Выбирал я потенциальных женихов для Кикиморы. Ко всем приглядывался. И то - не то, и это - не это! Ау! Куда мужики приличные подевались?
А вот он, Домовой-то лесников, навстречу идет! Он и не женат, и в доме живет. И порядок всегда у него.
Вот бы Кикиморе к нему присвататься? На зиму-то в тепле за печкой будет жить, а летом опять к себе в лес может уйти. Там ведь тоже у нее работа.
А он как раз навстречу идет. На чердак лазал, проверял как трава-пустырник сохнет. Заготавливают лесники травы летней порой и себе, и людям, да и в заготконтору сдают.
Говорю я ихнему Домовому: «Привет, брат! Не пора ли тебе о семье подумать?»
«Молодой я еще! Мне всего пару сотен лет» — отвечает.
Я ему: «А вот я женился. Теперь сынка пристроил к нашей-то. Они ж недавно переехали, всё догляд. У твоих-то хозяев сколько детей?»
«Шестеро» — говорит. И в затылке чешет — «Да! Надо подумать!»
«А чего тут думать? Вот, Кикимора – дама хоть и с лица не очень, но зато умная! Детки твои пойдут. Пристроишь их к лесниковым детям. Глядишь, и от леса далеко не убегут!»
Стал присматриваться Домовой к Кикиморе.
А она как заметила его интерес, сразу прихорашиваться стала, к нам собираясь. Веночек там из цветов лесных да полевых на голову соорудит. Как увидит Домового, зардеется вся, и веточкой дубовой личико прикрывает. Даже похорошела немного.
Ну и тот тоже стал вокруг Кикиморы гоголем похаживать. То оладышек ей со стола стащит, то тряпочку какую-нибудь из сундука ей на платьишко. Ей лоскуток-то и надо небольшой
В общем, дело слаживается!
Решили в ближайшие дни, как костер дети-внуки лесниковы заведут, тоже свадебку сыграть. Чтобы не очень заметно было шума-то нашего среди ихнего, людского.
Кикимора в новом платье из подаренного женихом лоскута. Жених в новом зимнем треухе кроличьем. Ему с лесничества шорников Домовой подогнал к свадьбе. У шорника шкурки выделывались разные: и овечьи, и кроличьи, и лесных зверей: зайцев, лисиц да ондатр.
Он и мне пообещал шапку ондатровую к зиме прислать. Остаточки от шкур-то остаются, вот он, глядя на работу своего хозяина, и выучился шапки нашей братии шить. Мы ж мелкие. Нам много не надо. Я ему пятачок, найденный на полянке, подарил, а он и рад этому, радехонек! Шапку посулил сшить. Ну, посмотрим. Может если ладно получится, еще и Вострушечке своей чего сговорюсь сделать.
Эх! Где же моя Вострушка ненаглядная?
Погуляли ли же с Банником опять на свадебке Домового с Кикиморой! Банник-то ведь опять бидон в бра-ж-кой откупорил. Всю братию домашнюю и лесную угощал.
А хозяйка на зятьев и мужа-лесника грешила. Но ничего не говорила. Сенокос, пора горячая. Небось этого добра для мужиков нынче не жалко. Лишь бы работали. Смешно!
Как уехал я от них, то связь держал. Узнавал, все ли у них ладно. Да все хорошо!
***
А ведь как в воду глядел! Детки-то лесниковы подросли и куда учиться пошли? В лесную академию да техникум!
Ихние домовые с ними ладят. А ребята да девчата и знать не знают, кто их туда учиться-то надоумил?
Вот так-то. И от нас, домовых, много в поворотах судьбы у людей зависит! От Кикиморы да Домового, и у человеческих детей лесники да лесничие. Да бухгалтерши леснические.
А моя-то учительницей стала, небось от Вострушки моей. Та у учительницы раньше жила. Да ведь и я не промах! Недаром меня в котовью школу пригласить хотят. Молодежь кошачью воспитывать да уму-разуму обучать.
Хотя и бабка-то ее тоже учеников в профтехшколе обучала.
Судьба!
Ну, пока. До встречи.
Расписался я сегодня. Надо бы после шумной свадьбы Домового с Кикиморой отдохнуть маленько.