Идея Камилло Бенсо ди Кавура о свободной Церкви в свободном государстве, libera Chiesa in libero Stato, получив широкое распространение в Италии XIX века, нашла применение и в России. Февральская революция 1917 года подарила ей новую жизнь.
Авторитет для либерального амплуа: путь из кулуаров в народ
2 (15) марта 1917 г. по соглашению Временного комитета Государственной думы и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов было создано Временное правительство, которое сразу заявило о стремлении к созданию либеральной России с парламентарными формами правления. Подобные стремления вполне оправдывались тем, что ключевые посты в новом правительстве занимали представители кадетов и октябристов.
Антимонархические настроения среди этой части партийцев обратились и против прежней формы управления церковью. Критика несвободного положения Церкви при монархе, с одной стороны, с другой – поиск способов демократизации общества делали неминуемой церковную реформу. Кто же мог выполнить такую задачу?
По всей очевидности, одно лишь увлечение либерализмом становилось главным критерием выбора подходящей кандидатуры для осуществления церковной реформы, поскольку идея созыва Поместного Собора виделась Временному правительству ровно таким же способом приобретения либерального амплуа в народной среде, как и установление парламентаризма.
Нужен был человек, имевший собственное видение путей воплощения чаяний кадетов и октябристов о подъеме своего авторитета в массах при помощи церковной реформы или же, по крайней мере, «свой», партийный, представитель, способный воплотить не только чаяния, но и конкретный план преобразований, неизбежно обсужденный в кулуарах с однопартийцами.
В.Н. Львов: верующий либерал
Взоры, конечно, должны были обратиться в сторону В.Н. Львова. По «внешним» признакам он вполне подходил, поскольку не возникало сомнений ни в том, что он – верующий, ни в том, что он – либерал. Более того, он был увлечен, возможно, в равной мере, и верой и политикой. Еще в юности он посещал Московскую духовную академию в качестве слушателя, и даже желал посвятить свою жизнь монашеству. Лишь старец Варнава (Меркулов) разубедил его делать этот шаг.
В III Государственной думе он начал свою деятельность как октябрист, и несмотря на то, что мог менять фракции в соответствии со своими политическими предпочтениями, он продолжал сохранять за собой пост председателя Комиссии по делам Русской церкви и в IV Государственной думе. Его деятельность в этой роли выразилась в противостоянии влиянию Григория Распутина на ведение дел в Св. Синоде и выступлениях в пользу созыва Поместного Собора. Поэтому задолго до революции либеральная оппозиция выражала желание видеть его обер-прокурором Синода. И Февральская революция поставила его сразу на две ключевых позиции: он практически сразу стал членом Временного комитета Государственной думы и занял пост обер-прокурора Святейшего Синода при Временном правительстве.
Практик между политикой и полемикой
С самого начала у В.Н. Львова не могло быть множества гипотез относительно целей назначения. Ожидания Временного правительства от нового обер-прокурора вполне предсказуемы, в том числе, и для него самого. Это означало, что к реформе Церкви он обязывался подойти, прежде всего, как политик, что, видимо, соответствовало и его собственным пристрастиям.
Роспуск прежнего состава Св. Синода и созыв Поместного Собора, некогда декларируемые в пылу полемики, становились для В.Н. Львова первостепенными задачами. И он не замедлил инициировать указ об изменении состава Св. Синода, последовавший уже 14 апреля 1917 г.
Мера, казавшаяся столь очевидной, моментально создала для его стиля управления ореол авторитаризма. Но не она сыграла решающую роль в завершении его карьеры обер-прокурора. Путь к последующему оставлению этой должности проложило то понимание формулы «Свободная церковь в свободном государстве», которое он со всем рвением вложил в свою деятельность. Присутствие идеи Кавура здесь отнюдь не заслуга В.Н. Львова. Он лишь всеми силами стремился соответствовать духу стремлений Временного правительства, политических в своем корне.
Именно угода политическим интересам, сложно определить, основанным ли, прежде, на собственных амбициях, или же – на партийных, руководила им, когда он шел на открытый конфликт с епископатом, приближая к себе представителей белого духовенства.
Благодаря инициативам В.Н. Львова в новом составе Св. Синода появилось четверо белых священнослужителей, в том числе и два члена Государственной думы - Александр Смирнов и Федор Филоненко, профессор столичной духовной академии Александр Рождественский и протопресвитер Московского Большого Успенского собора в Кремле Николай Любимов. Пять членов Св. Синода были архиереями: архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), будущий «сталинский» патриарх, два архиепископа - Платон (Рождественский), Агафангел (Преображенский) и два епископа - Андрей (Ухтомский) и Михаил (Богданов).
