Осень грозила похолоданием. Из встроенного шкафчика в прихожей достал шевретовую куртку, с удивлением обнаружив под нею еще одну, почти новую.
- Ирина. А чья у нас куртка?
- А кто ее знает, может Ванина, они с Томой частенько приходили. Меня в «Кинга» даже научили играть. Знаешь, даже если он был у меня на руках все равно мне доставался. Ты не можешь объяснить почему?
- Ты мне зубы не заговаривай. Вечером выясним.
Вечер прошел в кампании друзей. Мы обсудили все вопросы. Удивились совпадению цвета машин с сигналами светофора. У Гвоздева был зеленый москвич, у Ивана желтый, а у нас красный.
Я даже предложил Шамаеву поменяться капотами и дверями, он только посмеялся идее, но не согласился. Уже в дверях я напомнил ему.
-Куртку-то забери. Когда успел получить, новая почти.
Друг некоторое время смотрел на дорогую вещь и молчал.
- У англичан говорят в шкафах скелеты, а у нас, значит, куртки.
- Не понял. Ты хочешь сказать, что это не твое.
- Ты удивительно догадлив. Мне чужого не надо. Да ты не огорчайся, теперь у тебя две кожаные летные куртки. Не у каждого начальника они есть.
- Спасибо. До свиданья.
Жена даже не пыталась оправдываться.
- Разбирайся сам с куртками, я не летаю. Я даже карманы твои никогда не проверяю. Вот. Помнишь как «десятку» постирала… .
- Насчет кармана ты молодец, сейчас все узнаем.
В кармане новой куртки лежал пропуск на имя Боголепова. Это был зам штурмана эскадрильи, выпускник более раннего курса ЧВВАКУШа.
На второй день я встретил его, торопящегося на службу.
- Роман, подожди. Есть вопрос.
- Давай, только быстро. Может быть успею на завтрак.
- Ты куртку шевретовую не терял?
- Ты что, издеваешься? Я уже весь полк достал. Семью обвинил, что куртку за время моей командировки потеряли. Жена утверждает, что из дома я вышел в куртке, а командир и весь экипаж клянутся, что я был только в комбинезоне, на Кубе то 30 градусов.
- Ну давай вспоминать, как она оказалась у меня дома.
- Все просто. Я, видимо, действительно вышел из дома в куртке. Возвращаться не стал, примета плохая. А тут ты попался на глаза и я тебя попросил отнести ее к себе домой. Потом вы сменили нас на Кубе и тебя не было в полку когда я ее «любимую» искал. Спасибо. Ты самый честный штурман, теперь буду рекомендовать всем оставлять тебе на хранение чего-нибудь… кроме жен. Пошли за ней, что ли, а то действительно уже прохладно.
Вечером я нашел друга в гараже
- Иван, знаешь, хозяин куртки нашелся.
- Ну и где он? Наверное, в санчасти уже… с переломами.
- Да ну тебя. Это Роман Боголепов. Ты помолчи немного, я все расскажу. А потом обсудим дальнейший план моего отпуска, ты-то свой, как замполит, летом отгулял.
- Обсуждать особо нечего, я могу составить тебе кампанию только по выходным. Съездим за клюквой. А потом ты попытайся путевку «выбить», отдыхать тоже надо уметь.
Наличие автомобиля изменило способ отдыха. Мы перестали бояться дождей, став таким образом, всепогодными туристами. Даже бабушка Ирины отваживалась на поездки, но садилась всегда только рядом с водителем по причине большего простора.
Семья радовалась подаркам. Жене платье, дочери галстук и книга «Алиса в стране чудес», младшей «обезьянья еда» - бананы и кокосовый орех.
«Гавана клуб» друзьям.
- Себе, что ни будь, взял?
- Конечно, ласты «Дельфин». А с книгой просто повезло, я ее уже в Оленье купил.
- А говорил книга с Кубы.
- Книгу на Кубе купил наш правый летчик Каширин. Когда прилетели на Кольский, то он посчитал, что зря потратился. Вижу сидит, считает чеки, расстроен чем–то. Я и спрашиваю- в чем мол дело?
- Да вот, обнаружил, что лишнего приобрел.
