Утром 10 апреля его разбудил Павел:
– Наши, кажется, нашли ее. Поехали.
– Она жива? – машинально спросил Дмитрий Геннадьевич.
– Не знаю. Разберемся на месте.
Через десять минут они были у полуразрушенной больницы. Павел посигналил, и к машине подбежал молоденький ополченец.
– Идите за мной, – обронил он.
– Я остаюсь и буду Вас ждать, – сказал Павел.
Это окончание. Начало здесь
Дмитрий Геннадьевич, стараясь сохранять спокойствие, пошел за солдатом. Они вошли в просторную комнату и удушливый запах формалина ударил в лицо. Вокруг лежали трупы, много трупов. К нему подошел капитан:
– Вы искали Светову Наталью Владимировну. Идите сюда.
Он отдернул простыню, и Дмитрий Геннадьевич с ужасом увидел мертвую полуобнаженную женщину, лицо, грудь и ноги которой были затянуты белой тканью, а на животе выжжена свастика.
– Вам плохо? – взглянув на него, участливо спросил офицер.
– Как это случилось? – машинально, едва осознавая свой вопрос и не узнавая собственный голос, – спросил он. – Это не ошибка? Она точно Наталья Владимировна Светова?
– Да, это она. В ее одежде мы нашли российский паспорт. Мы поймали всех тех, кто ее сюда доставил, – ответил капитан. – Они вытащили ее из подвала школы, где прятались жители. Ее бы не тронули, она сама напросилась.
– Каким образом?
– Азовцы схватили там молоденького парнишку, хотели, чтобы он пошел с ними воевать. У них ведь мо…би…ли…за…ция, – зло и иронично растягивая последнее слово, произнес офицер. – Но она заступилась за него, сказала, что этот паренек якобы ее племянник. Они утащили и ее.
– А дальше?
– А что дальше, – недоуменно ответил капитан. – Дальше у нее нашли российский паспорт и совсем озверели. Как у них заведено в таких случаях, ее раздели и один из них хотел заставить ее заниматься, ну как это сказать, –замялся офицер. – Так она откусила ему…– После этого все эти скоты издевались над ней как могли, пока она не умерла. Голову и ноги превратили в кровавое месиво и поэтому эти места медсестры забинтовали.
– Жаль женщину! – после паузы добавил он. – Судя по фотографии, была очень красивой…
Потом после некоторого молчания добавил:
– Но это им даром не прошло, как Вы уже поняли мы вычислили этих подонков, и сами понимаете, где они сейчас находятся. – Капитан выразительно постучал по кобуре с пистолетом и добавил:
– Она приехала в Мариуполь забрать мать, которая долго не хотела уезжать, ну и застряла, конечно. Мать умерла сразу после начала штурма, и соседи помогли дочери похоронить ее во дворе дома, как и многих других мариупольцев.
Дмитрий Геннадьевич как окаменевшей смотрел на выжженную на теле любимой женщины свастику, возле верхнего угла которой он узнал знакомую родинку. Что-то страшное начало подниматься в его душе. Словно почувствовав его состояние, стоявший рядом с ним ополченец, обнял его за плечи и силой увел в сторону:
– Она не одна такая. Это война!
Не договорив, он махнул рукой и отвернулся. Дмитрий Геннадьевич медленно побрел к туалету и, не узнал себя в зеркале – на него смотрел уродливый седой старик с омертвевшими и потухшими глазами. На мгновение ему показалось, что сзади него отражалась, мерцала и переливалась тусклыми серыми бликами свастика, которую ему когда-то показывала Наталья в небе над Мариуполем.
III
Я встретился с Николаем Алексеевичем и показал ему свои наброски, которые он одобрил. Это окончательно укрепило меня в правдивости портрета главного героя, составленного по его рассказу, хотя некоторые сомнения все же оставались – слишком необычной была эта история.
– Да, – согласился со мной приятель, – история чересчур романтичная, не свойственная нашему времени, хотя порой мне кажется, что она намного ближе к реальности, чем нам представляется.
– А почему ты так думаешь? – спросил я своего визави.
– Все дело в том, что нас постоянно пытаются убедить – мы все животные, которым нужна жвачка, загон и кнут. Об этом диком явлении еще Пушкин писал[1]. Обрати внимание на развлекательные программы по нашему телевидению – для кого они? Для скотов! А если кто-то поступает не так, как должно поступать скотине, то это вызывает ступор у владельцев этого балагана и желание все опошлить и изгадить…
После паузы он продолжил:
– Но Дмитрия, как ты понимаешь, ни в коем случае нельзя отнести к скотообразным, хотя я его отнюдь не идеализирую. Он был несколько, как это помягче сказать, не то чтобы инфантильным, но немножко не от мира сего. Отчасти это понятно – единственный ребенок в семье, довольно обеспеченной и его не то, чтобы баловали – отец был очень строгим, да и у матери характер не дай Бог, но они контролировали каждый его шаг, особенно мама, после того как ее муж внезапно умер. Если бы Дима привел Наталью в дом, она, конечно, не дала бы им жить спокойно. Чем заканчивается такая ситуация, вполне понятно и предсказуемо. К сожалению, Дима, как я понимаю, не мог принять твердого и однозначного решения. Впрочем, в наш феминизированный век мало кто из мужчин способен на это. Так что Наталья верно, я бы сказал, интуитивно, разгадала его.
– Но она ведь любила его, – возразил я.
