XLVI.
И принялся письмо читать,
Которое пришло из дома,
Листы тетрадные листать...
Его разобрала истома,
Но задремать и он не смог,
И мыслей суетных поток,
Его усиленно терзал,
Вопросов порождая шквал.
И он, не выдержав, спросил,
Теряя попросту терпенье:
"У нас сегодня воскресенье?"
И на Андрея взгляд скосил.
"Запутался я что-то в днях."
Добавил тут же в торопях.
XLVII.
"Да." - Отвечал ему Андрей.
"Всё верно, нынче воскресенье".
"Пора б на дембель нам скорей.
Быть может, там найдём спасенье,
От этой горестной беды,
Однообразной суеты.
Как близнецы, все дни похожи.
Опять из раза в раз всё тоже...
Я про парней, что в самоход,
В кишлак за водкой подались.
На них тут, знаешь, злись не злись...
Как вспомню, прошибает пот.
Ведь, кажется, совсем недавно,
Похожий случай был, и, явно,
XLVIII.
И эти двое знали точно,
Что может статься в кишлаке.
Нет, им приспичило же срочно,
Примерить смерть к своей башке.
Вадим с Петрухой, с Джебраилом,
Со старичком каким-то милым,
Всего два месяца назад,
Оставив также наш отряд,
Попёрлись виноград покушать.
Исчезли, в дом едва вошли.
Ты помнишь, мы потом нашли,
В арыке головы. Послушать,
Что командиры говорят,
И, как вести себя велят...
XLIX.
Ну, что ты! Разве это можно?!
Ведь у самих ума палата!
А жизнью рисковать возможно?
Вот и приходит к ним расплата.
Подумать о самих себе,
О собственной своей судьбе,
Уж, коли вовсе не хотите,
Хоть матерей вы пощадите!
Да, где там! Им не до того!
Им прихоть в голову взбрела,
И за собою повела.
По восемнадцать лет всего.
Гляди на старших, и учись,
Как сохранить в Афгане жизнь".
L.
"Всё так и есть. Всё так и есть".
Поддакнув, закивал Андрей.
"Ещё намаются. Бог весть,
Узнают этих басмачей.
Сколь им придётся здесь хлебнуть,
Пока поймут хоть что-нибудь.
Ты помнишь, где-то год назад,
Один молоденький солдат,
Старался добрым быть к душманам?
Свою гуманность проявлял.
Нас за жестокость укорял.
Накладывал повязки к ранам,
Он моджахеду одному.
Он руки развязал ему.
LI.
Водой его поил от жажды.
Поесть частенько приносил,
А тот в ответ ему однажды,
Когда уже набрался сил,
Схватив его штык-нож, вонзил,
Меж рёбер. В сердце угодил.
Мы паренька того бранили.
Ему частенько говорили,
Чтоб не заигрывал с врагом.
Как в воду мы тогда глядели.
Врачи, конечно, не сумели,
Его спасти. Он пал ничком.
Кровь лИлась, китель заливая.
Под ним все камни обагряя."
LII.
Скажу я честно, мне не жаль,
Кто глупо с жизнью так расстался.
Кто, не заглядывая вдаль,
С самим собою поквитался.
Мне жаль несчастных матерей,
Что пережить смогли детей.
Мне жаль совсем других ребят,
Ей, Богу, - истинных солдат,
Которые ценою жизни,
В бою товарищей спасая,
Опасностью пренебрегая,
Служили преданно Отчизне.
Наград и похвалы не ждали.
Геройски подвиги свершали!
LIII.
Они погибли, без сомненья,
Как подлинные храбрецы,
Своё прославив поколенье,
Как деды, прадеды, отцы!
Одни из них, явив отвагу,
Не отступив назад ни шагу,
Свою высотку отстояли.
Другие смело прикрывали,
Отход товарищей своих.
Иные грудью шли в атаку,
Судьбины повинуясь знаку,
За спинами солдат других,
Они не прятались в бою.
Я славу нынче им пою!
LIV.
Андрей со старшиной припомнив,
По именам всех тех бойцов,
Что пали. Фактами дополнив.
Задумавшись в конце концов,
Над жизнью нашей скоротечной,
Над службой ратной безупречной,
Чуть не забыли про обед...
О том, что сколько разных бед,
Ему судьба преподнесёт,
Андрей в тиши остаток дня,
Дурные мысли прочь гоня,
Всё размышлял. Ему везёт.
Смерть его сцапать не спешит.
Лишь из дали пока грозит.
LV.
Пока что пули пролетают,
Не задевая, стороной.
Ничем ему не угрожают.
И нервы, как канат стальной.
Но сон Андрея беспокоит.
Дурные мысли двоит, троит.
Свою он маму вспоминает.
Речей её не понимает.
Сказав последние слова,
Во сне мать быстро растворилась.
Она как-будто испарилась.
На этом месте синева,
Пятном с минуту оставалась,
Но и она затем распалась,
LVI.
На очень мелкие крупицы.
Потом они все превратились,
В ничтожно малые частицы,
Которые чуть выше взвились,
Которые, как шар, светясь,
Бенгальским огоньком искрясь,
Исчезли, в воздухе растаяв.
Тревожно снова пёс залаяв,
Не дал переступить порог.
Тут гроб откуда-то приплыл,
И за собою поманил,
В какой-то призрачный чертог,
Где, якобы, его все ждут.
В мир лучший горний поведут.
LVII.
Андрей пытался разобраться,
В том, что поведал ему сон.
