- Я столько лет тёщей оттрубила, а даже предположить не могла, что зять у меня такой гад. Пока Тамарка моя не приехала однажды вся в соплях и в слезах. Я у неё выспрашивать начала: что да как? А она слезами умывается, ничего не говорит. Я за телефон, мол, Андрею сейчас позвоню… А она хватает меня за руки, звонить не даёт…
Поганое нутро
Усадила я её на диван, обняла за плечи, тут-то она и начала рассказывать. Ой, бабы, вот это история так история, хоть кино снимай…
- Так чего хоть случилось-то, Матвеевна? – добиваемся мы.
А Матвеевна только рукой машет, не знает, как и начать свою историю. Но у нас время есть, мы с ней в одной палате лежим, сегодня воскресенье, обхода нет, уколы уже сделаны, самое время для историй. Матвеевна некоторое время молчит, будто с духом собирается, но потом, будто почувствовав наше участливое молчание, начинает:
- Вы не подумайте, бабы, зять-то у меня не какой-нибудь пропойца или лодырь. Нет, он – начальником всю жизнь работает. Не пьёт, не курит, я же радовалась тому, что дочке моей такое счастье выпало. И жили они, вроде, хорошо, бывало, приедут ко мне в гости на какую-то недельку, он без дела не сидит и зря по деревне не шляется, то одно дело найдёт, то другое. Соседки прямо обзавидовались…
Матвеевна опять замолкает, и в палате повисает неловкая тишина. Первой не выдерживает Анька, городская стрекоза, раскрашенная во все цвета радуги:
- Ну, Матвеевна, рассказывай, раз начала, не томи. Почему зять-то гадом оказался? Я вот замуж собралась, а тут слушаю тебя и понимаю, что вместо счастья-то горе может привалить... Не зря, может, мама-то моя гудит, не советует мне за Ромку замуж идти… Ну, Матвеевна, жутко мне от твоего рассказа…
- Чего жутко-то? – вмешивается Раиса, медсестричка, которая от нечего делать тоже забрела в нашу палату, присела на краешек свободной кровати да и забыла про всё, заинтригованная рассказом Матвеевны. – Так обычно и бывает, сначала всё хорошо, хорошо, а однажды всё поганое нутро наружу и вылезет…
- Да ты-то, Раиса, откуда знаешь? И замужем-то ни разу не была, - встревает в разговор молчавшая до сих пор цыганочка Лена.
- А потому и не была, - зло огрызается Раиса, стряхивает лежавшее на коленях полотенце и торопливо выходит из палаты.
Не успела за ней захлопнуться дверь, как Матвеевна садится на кровати и продолжает:
- Мои-то ведь не год и не два прожили, деток вырастили, уж внуки у них…
- Ни фига себе! – опять восклицает Анька, - это что же получается, надо столько лет с человеком прожить, чтобы в конце жизни узнать, что он – гад? А что же дочка-то ваша столько лет с ним прожила и никакой гадости не замечала?
- Да почему не замечала? – вздыхает Матвеевна. – Это я не замечала, а она мне ничего не говорила, чтобы не расстраивать. Оказывается, он с самого начала на это дело слаб был, чуть ли не на каждую смазливую бабёнку, как мартовский кот, облизывался. Но дочка-то моя на это внимания не обращала, чувствовала, говорит, что её он любит, а попутные-то бабёнки так, для развлечения…
- Ничего себе развлечения, - опять взъерепенилась Анька, - да я бы за такие развлечения сразу башку на сторону… Неужели такую грязь терпеть можно?
- А она терпела. Жили справно, ни в чём она нужды не знала. Отдыхать ездили, он всегда с семьёй… Деток выучили, пристроили. Дочка в Питере училась, там и жить осталась. А сын после института домой вернулся. Когда женился, они ему квартиру свою благоустроенную оставили, а сами в дом его матери перебрались. Зять-то и этот дом отремонтировал и благоустроил, он у меня с руками, да и денежки заработать умеет…
Любовь свою в дом привёз
Матвеевна всхлипывает и начинает вытирать глаза сдёрнутым со спинки полотенцем. А передо мной вдруг поплыли картины этой «счастливой» жизни, где на благополучие был променян душевный комфорт. В какой-то миг я понимаю, что солидарна с Анькой, и желание Матвеевны обелить неблаговидные поступки её зятя, не разделяю.