- Я и говорю ему, могу помочь, продай книгу. Он тут же согласился, мы рассчитались чеками, а потом я для очистки своей совести рассказал об ее истинной ценности. Что это лучшая книга Английской литературы.
- Он не сильно расстроился?
- Мне кажется, он мне не поверил. Мне, вообще, почему то не всегда верят.
- Не всегда, это мягко сказано. С тобою жить надо по Карлу Марксу.
- Как это?
- А так. «Подвергай все сомнению» - это его слова, я читала «Капитал» тоже.
Отпуск начинался хорошо. «Бабье лето» было в разгаре, на болотах поспела клюква.
На двух машинах было решено ехать за Череповец в ближайшую субботу. 10 сентября два «Москвича», желтый и красный, выехали из гарнизона.
Мелкий дождь не повлиял на решение, мы впервые ехали за ягодами, которые покупали каждый год на базаре. Сто километров по бетону, потом десяток по проселочному направлению. Огромное зеленое поле с желтыми кочками и было болотом. Четыре часа осторожной ходьбы по зыбкой поверхности завершились наполнением полных ведер клюквы.
Дождь усиливался, и мы постарались быстрее покинуть бездорожье. Автомобиль друга пару раз съезжал в кювет, его вытаскивали и ехали дальше.
Мне везло больше, наверное, в честь дня рождения, и вот, наконец, шоссе. Женщины и «два товарища» набились в машину друга и грелись водкой и вином. Мы с Иваном грелись чаем из термоса, впереди дорога и ГАИ.
Машины мчались по бетону. Лужи били водой по днищу, смывая глину. Женщины пели песни, «дворники» работали без остановок. В гарнизон машины въехали чистые.
Дома был готов праздничный ужин, это постаралась бабушка Ирины.
За столом выяснилось, что у Ирининого дяди в г. Горьком на днях семидесятилетие.
- Часов за тринадцать доедем.
Мое предложение одобрили всей семьей. Через три дня бабушку усадили на переднее сиденье обкатанного «Москвича». Маршрут выбрали через Кострому и Владимир. Дождь не мешал, за годы жизни в Вологде мы привыкли к этому явлению погоды.
С дороги я «слетел» только раз, да и то по «просьбе трудящихся». Бабушка попросила остановиться у елочек вдоль трассы. При торможении на обочине колеса заблокировались, через секунду мы стояли у хвойных деревьев. Испугаться никто не успел, меня ругали не сильно. Дальше ехали осторожнее и ночью прибыли в Горький (Нижний Новгород).
Оказалось, что день рождения не 17, а 27 сентября. Мы ждать не могли злоупотребляя гостеприимством. К тому же 20 –го день рождения друга.
Через три дня мы покинули гостеприимный город. Поразил «гаишник», который меня просто предупредил, что у них по тротуарам не ездят. У города «невест» Иваново попали в снежный заряд. Возникла необходимость принятия решения о дальнейшем движении. Встречные грузовики шли без снега, значит, дальше дорога была лучше. Действительно, через километров 50, снегопад закончился. 20 сентября отметили, все что намечали, и через день уехали в санаторий «Мардакяны» в столице Азербайджана Баку.
Старшая дочь осталась с бабушкой, школа – это святое. Младшую взяли с собой, поэтому нам представили отдельный домик. Соседями были семья моряка с дитем. Как-то мужчина попросил какую-нибудь книжку сказок, чтобы почитать дочери на ночь. Я дал ему «Сказы Нижегородского края», которую купил на Кубе. На второй день молодой отец подошел ко мне.
- Можно поговорить? Он был очень озабочен.
- Конечно, мы же на отдыхе, что еще делать?
В руках у него была книга.
- Откуда у Вас эти данные? В смысле места кораблей в Атлантике.
На последних чистых листках книги были широты и долготы мест кораблей по всему маршруту нашего августовского перелета. Перед самым вылетом эта книга оказалась под рукой, куда я переписал текст телеграммы командования.
- Тогда встречный вопрос. Почему Вас это заинтересовало?
- Отвечаю. Я капитан – лейтенант, начальник одной из БЧ, на одном из этих кораблей. На данную дату я был на своем месте, на дежурстве.
- Удостоверение с собой? Покажи. Так, теперь понимаю, что вы обеспечивали наши полеты. Есть повод отметить содружество родов войск, я штурман самолета, прошедшего над вами.
