Сны Милен всегда приносили облегчение.
Она засыпала, погружаясь в водоворот красок, буйство эмоций. Выливая переживания во сне, на героев со стертыми, черными лицами, получая отголосок не хватающей ей заботы, девушка улыбалась. Картины сменяли друг друга, показывая фантастические сюжеты, давали советы. Как выращивать апельсиновое дерево так, чтобы на нем росла фиолетовая малинка со вкусом жаренной рыбы? Сколько видов динозавров удалось узнать из потертой детской энциклопедии 12 года? Почему при смешивании зеленой краски и желтой, противореча всем существующим законом комбинаций, на злобу художникам и людям, хоть немного разбирающимся в цветах, получался иссини-лиловый шарик? И главное, в чем все-таки смысл жизни?
Во сне можно дурачиться, выращивать странные деревья, летать, и проваливаться под землю, рассматривая во время падения шахту кропотливо работающих гномов. Милен любила сны, но не думала о них с постоянной манией. Вечера она ждала ровно так же, как и обеда, а просыпавшись, счастливо вздыхала, забываясь в реальности до ночи.
Кошмары ей снились редко, а оттого и не отягощали ум, приходя лишь во время сильных переживаний. Самый частый кошмар заключался в хождениях по канализации, бесконечно мигающей маслянистой лампочки, и неожиданно появляющегося монстра. Монстр был милосерден, он убивал за секунду, успевая лишь заставить сердце громко стукнуться об грудную клетку, и раскрыть глаза.
Но не все кошмары были предсказуемы.
Она видела его редко, скорее, это был отголосок никогда не произошедшего, и потом вызвал массу вопросов. Массу интереса. Всегда находившиеся в стороне, треснутое зеркало. Милен знала, что стоит ей подойти, как оно треснет сильнее, разбиваясь. Знала, и шла. И каждый раз сон заканчивался одинаково – зеркало удалялось, и заботливый шепот извещал девушку: «его время не пришло», а после дарило просыпание, со смешанным недоумением в глазах.
Милен пыталась найти информацию в интернете о сновидениях и расшифровках, и тот показывал сайты сонников с удовольствием. Смерть близкого. Несчастье. Погибель. Девушка качала головой, закрывая вкладки, и будучи точно уверенной, что написанное бред, не касающийся ее ни в коей мере, продолжала думать. Мысль ненавязчива, и преследовать не в ее целях. Иногда, когда разговор между подругами заходил о ночках, в глазах читалось желание рассказать сон. Однажды она попробовала, с целью получить совет. Получила. «Меньше зацикливайся. Это твое больное воображение, вот и все.»
И Милен следовала ему, переставая вникать, интересоваться. Подумаешь, зеркало. Она и не такое видела. По началу их с Роджером отношений сны пропали совсем, то есть, они были конечно, но сколько их не пытайся вспомнить на утро, ни в какую. Сны сопротивлялись, сны боролись, стреляя смутным переживаниями незнамо по какому поводу в душу. Отчаявшись, Милен успокоилась, бросая попытки искать дорожку к ночным друзьям. Не хотят появляться? Ну и не надо, и без вас весело…
Жаль, что сны бывают не только кошмарами, или пережитками событий. Они бывают опасными червоточинами, спастись из которых практически невозможно.
Милен бродила по лесу, не понимая, что ей надо найти. Темные деревья смешались воедино, оставляя выбор идти только по вытоптанной кем-то дорожке. Название растительности не определялось, но их крона, и листья были столь велики, что закрывали пасмурное ночное небо собою, оставляя беспросветную тьму. Счет времени потерялся, и когда Милен стало казаться, что она ходит по кругу уже в восьмой раз, и та решила повернуть, дабы пойти назад, впереди загорелся смутный фонарик.
Пройдя вперед, девушка обнаружила покосившуюся со временем хижину. Внутри уже не было огня, и оставалось гадать, правда ли он там имелся, или это всего лишь вспомогательный прием, показавший, куда надо идти. Милен постучала, затем войдя внутрь. Гул не пойми откуда взявшегося ветра встретил пришедшую, а хозяева дома появляться не спешили. Было вообще не похоже, что хижина кому-нибудь принадлежит. Абсолютно пустой кухонный стол, не работающий холодильник, и всякое отсутствие выключателя, да и, люстры впрочем тоже, явно намекали: этоне то, что нужно найти.
— Ты вообще знаешь, что ищешь? – голос был тоненький, и принадлежал выползшей из-под настенного ковра змейки. Она казалось живой, по сравнению с таким темным и сером местом. Переливающаяся изумрудная кожа, и два глаза сапфира.
