Часть 3
Кабинет инженерно-технического персонала дорожного управления находился в сером двухэтажном здании на территории хозяйства. На стоянке перед ним стояли вахтовки и две легковушки. Там спорили рабочие с мужчиной в тканевой куртке и кепке. Из нагрудного кармана, по-видимому, техника торчал блокнот и карандаш.
«Спрошу-ка у этого», – подумал Фёдор и направился к мужикам.
Начал накрапывать дождь.
«К обеду разойдётся не на шутку», – он оценивающе глянул на свинцовые тучи, обложившие небо.
Голоса приближались, уже можно было догадаться, в чём проблема.
– Ты, Сличенко, вола не крути! Посмотри вверх. Видишь? А у нас трёх рабочих не хватает в смене.
– Потише, я что ли поеду? У меня таких бригад – восемь. Смекаете? Так что, мужики, не орите. Вы же опытные. Чать, не впервой. Ну поработаете на подхвате, а я в долгу не останусь… Сверхурочные выпишу. Всё, давайте кончать базар. Работа и дорога не ждут.
Обращаясь к подошедшему, заглянул в протянутую бумагу:
– Ты посмотри – не было гроша, да вдруг алтын! Вот вам ещё руки и отвалите от меня… Серёга, на месте познакомитесь, покажешь ему всё, хорошо?
Он повернулся к высокому сухому рабочему в комбинезоне. Глянул ещё раз в бумагу и на новенького:
– Хотя… Он вам сам может показать, – инженер осклабился. – Я приеду завтра утром. Проверю как дела.
Пожав бригадиру руку и махнув остальным, человек хлопнул дверцей «Нивы». Двигатель заурчал и, разбрызгивая лужи, машина скрылась из виду за воротами.
– Я – Косой, – щуплый молодой человек, пританцовывая, будто не терпелось по нужде, придвинулся к Фёдору.
Тому пришлось напрячься, чтобы смотреть в здоровый глаз назвавшегося, не отвлекаясь на капризно закатывающийся под бровь.
– Ты это чего, грамотный, к нам? По отсидке никак? У нас таких бывает… Расскажешь опосля?.. Ну я побёг.
Косой, натянув пиджак на голову, помчался к конторе, петляя меж луж.
– Давай по-скорому, – крикнул вдогонку Серёга.
Согнутая фигура закивала в ответ.
– Не смотри, что он с виду хилый, – решил для знакомства прояснить бригадир. – Косой – жила. Потому как жадный до деньги. За любую работу берётся и за сверхурочные… Но трепло. Так что ты не очень-то варежкой хлопай, ага? – он усмехнулся.
Этот белобрысый прямой жердяй начинал нравиться Орехову.
Через час двадцать, изрядно протрясясь на изъеденной зимней коррозией трассе, они добрались до своего участка. К тому времени дождь лил как из ведра. За серой пеленой понурила головы гидра дорожной техники. В теплушке от влажной одежды на батареях шёл пар, и стены сочились рабочими слезами. Щербатый фанерный стол, за которым обедало человек восемь ужался до игрушечных размеров. Ели картошку в мундире с салом, макая в кучку крупной соли пучки зелёного лука, запивая кирпичного цвета чаем. Разговаривали мало и неохотно, перебиваясь и прислушиваясь к мыслям и непогоде за стеной.
– Вот, мужики, привёз нам новенького. Встречайте. Фёдор… Работал прорабом на стройке, – решил добавить Сергей.
– Хорошо хоть не хирург, – спокойно произнёс крупный мужчина и протянул тяжёлую руку. – Деникин.
Затаившаяся компания взорвалась смехом. Орехов промолчал. Он понял, что фамилия у рабочего настоящая, а гусарские усы он отрастил из-за весёлого нрава.
В ожидании, пока дождь утихнет, промаялись ещё пару часов, вяло перебрасываясь картишками. Наконец Сергей, выглянув наружу, махнул айда! и все потянулись на свои места.