- Ну, и что? Терпела она, терпела, да, значит, всё-таки не вытерпела, раз к вам приехала? Понятно, дочка-то с годами состарилась, а девки, они вокруг вашего «начальника» по-прежнему молодые…
- И так всё, и не так. – отзывается Матвеевна. – Он ведь что учудил, зять-то мой разлюбезный, он свою очередную «любовь» в дом к себе привёз. Дочке моей говорит: «Тося с нами жить будет, её муж из дома выгнал…»
Дочка-то моя начала возражать, мол, а я куда? А он, гад, ей велит в их квартиру идти, в которой сын-то пять лет уже живёт, мол, дом принадлежал его матери, поэтому он кого хочет, того в этот дом и приводит. Так это бы всё ещё ничего, если бы дочка не услышала, как он ночью на цыпочках в комнату этой Тоси крадётся. Тут она и не выдержала, утром покидала кой-какие вещички в сумку и ко мне прикатила…
- И как ты, Матвеевна, это всё разрулила? Зять-то вчера приходил тебя проведать, как лиса, мама да мама…
- А я ему мама и есть. И была и буду. Я ведь дочку не стала пригревать под своим подолом. Две сразу семьи порушить, разве это дело? Нет, я ринулась в бой, у меня же с руки разделка…
- Надавала ему по морде? – довольно улыбается Анька. – Мало ему, гаду!
- Да нет, что ты, какая морда, руки у меня коротки. Я всё по-умному сделала. Дочку обратно домой снарядила да сначала ей про отца её напомнила, который по молодости тоже, случалось, шалил. Уходил от нас даже. А к старости вернулся, так к нам прикипел… Может, конечно, не ко мне, а к деткам и внукам, к внукам-то особенно. И они-то о нём обмирали. Вот я и дочке сказала: «А не прими бы я его, не прости, сколько бы радости мои внучата не дополучили…»
Послушалась дочка меня, поехала, а я помолилась иконе Богоматери, помощи попросила и – следом. Только не к ним поехала, а в деревню, откуда зятёк любовь-то свою привез…
«Прости…»
Матвеевна смотрит за окно и улыбается, будто там, в небесной дали, увидела вдруг свою небесную помощницу.
- Ну, ты, Матвеевна, даёшь, прямо следователь, - нарушила молчание Раиса, которая давно уже вернулась в палату и приземлилась на прежнее место.
От её голоса Матвеевна скидывает оцепенение и продолжает:
- Какой там, к деману, следователь, истряслась вся… Ну, приехала, дом нашла сразу, да чего и искать-то, крайний он, мне дочка сказала. Смотрю, мужик около дома сено ворошит, а около мальчонка лет трёх кувырдается…
Сказалась я ему, кто я и что, сказала, что его жена у моей дочки в гостях. Думала, он прогонит меня, а он ничего, обрадовался… Он ведь, глупый, думал, что жена с заявлением в полицию поехала, что вот-вот приедут и заберут его, а тут вон что…
Поговорили мы, я внушила ему, как могла, что ошибается он насчёт своей жены, что и зять-то мой не такой, чтобы шляться, что дома он, и жена его дома. «Если бы он шлялся с твоей женой, - говорю я, - разве бы он домой ее привёз?»
И мужичок-то, девки, поверил мне, вот те истинный крест поверил. Мальчонку к соседке отвёл, а сам - на мотоцикл, меня в коляску, и поехали. Так гнался, что я уж с жизнью прощалась, но ничего, стерпела…
- А не боялась, Матвеевна, что зять-то тебя вместе с дочкой за двери выставит? – спрашиваю я.
- Нет, не боялась, столько лет с уважением относился… Да ведь, если что, и у меня с руки разделка… Ну, вот подъехали мы, а Тоська-то эта выбегает навстречу и сразу к мужу на шею: «Прости…»
Я в дом, а они от дома, не знаю, чем уж у них всё кончилось, но не слышно было больше ничего, значит, всё образумилось. Да и я к зятю в дом зашла, как ни в чём не бывало, даже вида не подала, что чего-то знаю. Говорю: «Саша, я к тебе с бедой, у меня ветром с крыши лист шифера сорвало, кого и попросить поремонтировать, ума не приложу, в деревне мужики-то остались слом да вывих…» А он, вижу, обрадовался, говорит: «Мы на выходные с Томкой приедем, и я всё поправлю, не волнуйся, мамаша…»
А как не волноваться? Не за крышу, за них волнуюсь. Вот из-за этих-то волнений и в больнице сейчас лежу, легко ли такое пережить? Ну да ладно, не обо мне теперь речь…
Дорогие читатели! Благодарю за лайки, комментарии и репосты!