— Нет. Полагаю, я пойму, когда найду это.
— Вот как?.. – змейка обвилась кольцом вокруг ног девушки, а та болезненно поморщилась, вспоминая, чем закончилась встреча маленького принца со змеей. Ей не хотелось бы такой конец. – Ну ищи тогда.
По прошествии пары часов Милен успела наткнуться на часовню, деревню и сапожную мастерскую. Все здания были такого же типа как и хижинка в лесу – неживые, с обставленной лишь в целях создать атрибутику мебелью, и все тем же завывающем ветром. Что-то смущало в нем Милен, и она, после осмотра очередного строения, пыталась как можно быстрее его покинуть, не зацикливаясь.
— Ты нашла? – змейка вынырнула из-под камня, уже привычно держась на расстоянии от девушки сворачиваясь в клубок.
— Нет. Ты могла бы… Дать подсказку? – Милен шагнула ближе, и змейка мгновенно юркнула вниз, сверкая насыщенно-зеленым. Он отползла дальше, предупреждающе зашипев.
— Ты должна понять, что ищешь.
— Я не знаю, в том то и дело.
—У нас плохо продвигается разговор. – змейка заискрилась, и будто высыхая, потеряла на пару секунд цвет. – Начнем с того, что определим где мы.
— В лесу. – уверенно сказала девушка.
— А вот и нет. – дразнящем тоном прошипела ящерка. Она в умывательном жесте потерла мордочку, и, оставшись довольна новым обличием, вопросительно наклонила голову. – Посмотри повнимательнее.
Милен осмотрелась. Лес дрогнул, покрываясь дымкой. Теперь они были в озере. Вода окружала их, она была повсюду, только там, где стояла девушка, чудом не доходила. Почти. Топнув ногой и вызывая брызги, Милен задумалась, и повернувшись с новым предположением, быстро его проглотила.
Озеро сменилось густыми джунглями, в все еще сером холодным оттенком, как и не давняя вода.
— Реальность меняется. Каждый раз, стоит мне подумать об этом. Мы находимся во сне?
— На грани сна и яви. – ящерица косо глянула в глаза Милен, стараясь высмотреть там отношение пленницы к происходящему, а потом добавила не щадя. – И смерти.
Вот тогда Милен стало страшно.
Застрявшие во льдах некогда полезные предметы проносились перед взором. Бабушкино кресло-качалка, старый велосипед с оторванной ручкой. Новенький блестящий пенал. Вещи покрылись снегом, инеем, и отмирать в ближайшее время явно не планировали. Милен ходила по замерзшему озеру, дотрагиваясь до одной, то до другой вещи. Здесь было холодно и веяло сковывающем страхом. Под ногами, под толщей замерзшей воды на девушку смотрели незнакомые лица. Они тоже замерли. Не шевелясь, и лишь выпучив глаза следили за каждый шагом.
— И ты когда-нибудь замерзнешь.
Бесшумно появившись сзади, изумрудная канарейка села на учебник по математики.
— Я хочу выбраться отсюда.
— Из комы мало кто выбирается… Да и ты когда прыгала, особо этим желанием не горела.
Милен отшатнулась в сторону. Воспоминания реальной жизни приносили боль, вспышку безумной агонии. Вот девушка стоит на краю крыши, не слишком высокой. Она смотрит вниз, потом страдальчески переводя взгляд на разредившийся телефон. Надо же, даже не успела сказать «прощай» отцу… Жестокость смешались с обидой. Обидой на весь этот чертов мир, и Милен шагает вперед, несясь вниз. Противный хруст был последним, что помнила девушка.
— Я передумала. Я хочу выбраться. – Милен повторила настойчиво, злясь и негодуя. По ощущениям она здесь неделю. А может, месяц? Или год? Время течет так странно во сне. А учитывая состояние комы так и вообще неизвестно, сколько она находится тут.
— Тогда иди в дом.
Милен обернулась, понимая. Дом был везде. И рядом с часовней, и с сапожной мастерской, и даже когда пространство изменялось на джунгли и озеро. Абсолютно везде с краю находился этот проклятый дом.
— Иди, и выберешься.
— Там ветер. Он пугает меня.
— Ветер не самое страшное. Впрочем, я больше ничего не скажу. Ты загадала на свой день рождение быть решительной. Время стараться ради исполнения желаний. – змейка ускользнула, оставляя девушку с опущенной улыбкой.
Решительной она не была никогда.
Дверь закрылась, стило Милен войти в дом. Холодок пробрался по коже, цепляя и царапая душу. Страшно. Очень страшно. Во всех кошмаров этот- на грани дозволенного. Милен никогда не смотрела ужастики, а то, что сейчас творит ее воображение поражало. Ветер здесь был особенно сильным, он дул бесконечными порывами, и опять Милен смутилась.