Вместе с привычными запахами, выглянувшим на минуту солнцем, успевшим распустить по стальным поверхностям ослепляющих зайчиков, градус настроения поднялся. Бригада поймала рабочую волну и вошла в обычный ритм.
«Не ждать милости от природы, а взять её…», – так думало большинство.
К новичку в тот раз только присматривались. Было не до расспросов. По дороге домой снова зарядил дождь.
Под стук капель о крышу вахтовки Фёдор думал примерно то же и так же, что и его новые товарищи. Никто из них ни о чём особенном не мечтал. Жили заботой о семье и укрепляли хозяйство.
«Когда руки заняты делом, праздные мысли не достают». Он был занят всегда, сколько себя помнил. То починкой, то постройкой, то огородом. Дочь, слава богу, переняла его характер и навыки.
Вместе с трёхцветной Тишей на подоконнике дом ждал хозяина, чтобы отогреться в ненастье. Тот нарочито громко и весело грохнул входной дверью, мол, просыпайся, народ, сбросил сапоги и мокрый плащ на лавку у вёдер с водой и в носках прошёл в переднюю. Кошка мягко спрыгнула на половик, мурлыча стала тереться об ноги.
«Сейчас, Тишка, молочка попьёшь», – присел возле на корточки и несколько раз погладил пальцем переносицу и скошенный лоб животного. Под гладкой шёрсткой прощупывалась твёрдая кость. Это всегда вызывало у мужика чувство умиления: «Дождалась меня, махонькая».
Заметив, что нужны дрова и в угольном ведре только на донышке, вернулся в прихожую:
«Подождите чуток, сейчас всё принесу».
Накинув дождевик на голову, пробежал по настилу до сарая. Здесь в полу был вырыт погреб для хранения варенья, закруток, сала, квашеной капусты и корнеплодов. В тёплую погоду в нём оставляли и молоко, чтобы быстро не скисало.
Набрав на одну руку полешек на растопку, другой прихватил ведро с углём и стеклянную бутылку молока. От простых и привычных действий хотелось петь. «Чёрт, как же дома-то хорошо!».
Выдвинув задвижку, развёл огонь. Открытая плита быстро согрела помещение. Впуская в хату дрёму, мерно тикали ходики, приближая стрелки к девяти. Он с удовольствием поел разогретую картошку с мясом, мысленно поблагодарив заботливую хозяйку. Убрал за собой со стола и помыл посуду в тазу.
Перед тем как пойти на спальную половину, выключил свет, пошуровал кочергой в топке, любуясь на голубые языки пламени, лизавшие особо крупные куски антрацита. Разбил несколько, чтобы поскорей прогорели. Потирая натруженную поясницу, подошёл к окну. На стекле капли дождя сбегались в кривые дорожки и бесшумно стекали вниз. Далеко отсюда небо напополам раскроила золотая ветка молнии, высветив дом с размытыми глазницами окон на противоположной стороне.
«Будто их умер, а мой плачет… Вот ведь, всякая дребедень в башку лезет… Там, небось, дрыхнут уже все… Но отчего же мне стало хреново?.. Да ладно, если важно, то вспомню» – с этими мыслями разделся и забрался в кровать. Борясь с дремотой, промаялся около часа и, когда в печи всё прогорело, закрыл вьюшку, а уж после провалился в глубокий сон, первый за пять лет.
Молния, которую увидел Фёдор, как нож в масло вошла в ствол избежавшей ковровой бомбардировки в сорок первом старой ели, неподалёку от железнодорожных путей. Ствол, похожий на обугленное копьё, с шумом съехал и упёрся верхушкой в камень, угрожая равнодушному небу.