Знакомство состоялось и продолжалось несколько лет, но в дружбу так и не перешло. Причина была в большой разнице в отношениях к работе, семье, слову наконец.
Мы просто подстраховывали друг друга в надзоре за ребенком, ходили вместе на танцы, играли в нарды. Большую доску этой игры я купил в начале отпуска, при перелете домой вез ее как отдельную ручную кладь.
К середине октября мы вернулись в гарнизон. Дома стояли на месте, лес тоже. Радостный день пятнадцатого числа означал получку, или как говорили финансисты, денежное довольствие. Деньги выдаются для траты. Лучшее место для этого Москва. Мой однокашник Геннадий Чернышев даже мебель возил из столицы на крыше своего "Жигуля". Вечером неожиданно в гости попросился Валера Гвоздев.
- Я слышал, вы в Москву собираетесь. Погода то ужасная.
- Ничего страшного, резина новая. Да и гаишников на дороге не будет.
- Так я об этом и говорю. Меня на курсы в Астафьево послали. Самолета долго ждать. Занятия с понедельника. Возьмите меня с собой. Можем даже рулить по очереди.
- Валера. Ты слышал поговорку латыша? "Трубку, лошадь и жену не дам никому". Отъезд в полночь.
До Вологды доехали спокойно. Кошмар начался позже. Все мои просьбы "не курить" пассажир мягко игнорировал. Открытые окна не приносили облегчения. Едкий дым никак не хотел покидать теплую кабину. Уже не только легкие пропитались ядом. Ирину стали донимать приступы тошноты.
- Валера. Дай мне пару сигарет покурить. Может легче будет.
- Держи пачку. Только начал. Я не жадный.
Скорость девяносто. Окно открыто. "Стюардесса" летит в пропасть кювета.
- Ты что гад делаешь? Последняя. У меня больше нет.
- А мы уже в Ярославле. Сейчас подъеду к вокзалу. Там купишь себе блок и... поедешь поездом. Согласен?
- Давай рули дальше. Садист. До первой электрички на Астафьево.
Всю остальную дорогу бывший друг молчал. У железнодорожной станции вышел, хлопнув дверью. Ушел "по английски". Больше его я не возил никогда.
Умытая Москва радостно встретила нас открытыми магазинами. Неожиданно быстро деньги кончились и мы спокойно повернули обратно. Еще три поста ГАИ взяли с нас по три рубля, компенсируя потерянную ночь. В темноте прибыли в родной гарнизон с продуктами и подарками к празднику.
Частые дожди переходили в снегопад и обратно, пока не установилась постоянная морозная погода к 7 ноября. Шестидесятилетие Советской власти прошло спокойно. Девятого ноября меня остановил командир полка Меленный.
- Ибрагимов, почему форму нарушаем?
- Не могу знать, товарищ полковник.
- Так, значит, не знаете действительно. Ну, это поправимо, идите.
В штабе очень удивились моему вопросу.
- Мужики. А что, за время моего отпуска форму, что ли, поменяли?
- Да нет. А что?
- Да вот, командир меня пытался наказать за нарушение формы одежды, но простил.
- Он то простил, а вот мы не простим… с завтрашнего дня.
На построении следующего дня мне вручили погоны майора, поздравили с традиционным вопросом, где и когда? Хорошо, что зарплату получили, хватило чтобы «достойно» отметить звание. Правда легче не стало.
Штабные документы отнимали столько времени, что домой возвращался значительно позже обычного.
Осень всегда была самым трудным временем во всех штабах. Болезнь младшей дочери обострилась астмой, ребенок задыхался. Областной врач порекомендовал сменить климат и избегать простудных заболеваний. После снятия очередного приступа, она выдала справку, что желательно сменить место жительства. Врач части долго рассматривал этот документ и заявил, что силы он не имеет. Наш гарнизон не входил в перечень неблагополучных с точки зрения климата.
- Знаешь, что? Ты на всякий случай подтверди эту бумажку комиссией в областном госпитале. Кстати, председателем там твой крестник по сывороточной, ну тот что делал операцию на твоем глазу, а потом ввел тебе противостолбнячную дозу.