«Нельзя забывать и о церковных канонах»
Как представители епископата, так и белого священства в равной мере, должны были внимать и «идти навстречу» намерениям В.Н. Львова, прямо заявлявшего, - «Я буду говорить о реформе высшего церковного управления, как практик, с точки зрения церковно-народного движения». Вряд ли подобные ремарки могли встретить искреннее одобрение не только у епископата, в особенности, исключенного из состава Св. Синода, но и у выражавшего В.Н. Львову поддержку белого духовенства, поскольку бескорыстие обер-прокурор видел только в церковно-народном движении: «Создавшееся церковно-народное движение есть движение бескорыстное… Обер-прокурорская власть может быть упразднена только при условии замены ее церковно-народной, когда в церковном управлении будут участвовать и миряне. При узко-клерикальной постановке церковного управления Обер-Прокурорская власть должна сохраниться». Впечатление от подобных высказываний в среде духовенства должно было усиливаться тем, что полного бескорыстия можно было достигнуть, в том числе, минуя каноны. «Конечно, - высказывался В.Н.Львов, - нельзя забывать и о церковных канонах. Они важны, но не следует смотреть на них, как на не подлежащие изменению догмы. Это только завет Святых Отцов Церкви…».
Погружение в демагогию
Главной и неразрешимой дилеммой проекта В.Н. Львова была беспредельность освобождения Церкви. Представители духовенства находились в положении, обязывающем соглашаться со всем, что произносит вслух обер-прокурор.
Между тем, сама идея «Свободная Церковь в свободном государстве» понималась в популистском ключе. Если кроме самого обер-прокурора никто не имеет доступа к плодам такого популизма, то можно говорить о том, что кроме личных политических амбиций он ничем не подогреваем. Потому все содержание формулы полностью погрузилось в демагогию, не имеющей положительного значения для развития церковного института.
А.В. Карташев: беспартийный обер-прокурор
Временное правительство было заинтересовано в решении церковного вопроса, что невозможно было осуществить, пребывая в конфликте с духовенством, в то время, как В.Н. Львов в пылу полемики шел на любые конфликты. Его деятельность на посту обер-прокурора ждало скорейшее завершение. И оно наступило. А.Ф. Керенский не включил В.Н. Львова в состав нового правительства. Вместо него обер-прокурором стал А.В.Карташев, состоявший до назначения помощником В.Н. Львова.
По собственному признанию А.В. Карташева, В.Н. Львов принимал во внимание его либеральную репутацию как председателя Санкт-Петербургского религиозно-философского общества и публициста по церковным вопросам, когда приглашал его к сотрудничеству в качестве товарища обер-прокурора. Несмотря на «либеральную репутацию», решение церковных вопросов не было сопряжено для А.В. Карташева с реализацией личных политических амбиций. В отличие от В.Н. Львова он был беспартийным. И только в июне 1917 г., непосредственно перед принятием должности обер-прокурора, он был принят по настойчивой просьбе членов партии кадетов в ее состав ради последующих выборов в Учредительное собрание в качестве специалиста по церковным вопросам.
Публичная позиция до реформы: ученый, идеолог и теоретик
Забота о насущных церковных проблемах, участие в их общественном обсуждении никогда не были для А.В. Карташева связаны с деятельностью какой-либо фракции в Государственной думе. Он был, прежде всего, ученым. После окончания Санкт-Петербургской духовной академии его оставили для подготовки к профессорскому званию по кафедре русской церковной истории. Темперамент к общественной деятельности он начал проявлять в связи с участием в собраниях религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге, председателем которых стал в октябре 1912г.
Под руководством А.В. Карташева на заседаниях религиозно-философского общества довольно часто поднимались проблемы взаимоотношений государства и Церкви. В марте 1915 г. с докладом «Государство и религия» выступил Д.М. Койген. И уже тогда А.В. Карташев совершенно четко сформулировал собственное видение формулы Кавура.
Весьма характерна для его речи была мысль о том, что положение Церкви в государстве определяется, прежде всего, ее мистической природой, а отнюдь не внешними формами отношений государства и Церкви: «Докладчик, например, довольствуется свободным существованием религии в пределах государства для высшего служения тому же государству. Речь идет если не о примате государства, то о равноценности и равноправии с религией... Религиозный процесс здесь протекает в какой-то другой, параллельной государству среде, с ним не соединяясь. Наоборот, Церковь, с ее задачами Царства Божия, в корне упраздняет этот дуализм и в своем мистическом синтезе тесно связывает религию и государство, но при этом лишает государство примата и равноправия с религией. Примат принадлежит Царству Божию».