В доме у Хрипуновых не спал Генка. Он сразу смекнул, что встревожило соседа, и теперь костерил себя: «Ну не мудак я – так проколоться?» Заодно прикидывал, как происшедшее, если что, свести к пустяку. Успокаивал и тут же противоречил себе: «Да ладно, такого дерьма в каждой хате навалом, никто внимания не обращает… Да-а никто... кроме близкого… А, плевать…» И так до утра. Мысли суматошно роились в голове, то расслабляли, то загоняли в панику.
По правде, ему понравилось возникшее ощущение опасности и даже захотелось поиграть с трофеями. Почувствовав нарастающее возбуждение, всё же решил не распаляться перед сменой. Утром с серым лицом и красными глазами, забыв на столе газетный свёрток с перекусом, сел на мотоцикл и уехал в сторону переезда. Он уже был готов к новой охоте.
И как говорится, на ловца и зверь бежит. В тот день они со сменщиком работали на пару. Из толочинского леспромхоза сообщили, что забили под завязку семь вагонов древесиной и можно отгонять на сортировочную. Тут одному не справиться. Палыч всю дорогу жужжал что-то про свою семью и планы, которые нарушил сын.
– Понимаешь, Геня, мы с жинкой и мальцем на неделю собрались в деревне у стариков наших отдохнуть. Они рядом с Копысским лесничеством живут. Там благодать – воздух, родники. А ещё, слышь, объявление в газете прочитал, что разрешили три дня охоты на вепруков. Дзики там расплодились и шибко вредят деревьям. Ну, это ж роскошь, нипочём пропустить нельзя… А тут Костян мой: «Папа, у нас в День физкультурника, это, почитай, как раз на наш отпуск выпадает, будет соревнование по ориентированию на местности». Вот что мне теперь делать? – мужик сокрушённо вздохнул.
Генка сочувственно покивал и спросил, где будут соревнования. И успокоил: мол, они же быстро пройдут, можно будет уехать и ещё отдохнуть, и наохотиться.
– А никак иначе, – согласился тот. – Да тут неподалёку, в сторону Барани. Школа 10 организует.
– Ну, так чего ты переживаешь? Это же в одном направлении, – Генка засмеялся.
– И то! – обрадовался обнадёженный машинист.
В то утро Фёдор встретил Глеба. Сосед шёл домой со стороны станции, с работы. Он так изменился, что встреть его Орехов в другом месте ни по чём бы не узнал. Навстречу опустив голову, будто потерял что, в заношенной тёмной спецовке брёл старик. Когда мужчины поравнялись и Фёдор поздоровался, тот поднял голову и, подслеповато прищурившись, тихо с надрывом ответил. Он так сильно похудел, что кожа на лице обвисла, как вся одежда на теле. Будто этот бывший толстяк в одночасье потерял килограмм пятьдесят.
«Может, какая болячка прицепилась?» – Фёдор ускорил шаги.
Сзади пустынная улица внимала тяжёлым вздохам и шарканью. Жалкое зрелище…
Несмотря на дождь, укомплектованная бригада (им прислали ещё людей) за три дня прошла больше половины вскрытого участка.
Сообразительный Орехов, умевший вовремя молчать и говорить, быстро освоился в коллективе. В один из дней на раскомандировке, изучая чертёж изношенного отрезка дороги, обратил внимание бригадира на место, заштрихованное косыми линиями.
– Тут, похоже, лесной завал, – предположил тот.
– Но посмотри, если его чуток захватить, то полотно выровняется.
– Согласен… Это к инженеру. Завтра покажу ему и уточним, что там.
Там оказалась несанкционированная свалка. Никто уже не узнает, почему трассу при постройке изогнули, но, согласно поговорке, свято место пусто не бывает: ленивые и предприимчивые водители, не обращая внимания на запрещающий плакат, в удобную луговину сваливали технический мусор, шины, упаковку, домашний хлам и пищевые отходы. Скоро здесь вырос нехилый террикон. Над ним роились мухи, каркали вороны и стояла вонь.