Надо было принимать решение. В начале совместной жизни мы решили, что работа на первом месте. А теперь? Стоит ли затевать работу по переводу в другой гарнизон? Меня здесь уже знают. На новом месте придется начинать с «нуля». Мало того, что самолеты будут другие. Другими будут командиры и начальники. Смогу ли там освоить новую технику. Наверное, смогу. Но пойдет ли это на пользу служебной лестнице. Наверняка нет. И при чем здесь карьера, когда больны дети.
Надо попытаться сделать невозможное… хотя бы для очистки совести. Да и здоровье жены не станет лучше с годами. Все. Решение принято.
Сразу стало легче. Как там говорили латиняне: «Я сделал все, что мог, кто может пусть сделает лучше».
Подполковник Михайловский обрадовался увидев меня здоровым. Мы долго разговаривали с ним. Беседа закончилась подтверждением диагноза старшей дочери болезнь почек, а младшей хронический бронхит с осложнениями.
- По этому документу перевод не обязателен, но чем черт не шутит. Старайся.
В первую командировку на север я напросился на прием к начальнику отдела кадров Авиации полковнику Бондаренко. Когда- то я опасался, что родной брат «ротного» меня не поймет. Но видимо зря.
- Ну что, майор? Стихи все еще пишем? Как с резьбой по дереву, не бросил? О службе не спрашиваю, обязан знать сам, рад за тебя, с чем пожаловал?
Я молча положил медицинское заключение на стол.
- Так, так. Огорчен, прими мои сопереживания. Вопрос сложен, но не безнадежен.
Если к первому декабря у меня на столе будут лежать рапорт о переводе, подписанный командиром полка и эти справки я постараюсь включить в план переводов на следующий год в один из южных гарнизонов.
Дома известие это никого не обрадовало. Мы знали, что надежды на подпись командира практически нет. Бабушка ворчала, что она с мужем чекистом переезжала с места на место семнадцать раз, а современная армия совсем не та, что раньше. Дочка же сразу задала вопрос:
- Папа, а почему доктор умер?
- Ирина, какой еще доктор умер? Что она говорит?
- А это у нее теперь пунктик такой. Она никак не может понять, что доктор может умереть. Умер твой хирург Борис Андреевич от остановки сердца.
- Не может быть. Когда это случилось, и как?
- Это целая трагедия. Как поет Высоцкий, «никто поделать ничего не смог». Умер дома, «запустить» сердце не смогли ни чем. Весь гарнизон провожал его в последний путь, до самого КПП. Похоронили его в Горьком, на родине.
Дочка Аня знала доктора лично. После падения с качели, он сложил разорванные края подбородка так удачно, что даже шрама не было видно.
- Так что, нет теперь твоего личного доктора, не болей.
Командир полка был категоричен.
- Вы что, Ибрагимов с ума сошли? Как майора получили, так сразу обнаружилось, что дети больны. Служить надо, а не ловчить.
Рапорт полетел в корзину.
Огорченный «до невозможности» я вернулся в кабинет. Там готовился «заговор». Штатный руководитель полетов уговаривал штурманов вступится за него на предстоящем собрании.
- Не могу я быть секретарем партбюро. Помогите ребята, за мной не заржавеет.
Штурман полка майор Тютюнник, пошутил:
- У нас Ибрагимов специалист по отводам кандидатур, проси его.
- Заки, дорогой, век не забуду, выручай.
- Да это не проблема. Всего делов- то, объявить Вас ренегатом и все.
- Нет ребята. Так не пойдет. Тоньше надо работать. Надо как-то с безопасностью полетов связать, подумайте.
Занятый своими мыслями я не стал вдаваться в детали. Надо, так надо. Почему не помочь?
Собрание шло обычным чередом до выборов секретаря бюро. Партком предложил кандидатуру подполковника Остапенко.
- Вопросы есть? Председатель смотрел на уставших членов партии. С некоторых пор собрания стали проводить после окончания рабочего времени.
- У меня вопрос к кандидату.
- Пожалуйста, Ибрагимов.
- Скажите товарищ О. сколько самолетов вы можете одновременно держать на кругу.
- А при чем здесь вопросы управления полетами?
- Все очень просто. Давно определены возможности человека по управлению. И количество их строго регламентировано в интересах безопасности полетов. Вы что? Хотите, чтобы он еще управлял и партийной организацией?