– Да, я тоже так считаю, но любить – это одно, а жить в браке – совсем другое. Бесконечно жаль ее. Я видел ее несколько раз и даже успел перекинуться с ней парой слов. Наталья была необыкновенной женщиной –таких сейчас остались единицы – хрупкость, нежность, чисто русская красота и в тоже время гордость и колоссальная сила духа. Дима оказался слишком слаб, чтобы бороться за ее любовь. Мне кажется, она думала, что человек с такими взглядами сильнее духом, чем это оказалось на самом деле. Он, конечно, патриот – это несомненно, но его патриотизм так же бессилен, как и его любовь. Возможно, поэтому он и считал, что виновен в смерти Натальи.
– Мне кажется, это преувеличение, – заметил я. – Какой мужчина в наше время будет себя казнить себя за то, что провел ночь с женщиной? С точки зрения современных нравов, это просто смешно. Мы живем, говоря высоким штилем, в абсолютно десакрализованное время: понятия долга, чести, любви, товарищества или извращены, или исчезли.
– Это не совсем так и ты сам прекрасно это понимаешь. Дима всегда был деликатным в отношениях к людям, особенно к женщинам, и мне кажется, что он действительно любил Наталью, хотя деликатность в наше время – не главное качество мужчины. Вероятно, она ждала от него такого решения, которое может принять только сильный духом человек, но так и не дождалась. То ли робость ему помешала, то ли «выученная беспомощность», которая сейчас в той или иной степени свойственна всем нам. Но это только мои предположения, не более того. Любой человек гораздо сложнее, чем наши представления о нем…
– А ты сам как считаешь? Можешь ответить прямо.
– Не знаю, не берусь судить.
– Где он сейчас?
– Достоверно неизвестно, – ответил Николай Алексеевич, – Дима ведь попрощался со мной, и ты был этому свидетелем. Говорят, он уехал из России на Афон и подстригся в монахи. Точно это или нет, никто не знает, но мне кажется, что это так.
– Почему именно на Афон?
– Он интересовался судьбой одного из князей Вяземских, который еще до революции стал монахом афонского Свято-Пантелеймонова монастыря, – задумчиво произнес профессор. – У него, как это ни странно, была отчасти, но только отчасти, схожая история. Жена князя умерла молодой, не пережив его амурных похождений[2]. Кроме того, он много раз перечитывал «Отца Сергия» Толстого. Помнишь, там князь Касатский бросает гвардейский полк и невесту, подсунутую ему императором, и уходит в монастырь. Но дело даже не в этом – монастырь так монастырь – мне часто казалось, что Дима явно не в себе, и поэтому меня порой посещали мысли – все ли в порядке у него с головой. Когда я встречался с ним, он без конца декламировал отрывки из «Баллады Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда: – «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал…»[3]. Впрочем, увидеть и пережить такое… Поэтому Дмитрия мы никогда больше не увидим, как монах он умер для этого мира.
Мой собеседник после этих слов внезапно перекрестился. Меня, признаться, это сильно удивило, ранее особого интереса к религии я у него не замечал.
– Впрочем, – после недолгой паузы сказал он, – может быть, это только моя фантазия. На Афон ведь русских сейчас не пускают, мы теперь, видите ли, агрессоры, – со злостью добавил Николай Алексеевич. – В любом случае, обратного пути у Димы нет – перед отъездом он переоформил свои квартиры на дочь погибшей Наташи и перевел ей почти все деньги, которые были у него.
– Он встречался с ней?
– Кажется, нет. Так мне сказал его юрист. Да я особо и не интересовался этим вопросом. Единственное, что он попросил у своих друзей – не выпускать ее из виду и помогать по возможности, девушка ведь осталась совсем одна.
– Да, странная история. Редко кто так поступает – у нашего времени совсем иные ценности. Вокруг нас одна пародия на нормальные человеческие чувства и душевные движения, везде господствуют симулякры, если говорить философским языком.
– Мы возвращаемся на круги своя, то есть к началу нашего разговора. Ну что я могу сказать. Может быть, ты и прав, хотя, я думаю, только отчасти. В конечном счете, жизнь сильнее, но смерть, к сожалению, бывает только настоящей!
На этом наша беседа закончилась, и мы попрощались. Я ушел с каким-то сложным и смутным чувством отчаяния и тоски, ожидания чего-то страшного, которое надвигалось со всех сторон на Россию. Неужели наша любовь к Родине такая же бессильная? Мы любим, но ничего сделать не можем? Или нам только кажется, что мы любим?
[1] Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич. (Свободы сеятель пустынный…).
[2] Это князь Константин Александрович Вяземский (1852– 1903), после пострига схимонах Ксенофонт. Источник: Русский Афонский Отечник XIX – XX веков. Издание Русского Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне. Святая гора Афон, 2012. С. 315– 319.
[3] …Ведь каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один – жестокостью, другой –
Отравою похвал,
Коварным поцелуем – трус,
А смелый – наповал.
Один убил на склоне лет,
В расцвете сил – другой.
Кто властью золота душил,
Кто похотью слепой,
А милосердный пожалел:
Сразил своей рукой.
Кто слишком преданно любил,
Кто быстро разлюбил,
Кто покупал, кто продавал,
Кто лгал, кто слезы лил,
Но ведь не каждый принял смерть
За то, что он убил… (перевод Нины Воронель).
Источник: Moloko Автор: Н.В. Лукьянович
Начало здесь