Было решено место зачистить, а землю подготовить для покрытия. Косому, водителям погрузчика и самосвала выписали наряд на понедельник, а новичку объявили первую благодарность с занесением в трудовую книжку.
Фёдору была по душе мужская работа на свежем воздухе, нехитрая и полезная. Даже в непогоду – мокрый лес под низким, плачущим небом и невнятный разговор этой троицы… дымящийся асфальт с лужами, напоминающими капли ртути…шум и лязг техники, оставлявшие после себя новенькую чёрную, ровную ленту пути. Этот человек познал цену свободы.
Когда садились обедать, Косой включал своё «радио». Тема у передач была одна – криминальные новости. Рабочие, не в силах справиться с пристрастием бульдозериста-трепача, давно научились отключаться, думая о своём.
Фёдор слушал сплетни с возрастающим интересом. Его занимал сам болтун, у которого, по-видимому, была проблема. Может, с головой не всё в порядке, недаром же такое сильное косоглазие. И в рассказах звучала некая общая тема.
Одним днём, важно глядя одновременно в разные стороны, парень сообщил, что его кореш подозревает в смерти тех двух девочек оршанских сектантов (ну помните, я про них в прошлом году рассказывал? Их ещё нашли в Толочинском лесу, одну на рельсах, а другую в петле на дереве).
«Вот!» – он многозначительно помолчал, не дождавшись реакции, мрачно добавил: – А вчерась к бате знакомый мильтон заходил пива дерябнуть. Так я слышал своими ушами, что в том же Толочинском и в Дубровенском районах пропали четверо детей. Все жили в разных городах и посёлках и не были связаны никак… А ещё сказал, что писать в газетах об этом запрещено. Но люди судачат почём зря… Я думаю, дружбан из сочувствия поделился…».
Тут рассказчик поперхнулся, покраснел, как рак и, схватив из сгрудившихся в центре стола эмалированных кружек с чаем первую попавшуюся, шумно отхлебнул. Смахнув навернувшиеся от горячего слёзы, сипло продолжил:
«Он сказал, что у пропавших есть общее. Возраст – от 10 до 12 лет. Пол – девочки. Пропали, когда находились в пионерском лагере, в школе на спортивно-оздоровительных мероприятиях или в турпоходе… Поэтому, думаю, их намного больше, ведь ни жертв, ни душегуба не нашли… Вот я и говорю…»
– Всё, Косой, кончай брехать. Пошли, ребзя, перерыв окончен», – заткнул говоруна бригадир.
Фёдор вскоре заметил, что безудержным болтуном Косой становится, когда разговор заходит о подобных случаях, а в других – обычный человек. Что-то парня здорово цепляло. Новенький даже рискнул полюбопытствовать и узнать у Сергея, в чём дело. Но ответ неожиданно прозвучал по-бабьи истерично: «Ой! Не спрашивай!»
Всё стало понятно, когда Косой нашёл кости.
***
Старшая медсестра городской поликлиники номер три, Алевтина Петровна, пригласила в кабинет молодую сестричку Орехову. Присматриваясь к девушке полгода, решила, что пришло время поставить ту на участок. Таисия показала себя грамотной, расторопной и дисциплинированной.
Но пока на самый маленький, рядом с вокзалом. Там, где две улицы, пересекаясь, образуют привокзальный овощной рынок. На участке старый доктор Короткин. У него быстро научится работать и с людьми правильно разговаривать. Алевтина Петровна не формально выполняла свои должностные обязанности, и поликлиника неизменно занимала первое место в соцсоревновании среди медучреждений города.
– Таисия Фёдоровна, я тебя перевожу к доктору Александру Ивановичу. С понедельника выходишь к восьми, кабинет 11. Неделю на стажировку, только приём. По адресам будешь ходить с Рыжаковой. После самостоятельно. Всё ясно? – она строго посмотрела поверх очков.
– Да, Алевтина Петровна, всё ясно. Спасибо, – зелёные глаза лучились счастьем.
– Хорошо. Ты свободна.