Мы не можем допустить даже намек на риск в этих вопросах. В организации 50 коммунистов. Давайте найдем достойную замену.
- А что искать? Поднялся сосед обсуждаемого кандидата. – Мы, кажется, убедились, что такой человек есть в наших рядах, это… Ибрагимов.
Собрание единогласно избрало меня секретарем партбюро. Когда я понял, чем закончилась моя инициатива, было поздно. Подполковник долго извинялся, что сам не ожидал такого финала, но было подозрение, что сосед его не случайно предлагал мою кандидатуру. Да, в шахматы я играл плохо. Да и благодарность «заржавела».
Секретарь парткома дал один только совет.
- Ты к командиру не ходи за взносами, пусть он к тебе приходит платить партийные проценты. Перед партией мы все равны.
Кое- кто правда мою инициативу понял по своему.
- Ну, ты карьерист. Забрал в свои руки и помехи электронной борьбы и партийную власть в штабе, молодец. И как ты лихо убрал Остапенко. Опасный ты человек. Только не перепутай божий дар с яичницей. И еще, не повтори ошибки капитана У. из второго Североморска.
- А в чем дело?
- Теперь у тебя в руках печать «уплачено КПСС», так?
- Конечно, мне же принимать ваши взносы.
- Дело было так. Этот капитан поспорил с другом, что жена того изменяет ему.
Друг потребовал доказательств … и секретарь бюро поставил печать женщине на задницу «уплачено КПСС». Обиженный муж пожаловался в Политотдел. Там дело раздули до максимально возможного. Секретаря исключили из партии, а потом и вовсе уволили из Армии. Над ними весь Север хохотал, так то.
Я никому не объяснял истинной причины отвода. Личный прокол обычно не обсуждается. Новая партийная должность даже помогла. Когда принес следующий рапорт на перевод к командиру полка, то получил уже более вежливую отписку. Командир полка не стал обзывать секретаря партбюро. Оставалась неделя до первого декабря, когда я узнал, что командир ушел в отпуск.
Исполняющий обязанности подписал мой рапорт без долгих рассуждений.
Один из офицеров штаба Авиации, подполковник Морковкин улетал «на Север», после полетов в нашем полку. Он пообещал доставить начальнику отдела кадров мои бумаги. Первого декабря в кабинете зазвонил телефон.
- Ибрагимов. Ваши документы на нужном Вам столе. Рад был помочь.
В декабре полк занимался в основном полетами на подтверждение классности. Во всех руководящих документах была одна особенность. Если не хватало хоть одного параметра, необходимого для получений вознаграждения, то ничего нельзя было сделать. И пусть ты хоть Герой Советского Союза, норматив должен быть выполнен. Во что бы то не стало. Хоть камни с неба. Нашему экипажу повезло. Уже к девятому декабря все необходимое было выполнено. Мы знали, что частенько в авиации случаются аварии и катастрофы именно по этой причине. Так и случилось с экипажем ТУ-16 в последний день года. Старший штурман полка на снижении в облаках не установил на приборах давление аэродрома и одна из сопок стала их могилой. Вновь ошибка экипажа. Ошибка человека, который сам должен был учить других с целью предотвращения нарушений. Никакие другие достоинства не могли спасти человека. Странная все –таки судьба у авиаторов. Говорят, что саперам нельзя ошибаться. Как будто другим можно? Вновь во всей авиации проверка знаний и выполнение рекомендаций командования. Наверно поэтому у Командующих всегда озабоченные лица. Завидовать их высокой должности нельзя. Может быть они и правы, когда бывают излишне строги. А может быть «лишней» строгости и не бывает?
С окончанием года в летной книжке закончились графы учета налета, и в штабе мне выдали новую.
После перенесения основных допусков и годовых итогов налета в новый документ «старую» книгу положено было сдать в штаб части на хранение. Я подумал, что дома хранение будет надежнее и … поступил по- своему.
Все остальные летные книжки, таким же образом, сохранились. Я пишу эти строки, а графы записей полетов у меня перед глазами. Каждый полет могу подтвердить подлинными записями, заверенными печатью начальниками штабов.