Он чувствам пробовал предаться.
Едино мыслить в унисон,
С тем странным снившимся виденьем.
С таившимся в душе сомненьем,
Он вскоре опыт прекратил,
Так как до злобы возмутил,
Бессмысленных сюжетов ряд.
Пусть действовал он неумело.
Что мать сказать ему хотела,
Не понял. Был ли то обряд,
Иль таинство какое было.
От сна всё напрочь отвратило.
LVIII.
И день весь следующий прошёл.
О сне Андрей не вспоминал.
Был час, когда в себя ушёл,
Но к построению сигнал,
Прийти в себя в тот миг заставил.
В душе сомнений не оставил.
О странном сне совсем забыл.
Свой мозг с тем сном он разлучил.
На построении комбат,
Сказал, что ждёт их всех заданье.
Оставив все увещеванья,
Добавил, что пойдёт отряд,
Чтоб лагерь "духов" уничтожить,
И славу тем свою умножить.
LIX.
Всех затемно подняли по тревоге.
Полк, словно улей, загудел.
Все подготовлены к дороге.
Комбат ещё раз оглядел,
Бойцов, что были в подчиненьи.
В экипировке, в снаряженьи,
Проверил всё до мелочей.
Чтоб бить упрямых басмачей,
Он речью вдохновил солдат.
Сказал им коротко, но ёмко,
Слова чеканя, очень громко.
Пред строем ободрил ребят.
Раздал задания трём ротным,
Те, в свою очередь, всем взводным.
LX.
На операцию полк вышел,
В туманном призрачном рассвете.
И каждый приказанье слышал:
Любой за всех теперь в ответе.
И по дороге длинной пыльной,
Где стебель стелется ковыльный,
Стараясь привлекать вниманье.
Душманам, как бы в назиданье.
Колонна техники военной,
Демонстративно громыхая,
Из танков копоть извергая,
Тянулась ниткою надменной,
Где "БээМПэ" и "БэТээР",
Кичливей, чем в СССР,
LXI.
Задрав стволы своих орудий,
Шли маршем, словно на параде.
Без утомительных прелюдий...
У всех уверенность во взгляде.
Как-будто бы дразня душманов,
И их жестоких атаманов,
Им говоря: "Давно мы здесь.
Кишлак ваш уничтожим весь.
Мы знаем толк в своей работе.
Коль нас рискнёте обстрелять,
Ей, Богу, вам несдобровать!
От нас живыми не уйдёте!
Обрушим мощный шквал огня,
И в пух, и в прах вас всех громя!"
LXII.
Всегда стремителен и скор,
Явился на земле афганской,
Из-за ближайших серых гор,
Над всей равниною дехканской,
В лучах светила ясный день,
Гоня повсюду ночи тень,
Жар огненный распространяя,
Броню безмерно раскаляя.
Колонна, словно на ладони,
Издалека она видна.
Движением увлечена.
Как-будто бы несутся кони,
И пыль за ними остаётся,
Клубами над дорогой вьётся.
LXIII.
Колонна скорость не сбавляет.
Она торопится, спешит,
И за собою оставляет,
Когда грунт мягкий сокрушит,
Следы от гусениц, колёс,
С узором рваным из полос,
Что вкривь и вкось в земле пестрят.
Колонну вряд ли разглядят.
Она неспешно исчезает.
В густом дыму себя укрыв,
Который вкруг неё застыв,
И местность рядом укрывает.
Своей завесой дымовой,
День оттесняет сизой мглой.
LXIV.
Андрей, как все из батальона,
Для спецзадания одет.
Назначенного ждёт района.
На нём разгрузочный жилет,
И сетчатый костюм защитный,
Кроссовки, кепи, любопытный,
Советский войсковой компас.
В рюкзак положен весь запас:
Носки, галеты и консервы,
А также сахара резервы,
Ну, и, конечно же, чаёк.
Их, позаботившись, снабдил,
Питаньем этим зампотыл.
LXV.
Дошли до места назначенья.
Колонна не сбавляет ходу.
В дыму по мере приближенья,
(Куда приятней прыгать в воду),
Но здесь на камни и песок.
С борта машин наискосок,
Прыжок им нужно совершать.
Затем к обочине сбежать,
Чтоб под колёса не попасть,
Тем, кто идёт в колонне следом.
Десанту всюду страх неведом.
Какая б не была напасть,
Они с улыбкой всё снесут,
И честь, и Родину спасут!
LXVI.
В прыжке Андрей сгруппировался.
Земли коснувшись, кувыркнулся.
Андрей совсем не волновался.
Мгновенно в сторону метнулся.
Перекатился под откос,
Как можно дальше от колёс.
Упав, лежал, как все ничком,
Прижавшись вместе с рюкзачком,
Чтобы плотнее в грунт уткнуться.
Другие поодаль легли.
Глотая пыль чужой земли,
Они боялись шелохнуться.
Колонна таяла вдали,
В клубах от дыма и в пыли.
LXVII.
Закончив пятую главу,
В блаженстве потираю руки.
Презревши критиков молву,
Нашёл лекарство я от скуки.
Строку пишу я за строкой,
Не находя себе покой,
А то безжалостно черкаю,
Четверостишья вырезаю.
Но, если стих удался мне,
Я становлюсь безмерно счастлив.
Кажусь я сам себе удачлив.
И радуюсь сему вдвойне.
И тороплюсь ещё писать,
Прилежно занося в тетрадь.