До процедурной Тася чуть не летела. Вторая сестра на смене, Тома Докутович, пухлая, как булочка с изюмом, выпучив глазки затарахтела:
– Што, як?! Ругалася?
– Не, Томка. Меня переводят к старику Короткину.
– Ого! Везёт, – девица закружила подругу. – Цяпер и замуж можна выходзіць, – она весело подмигнула. – Видела твоего возле «Продуктов» вчера. Шикарный хлопец.
– Никакой он не мой, – засмущалась Тася.
– Не скажи, – Томка выглянула в коридор и пригласила. – Следующий.
Вечером Тася рассказала новость отцу. Тот, чтобы не испортить момент, промолчал, но она заметила, как на его глаза навернулись слёзы и как сжались кулаки.
Девушке было приятно показать, какая она стала взрослая и самостоятельная, и получить признание. Пусть и от бывшего заключённого. Она пораньше ушла к себе, мысленно развивая тему перспективы такой самостоятельности. Что лукавить, Тася мечтала о замужестве и о конкретном мужчине.
«Пусть бы он поскорее догадался. Пожалуйста! Ну, пожалуйста! – неизвестно к кому взывала влюблённая.
В первый выходной Фёдор уехал в Болбасово к своякам. Те встретили по-родственному. Танин муж, Яков, работал в колхозе электриком и пользовался авторитетом и уважением, судя по портрету на доске почёта рядом с сельсоветом и автобусной остановкой. На снимке у Яши открытый ворот рубашки, стальной взгляд и заломанный кепкой непослушный вихор надо лбом.
Мужик, чуя предстоящее угощение, загодя истопил баньку, где свояки от души попарились, а после во дворе под навесом распили пол-литра «Московской» с наваристым Таниным борщом. Дождь, не переставая, то тихо шуршал по крыше, то неслышно моросил, и люди ушли в дом. Здесь получив одобрительный кивок супруга, Татьяна рассказала о том, как жила у них племянница.
«Вы с Олей хорошую дочь воспитали, Федя. Трудолюбивую, послушную. Ни разу у нас не было ссор. Училась она в местной школе, Яша все документы выправил для перевода и когда паспорт получала – тоже. Поступать ездили вместе… Всё хорошо было. С ребятами дочка не водилась, была подружка, соседская Лилька, вот, только с ней… Разве что, – она замялась, – в прошлом году осенью приезжал парень на «Минске». Сказал учились вместе, только мы чтой-то не поверили, откуда у пацана мотоцикл. Ну, может, отцов – кто знает… Так вот, они никуда со двора не выходили. Так же на террасе посидели, поговорили, и парень тот уехал… Крупный такой молодой человек… Ну вот, через месяц Тася объявила, что её принимают медсестрой в городскую поликлинику, и на работу ей проще из дома ходить. Больше ничего не сказала. Нам с отцом даже слова не дала вставить. Пришлось Яше её с вещами на «козелке» отвезти домой. Мы, конечно, ей помогли прибрать дом, огород посадить. Сначала я часто приезжала, но она хорошо справлялась… вот и говорю, хорошую дочку воспитали, а потом пореже…. Как-то стало понятно, что уже и лишние мы. Конечно, без обид», – Таня смолкла.
Яков добавил, что про него дочь не спрашивала. И когда они его навещали – тоже. А они боялись сказать лишнее, жалели племянницу.
Фёдор слушал молча. При упоминании о визитёре он встрепенулся, но муж с женой к сказанному ничего добавить уже не смогли, а он к своим догадкам мысленно поставил ещё галочку… Засобирался, сказал, что должен успеть на последний рейс и пора прощаться:
– Я у вас в неоплатном долгу. Если что понадобится, вы не стесняйтесь. Из кожи вылезу, а помогу… Спасибо за дочку.
Ещё помолчал и уже в дверях поклонился. Таня прижала полотенце к губам...
Продолжение следует