Согласно инструкции партийным организациям в Армии надо в течении месяца провести два заседания партбюро и одно собрание. В состав бюро вошли семь человек, почти все начальники служб полка. Я их никогда не собираю, но всем регулярно сообщаю, что вчера состоялось партбюро и, что на нем приняты такие- то решения.
Все соглашаются со мной, даже командир полка. Мы понимаем, что это пустая трата времени. Я давно уже пришел к решению, что партийная работа в армии малоэффективна из-за ее финансовой необеспеченности. Поэтому большинство решений выглядят в стиле «улучшении дальнейшей эффективности». Но собрания надо проводить, потому что они под контролем политотдела. Я заранее назначаю выступающих, говоря им, что они должны предлагать. Потом в проекте решения все это суммирую. (Когда- то подполковник Хватов меня учил проводить комсомольские собрания). Создается видимость активности коммунистов. Все довольны. Отношения с командиром улучшились, он сам приходит ко мне в кабинет платить взносы. О том, что рапорт на мой перевод, подписан его заместителем, он не знает. По основной службе радиоэлектронной борьбы замечаний нет. Наглядную агитацию в штабе стараюсь обновлять. Единственное преимущество новой должности, не надо ходить в наряды. Лучше бы было наоборот.
При разборе полетов узнаем, что командир полка на взлете обнаружил лючок размером с тетрадный лист. Кусочек алюминия был в конце полосы. Я подсчитал скорость самолета и удивился его феноменальной наблюдательности. Красочный боевой листок на стенде штаба полка утром читали многие.
Через пять минут после начала рабочего дня в кабинете зазвонил телефон.
- Ибрагимов, зайдите ко мне.
На столе у командира полка Меленного лежал боевой листок.
- Твоя работа.
- Не стоит благодарности командир… .
- Я не об этом. В политотдел уже доложил. Или нет?
- Да нет еще. Собрание по безопасности полетов в следующем месяце.
- А теперь послушай меня внимательно. Вот эта бумага доказательство предпосылки к летному происшествию. А у нас их и так много. Да еще за то, что скрыли данный факт наверняка будут неприятности. И что прикажешь теперь делать?
- А ничего, товарищ командир.
Я подошел к столу, и разорвав бумагу на несколько частей, сложил обрывки в карман.
- Никакого листка не было.
- Допустим… Давай занимайся … основной работой. Вопросов больше нет.
Мы регулярно летаем на постановку помех. Все методички на новый год написаны. Начальник огневой и тактической подготовки Пинчуров с удовольствием помог в написании методических пособий.
По штурманской службе у меня все допуски к обучению и контролю летного состава. Я понимаю, что по службе нахожусь на пределе своих возможностей, и стараюсь в меру сил. Дома на меня уже не ворчат, в конце-концов жена привыкла к моей постоянной загруженности и пытается домашними делами справиться сама. Зимние наезды бабушки продолжаются, она верна своим привычкам.
Торжественное собрание, посвященное Дню Советской Армии, проходит в доме офицеров. Парадная форма одежды и приподнятое настроение объединяют всех. В этот день обычно вручают медали за безупречную службу. Шестидесятилетие Вооруженных Сил тоже повод для награждения. Кроме того, мы уже знаем, что сегодня будут вручены и боевые награды. Процедура затягивается, но не утомляет никого. Офицеры и прапорщики выходят на сцену, получают медали.
- Служу Советскому Союзу,- то и дело летит в зал, смешиваясь с аплодисментами.
Мне уже вручили две медали. Первая «За 15 лет безупречной службы», вторая «60 лет Вооруженным Силам СССР». Когда в третий раз звучит моя фамилия, я удивляюсь и шучу.
- Правду говорят, два без трех не бывает, иду, иду.
Командир зачитывает Указ о награждении медалью «За боевые заслуги». Друзья поздравляют, но старший штурман чем-то недоволен. Потом он не придет на банкет по поводу наград, мы не знаем причины. Дома я задаю вопрос
- Кто говорил, что я плохо служу? Три награды в один день. Мать срочно давай «стопарь», а то не дай Бог будет как в позапрошлом году.
Два года назад, после торжественного собрания я не стал отмечать праздник традиционным «сто грамм». Жена не стала настаивать, а бабушка ушла в гости к соседям. Звонок возвестил о приходе командира эскадрильи.
