным внутри. Дальше вышла во двор и набрала кладбищенской земельки с чьей-то могилы, что видела бабка Настя в окно.
Вскоре она вернулась, неся с собой чекушку беленькой. Поставила все это на стол, сверху на бутылочку водрузила воронку с марлей. В которую всыпала землю, только что принесенную, от которой шёл тяжелый и сырой дух погоста. Затем откупорила большой бутыль, отчего по комнате разнесся неимоверный запах благовоний. И осторожно стала добавлять содержимое бутыля, прямо через землю в чекушку.
- Ой, чаво это ты удумала?
- Не бойся, дура старая, поздно уже бояться. А сейчас слушай меня внимательно, - сказала бабка Вера, закупоривая обе бутылки. - Возьмешь это, - она указала на маленький бутылёк, - и припрячешь его где-нибудь в укромном месте хорошенько, чтобы твой охламон раньше времени его не нашёл. Как только у него в глотке сохнуть станет, ты ему рюмку с этим настоем-то и подсунь. А сама проследи, чтобы ни капли не обронил и всё выпил до дна.
- Так что там? - Никифоровна протянула боязно руку к бутылке.
- Держи, держи, - протянула бабка Вера ей чекушку с мутной жидкостью внутри, - будем твоего сына уму разуму учить. Здесь не простое снадобье, здесь страх смертельный землицей кладбищенской запечатан. Как закончится, за новым придёшь. Так и будем поить, пока его от одного запаха воротить не станет.
Распрощавшись, бабка Настя поковыляла к родному дому. За пазухой у нее бережно припрятана была настойка, а в душе предчувствие чего-то. И то ли хорошего ждать, то ли плохого, было совсем не понятно.
Продолжение следует...