Что-то не то. Это неправильный ветер.
Она ходила по комнатам, а возвращаясь обратно понимала, что дом меняется. Каждое помещение при повторном заходе становилось другим. Сотни незнакомых комнат, сотни приборов и заточенных здесь жизней. Сердце плакало, и Милен хотелось плакать вместе с ним. Она не могла найти выход.
В очередной комнате стояло зеркало с трещинами. Девушка подошла чуть ближе, удовлетворив любопытство – да, оно. Именно то самое, из всех снов. Но сейчас была преимущественная разница, сейчас чем ближе подходила пленница, ем ближе становилось зеркало. Оно не убегало, не отдалялось, а терпеливо ждало. Когда девушка оказалась совсем близко, то смогла увидеть отражение себя, сидящей на коленях. Ветер подул снова, и Милен поняла.
Это был не ветре. Это был плач ее отражения.
— Перестань, пожалуйста. Ты меня пугаешь.
— Ты хотела убить нас! Хотела скинуться с крыши! Ты никого не предупредила, ты эгоистка, дура, ты…. Ты и есть монстр!
Милен присела, протянув руку к отражению. Ее искаженная версия шмыгнула носом, а потом брезгливо отодвинулась, не желая приближаться к девушке. Неловко одергивая себя, настоящая Милен, а вообще это еще под вопросом, кто настоящий, поинтересовалась.
— Ты плачешь только из-за того, что я хотела сделать?
Отражение помолчало какое-то время, нехотя отвечая.
— Нет… Из-за мамы. И Роджера.
Мама умерла в аварии. Она не долго мучалась, как сказали врачи. У Милен началась сложнейшая депрессия, но она находила в себе силы продолжать учебу и приезжать два раза в неделю к начавшему пить отцу. Отец с ней не говорил, молча смотря на бутылки. Она и не ждала ответа, лишь рассказывала новости, клала на стол деньги, и уезжала, чтобы долгие часы реветь в подушку от безвыходности. С Роджером она рассталась через неделю после трагедии. Инициатором решения был парень. «Мне не нужна девушка с расстройствами».
— Ты же сильная… Мы сильные.
— Ложь. Ты бы не прыгала, будь это правдой.
И тогда Милен заплакала. Она размазывала слезы по щекам и говорила, долго, очень долго. Рассказывала о всем пережитом горе так, будто отражение было не в курсе. Она описывала все, что чувствовала, а чувствовала так много! Говорила, что закончила учебу в университете, и теперь искала работу, когда поняла неожиданно, что ей нет, ради чего жить. Когда ей позвонили из полиции, и пригласили на суд, потому что отец серьезно ранил человека в состоянии алкогольного опьянения, и сейчас ему грозил срок от пяти лет.
Милен то успокаивалась, то начинала реветь снова, и не замечая, как проходят трещины на стекле, как исчезают они одна за другой. И как по ту сторону, в самом начале блеклое отражение сейчас горит неистовым светом. Когда Милен закончила, прижимая ладони к покрасневшему и опухшему от слез лицу, девушка по ту сторону ласково позвала ее.
— Ты хочешь жить?
— Хочу. – оно оторвала руки, мутными глазами смотря вперед. – Очень сильно хочу. Я не думала, вообще. Я хотела облегчить страдание, но лишь сделала хуже. Я хочу жить. Пожалуйста. Пожалуйста!
Отражение улыбалось, протягивая ладошку и касаясь стекла. Милен интуитивно сделал тоже самое, и когда их руки соприкоснулись, то комната озарилась пастельно-розовым свечением.
— Ты есть у самой себя, и одна никогда не будешь. Я рядом. Слышишь?
— Слышу… - прошептала девушка, наклоняясь ближе, и соприкасаясь с теплым лбом уже не отражения. Нет. Себя.
Врач, лениво просматривающий досье на Милен, заслышал странный писк. Он сначала не обратил внимание, но когда писк повторился, а потом и ускорился, то оторвался от бумаг, удивлением смотря на приборы. График с пульсом подскочил, выравниваясь все быстрее и быстрее, а веки девушки задрожали.
Врач встал, выбегая за дверь, и быстро направляясь к первому свободному доктору, чтобы схватить его за рукав, потащив в сторону палаты, и взволнованно затараторить про очнувшуюся спустя два месяца девушку из комы.
Милен открыла глаза, видя ослепительно желтый свет. На щеках оставались не высыхавшие слезы.
Но она улыбалась.