-Здравствуйте. Всех с праздником. Я уже всех обошел, вы последние. Заки, день Советской Армии уже отметил или нет?
- Конечно, отметил посещением торжественного собрания.
- И все?
- А что еще? Мне кажется остальное не обязательно.
- Молодец. Ты выручил всю эскадрилью, дорогой ты наш. Дело такое. В дежурных силах на аэродроме заболел штурман - ангина, температура 39. Я понимаю, что вылета не будет, но чем черт не шутит.
- А кто штурман?
- Да твой однокашник Ваня Дудник. Так что одевайся и оставшиеся три дня ДС твои. Я уже отчаялся найти трезвого штурмана, спасибо еще раз. Машина ждет внизу.
Я молча собирался, стараясь не глядеть на жену.
- Что я тебе говорила? Отметил бы как все люди, дома бы сидел. Ты меня никогда не слушаешь, у тебя одна работа на уме. Все, говорить с тобой не хочу.
Не прощаясь уехал на аэродром, где и «отсидел» оставшиеся дни дежурства. Но это было «тогда», а теперь я стал гораздо умнее.
Многие получили награды, и тут выяснилась причина плохого настроения штурманского начальства.
- Я посылал представление тебе на орден, за все полеты и этого мало. Но там наверху решили, что летчики получают ордена, а штурманы только медали. Это несправедливо. Но я ничего поделать с этим не могу. Поэтому на банкете меня не будет.
Мы не спорим с ним, где-то в глубине души соглашаясь.
Всеобщее неодобрение вызывает награждение начальника Политотдела боевым орденом «Красной Звезды». Наверное за разработку «комплекса мероприятий».
Командование на этот раз само организует банкет в кафе. Мы «скидываемся» и приглашаем гостей. Но праздника не получается. Вначале мы слушаем долгие рассуждения о заботе партии довольного начальника политотдела. Потом перечисление своих подвигов награжденными. Потом успокаиваем пьяных жен, которые видят только им известную несправедливость. Не дожидаясь конца вечера мы с Ириной уходим домой. Странно, что награды так разобщили полк. Причина одна. Все награды получены не за конкретное действие, а по совокупности работы за определенный период. Вот как раз в этом и возможны разные толкования. Но самая главная беда - распределение орденов и медалей по разнарядке. Я считаю это недопустимым, но моего мнения никто не спросит.
Тем не менее все медали «обмыты» и приколоты к парадной форме, которая возвращается в шкаф. Впереди новые полеты на боевую службу, на подтверждение классности, командировки.
Весной всему полку предстоит перебазирование на Кольский полуостров в гарнизон Оленегорска. Семьи готовятся к длительному расставанию.
Перед самым перебазированием старший штурман приглашает меня в кабинет.
- Слушай меня внимательно. Бывший старший штурман нашего полка сейчас служит начальником штаба в г. Очакове Николаевской области.
Он просит меня порекомендовать кого либо на должность начальника РЭБ, у них открылась вакансия. Я знаю, что командир никого не отпустит, но ты попробуй, свяжись с ним. Ты один в плане перевода.
Вечером я пишу письмо, в котором излагаю согласие служить в Очакове. Свои допуски, налет, классность считаю нужным сообщить бывшему начальнику
С момента ухода его из полка прошло пять лет, но надеюсь, что он меня помнит. В беседе с начальником строевого отдела узнаю, что обычно в таких случаях запрашивают личное дело офицера и, что только командир может решить, отсылать документ или нет. Совершенно не надеясь на успех, готовлюсь к перелету на Север и к новой командировке на Кубу и в Анголу.
Вместе с женой едем в Вологду и запасаемся продуктами до лета. На все лето ей с детьми видимо придется уехать на Урал.
Строительство новых домов идет быстрыми темпами. Уже построено двадцать пятиэтажных зданий, в одном из новых построек нашим друзьям Шамаевым дали квартиру. В гости ходим на «хутор». Появляются какие то неизвестные люди, они ходят по квартирам и попрошайничают. Иногда приносят радиолампы и говорят женам, что муж велел купить деталь для телевизора, давай три рубля. Потом мы все смеемся над доверчивостью женщин. Жуликов никто не ловит и откуда они взялись никто не знает. На танцы в дом офицеров приезжают девушки из областного города Вологды.