Автор этих рассуждений признается в том, что он мыслит как идеолог и теоретик. Он в это время не ставит себе иных задач, кроме выяснения природы Церкви и ее осуществления в пределах государства.
Теоретические выводы А.В. Карташева не противоречили и высказываниям относительно доклада К.М. Агеева в октябре 1915 г., уже имеющим гораздо более выраженный оттенок не научной, а публичной позиции. В прениях он прямо обвинил тех, кто стремится к отделению Церкви от государства в стремлении к политическим достижениям и требовал от каждого, кто высказывается о реформах Церкви, определить, какие ценности он отстаивает и защищает, в чем он полагает «последнюю метафизику» религиозности данного вероисповедания. Он объявляет политические, культурные, атеистические и любые другие цели человеческого общества неприменимыми при реформировании Церкви: «Все эти цели для меня не цели. Я мыслю цель устроения жизни религиозной. Устроять эту жизнь в религии не враждебно самой жизни».
Главная задача: реформа вне иных целей, кроме религиозных
Однако, в целом необходимость церковной реформы А.В. Карташев не отрицал, настаивая лишь на устранении каких-либо иных целей, кроме религиозных при ее проведении. Поэтому было возможно совместное обсуждение вопроса с представителями либерального политического течения. И потому, получив приглашение В.Н. Львова к сотрудничеству в проведении церковной реформы, он сформулировал свою общественную позицию уже как политический деятель, рассматривая любой проект реформы, инициируемый со стороны Временного правительства, как выстраивание системы «взаимной независимости соборной Церкви и правового Государства при их моральном культурном сотрудничестве».
Высказывание А.В. Карташева преображает идею Кавура. В отличие от либеральных политиков он не видит в неизмененной формуле каких-либо возможностей для воплощения ее содержания в реальности. Для политика достаточно демагогической составляющей формулы. Для человека, имеющего цель создания действительно свободной и самостоятельной Церкви, мысль Кавура не может быть исчерпывающей в ее законченном виде. Она становится лишь отправным постулатом в размышлениях о том, каким должен быть идеал. Тот, кто пытается реализовать его, берет на себя задачу найти способы его воплощения. С точки зрения А.В. Карташева, они могут быть найдены только при условии сохранения моральных и культурных связей Церкви и государства.
Его слова не разошлись с делом. Задачу Временного правительства он видел в помощи проведению соборной реформы Церкви с последующим невмешательством в церковные дела. «Ради символики утверждаемой свободы церкви» А.В. Карташев упразднил обер-прокуратуру Синода и создал Министерство исповеданий, которое возглавил. В этой должности он завершил работу Предсоборных собраний. 15 августа 1917 г., на открытии Всероссийского Собора от имени Временного правительства он произнес приветствие и назвал главную задачу Собора – «выработать и внести на уважение Временного правительства законопроект о новом порядке свободного самоуправления Русской Церкви».
Он брал на себя задачу не надзора и не контроля над работой Собора, а лишь посредничества между членами Собора и Временным правительством. Его речь стала декларацией всяческой поддержки со стороны правительства в его лице решениям Собора и их реализации.
Завершение подготовительной предсоборной работы и реализация мысли Кавура
Вся подготовительная предсоборная работа была завершена к августу 1917г., был утвержден состав и полномочия его членов. Большевики, захватившие власть в октябре, не решались сразу прекратить работу всероссийского собрания. Начинаемые гонения на Церковь привели к тому, что члены Собора, ранее сомневавшиеся в пользе восстановления патриаршества, приняли решение о необходимости избрания патриарха в ускоренном порядке.
Впоследствии А.В. Карташев, уже в эмиграции, ликовал, что благодаря сочувствию Временного Правительства «удалось сделать свое главное дело: восстановить канонический строй церковного самоуправления с патриархом во главе». Каноническую законность церковной власти он рассматривал как основу ее внешней и внутренней свободы, обеспечивающей силу мистических действий.
И соответствие форм церковного управления канонам стало залогом свободы Церкви, вне зависимости от того, кем является государство в отношении к ней, – врагом или другом. Так в мысли А.В. Карташева нашла завершение идея свободы Церкви в государстве, воплотившаяся в канонической чистоте форм ее функционирования, которые не могут зависеть от какого-либо государственного влияния.