Матросы бегают в «самоволки» уже не по селам, а в жилой городок. Гарнизон превращается в «населенный пункт», со всеми его атрибутами. Территория гаражей увеличилась. Время деревянных построек закончилось вместе с пожаром. Формируются новые группы друзей по принципу соседства. Растет число пьянок, драк и разводов. Разведенные женщины остаются в городке, ехать им некуда. Бывшие мужья иногда возвращаются в семью… после получки. Участковый милиционер живет в гарнизоне, но в жизнь военных не вмешивается. Случаи попыток изнасилований, стрельбы из охотничьих ружей, воровства доводятся на построениях как аварийный материал. Женсоветы полков не могут охватить вниманием всех.
Разделение военных на «чистых» и «не чистых», то есть достойных заграничных командировок и «невыездных», разлагает все коллективы. Мы уже знаем почти всех «стукачей» в экипажах и ни чему не удивляемся.
8 Марта отмечаем в лесу. Жарим шашлыки и запиваем холодным вином. Снегу в лесу по пояс. Катаемся на санках с детьми, фотографируемся «на память», и с наступлением ночи расходимся по домам. Потом неделю лечим горло, тем, кто пил только вино.
Все знают, что в конце марта авиационные полки гарнизона переводятся на Кольский полуостров. Мы планируем базироваться в Оленье, а полк ТУ-16 оттуда переводят на другой оперативный аэродром. Офицеры штаба собирают всю документацию.
Работа идет и днем и ночью. Военно-транспортные самолеты постоянно выполняют рейсы «туда и обратно». Я уже перевез свои вещи, летную и военную форму. Мне выделили стол в одном кабинете «на всех».
Начальник штаба подполковник Ростов, тоже с нами, но ему труднее. Он недавно поступил в институт иностранных языков и учит английский. Нам тоже рекомендуется его изучать, но дело это почти добровольное.
Кто-то из офицеров просит перевезти непонятную фразу, я киваю на Ростова
- Обратитесь к товарищу подполковнику, он в совершенстве овладел английским языком.
- Ты так действительно думаешь?
- Уверен на сто. Он даже смеется «по англицки».
- Как это?
- А вот так, хай, хай, хай.
Все сдержанно смеются, осторожничают.
Начальник штаба отрывает взгляд от документа и долго смотрит на меня.
-Кстати Ибрагимов, старший штурман просит отпустить тебя флагманом штурманов в командировку.
Я не против. Слетай домой… попрощайся с женой и в путь. Печать «уплачено КПСС» отдай заместителю, найди майора Дерябина… ты ему нужен.
Я не понимаю, то ли он обиделся, то ли вспомнил только что. Скорее всего второе. С чувством юмора у него все в порядке. Ближайшим самолетом лечу в прежний гарнизон, и на другой день возвращаюсь, перегоняя еще один ТУ-95ый.
Перед возвращением, вместе с Дерябиным иду в штаб базы и там мне объясняют.
- Не удивляйся. Твой пистолет под номером 2215 лежит на дне. Когда планировали твой переход в экипаж Красносельских, то твой «ПМ» переложили в чемодан нового экипажа.
Когда переход не состоялся, забыли вернуть назад. Сейчас мы запишем, что ты сдал его, а взамен получил пистолет Бычкова, распишись. И удостоверение личности давай, надо и в него внести изменения.
Я расписался в накладной и не удержался от вопроса.
- А кто за все это получил «втык»?
- Я, конечно. Зам начальника штаба Дерябин. Еще вопросы есть?
- Вопросов нет. «Где мой черный пистолет?»
- У дежурного по части в сейфе, но тебе его не выдадут. Ты летишь в командировку в экипаже Матанцева, а там есть комплект на всех.
Оставшись наедине со своими мыслями, вспомнил все. Как сидел на бруствере тира в Челябинском училище. Как жалел, что нет Бога. Как потом все шло так, как будто кто-то выполнял мою не произнесенную молитву. И если бы я согласился перейти в экипаж к Аркадию? То все бы исполнилось, год в год. А может быть все пошло бы по другому. Не зря моя бабушка говорила «не будешь думать - погибнешь». Значит судьба для чего-то меня сохранила. Это главная загадка жизни в дальнейшем. Если поживем, увидим.
