Больше 35 лет под хиты этой группы зажигают на танцполах по всему миру. У нас в гостях экс-солист легендарного коллектива Bаd Boys Blue Кевин Маккой.
– Кевин, начнём с начала. Вы родились в семье пастора и полицейской… Как познакомились Ваши родители?
– Они вместе учились в университете. Мама забеременела мной уже тогда и, конечно, сообщила отцу. Но у папы, как оказалось, были другие планы на жизнь. Для начала он хотел окончить университет. Тогда моя мама бросила вуз, и 19 лет я рос без отца. Но однажды к нам домой пришёл человек с фотографии и сказал мне: «Твоя мама не рассказывала тебе, что у тебя есть отец. Я твой отец». Я увидел, что это одно и то же лицо. Я немного светлее, чем он, но мне трудно было не узнать отца. Он потом очень часто приглашал меня играть на пианино в его церкви. Однажды я играл на похоронах, все плакали. Я не знал этих людей, но начал плакать вместе с ними. «Нет, это не для меня, – решил потом я. – Я этого не хочу». С тех пор я больше не играл у отца в церкви. Вот такая история любви. А моя мама работала в полиции. Друзья думали, что я тоже полицейский, поэтому не хотели водиться со мной. Поэтому у меня не было много друзей в детстве, но у меня есть шесть сестёр.
– Мама вышла замуж?
– Отчима у меня не было, но так сложилось, что у мамы было пятеро детей, я и четыре сестры, и ещё есть две сестры по отцу. Я был вторым ребёнком у мамы.
– Что могла позволить себе Ваша семья, что не могла? Может быть, Вы о чём-то мечтали в детстве?
– Мне было 14 лет, когда я пошёл работать в «Макдоналдс», и, чтобы все были счастливы, я носил домой еду – гамбургеры и бургеры. Я помогал маме как мог. У меня не было игровой приставки, но зато были радио и пианино. Я слушал всё – Майкла Джексона, Дайану Росс, Селин Дион – и тут же переносил музыку на пианино. В общем, когда я слышал эти песни, понимал, что хочу стать Майклом Джексоном.
– Как Вы учились в школе?
– Учёба давалась легко. У меня есть сёстры – мы дома играли в школу, и я был учителем, мы считали и читали… Но единственным выходом из этой жизни я видел только музыку. Мне было пять лет, когда я впервые вышел на сцену в Валентинов день. Я пел для женщин.
– Ваша мама, она какая?
– Она была одновременно и мужчиной, и женщиной. Очень сильной женщиной, очень любила меня, больше, чем других своих детей. Поэтому очень огорчалась, что не могла мне дать нужного мужского воспитания. И мне приходилось добирать это где-то на улице. У неё было много бойфрендов, например, автослесарь, продавец одежды, был просто мужчина для жизни, ещё один для поговорить и один для денег. Я пытался взять от каждого из них то, что было мне интересно. Однажды я пришёл к маме и сказал: «Я люблю эту девочку». Она смотрит на неё и говорит так пренебрежительно: «Ну, ок». Я спрашиваю: «Почему?» Она знала, что это первая любовь, что это несерьёзно и закончится максимум через год. Я так хотел, чтобы мама приняла мою девушку, а она отнеслась к этому равнодушно. Тогда я понял, что женщина – это тайна, и мама научила меня понимать женщин, понимать, что женщины думают о себе. Мама всегда мне показывала две стороны жизни, поэтому мне трудно было найти себе девушку, начать встречаться. Её истории о двойном дне у девушек сильно на меня повлияли.
– Как тогда мама приняла Вашу супругу?
– О! Она воскликнула: «Как ты посмел привести ко мне в дом эту светлую женщину?» Дело в том, что Никки тоже негритянка, но цвет её кожи гораздо светлее, чем у нас. А Никки сказала: «Так у меня бабушка была светлая». Моя бабуля тоже была в шоке. «Чего это ты привёл к нам белую? Она выглядит как типичная белая», – сказала она. «Бабушка, только ты не начинай, пожалуйста. Тихо», – попросил её я. Когда прошло время, жену, конечно, приняли, но сначала было тяжело. Я жил на севере, а жена – с юга. Северные люди темнее, они немного другие. Мы типа горожане, а они – деревенские. Между городскими и деревенскими была большая разница. Это как у вас разница между Москвой и Ростовом. Люди, которые живут на юге, в Техасе, например, очень медленные. В Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне люди быстрее, они активные. В общем, мама возмущалась: «Зачем ты привёл эту деревенщину?» – «Подожди, она выглядит намного лучше, чем другие тётки, которые у меня были. Она лучшее, что я могу найти», – просто ответил я на все выпады мамы. Самое интересное, что в семье жены она единственная девочка из шестерых детей.
– Сейчас Вы вместе уже больше 20 лет.
– Мы вместе с 1992 года. То есть 30 лет! Мы шесть лет прожили вне брака, а потом поженились.
– Вы познакомились в колледже. Кто кого добивался?
– Я был свиньёй и был ужасен… Я мультикультурный, поэтому хотел всего попробовать. Как я уже говорил, я хорошо знаю женские штучки, трюки, поэтому у меня было много девчонок. Нет, я уважаю женщин, но мне всегда было интересно посмотреть, как далеко я могу зайти в отношениях с ними. И это делало меня сильным. Мне было интересно узнать, у неё действительно ли любовь в сердце, или она просто хочет переспать со мной. Кстати, мне очень нравятся женщины из России. Эстетика, платья, они выходят на улицу и несут себя, в Америке всё иначе. Джинсы, грязные волосы. Это не женственно, они не следят за собой. Однажды я приехал в Россию и увидел женщину двухметрового роста, тёмные волосы. Вау! Но, к сожалению, я был женат. Я приехал домой, поговорил об этом с женой, и она сказала: «Посмотри, мы оба артисты, здесь замешано всё: любовь, секс, деньги… Если ты вдруг что-то сделаешь, не приноси это домой». И у нас были проблемы в самом начале нашей любви...
Была даже такая история, когда она познакомилась с каким-то молодым человеком и я тоже познакомился с девушкой, но мы приняли решение оставить этих людей и быть вместе. И вот уже 30 лет мы вместе. Если я вдруг принесу домой миллион долларов, она даже не спросит, откуда они. Мы много разговариваем, вместе принимаем решения. Для меня шок, когда мужчина становится эдаким самцом и пытается всем руководить сам. Когда мы познакомились с женой, я вёл довольно свободный образ жизни, но потом понял, что хочу быть с этой женщиной и всё оставить… В конце концов, мы решили жить вместе, в гармонии с Богом, и, если моя сексуальность пытается выбраться из рамок этого союза, я себя сразу приструниваю.
– Чем эта женщина Вас так зацепила?
– Она какого-то особенного качества. Если кто-то делает гадость моей жене, этим людям наступает конец в течение года. Господь даёт ей какой-то такой подарок. «Никки, иногда даже я боюсь того, что происходит с теми людьми, которые делают тебе плохо», – говорю я ей. Я, конечно, всегда готов вступиться за неё, но там и Господь со всем хорошо справляется. Кроме того, у неё прекрасный голос. Я растекаюсь как масло, когда она говорит или поёт. Это добавляет мне каких-то неописуемых чувств к ней.
– Хотелось бы затронуть тему коронавируса. Очень сильно он ударил по всем, по артистам в том числе. Как эта история отразилась на Вас?
– Для меня коронавирус – это большое дерьмо. Мы очень много работали до этого, а потом всё прекратилось. Я сидел дома без работы с дочкой и сыном и сходил с ума. Я не понимал, откуда доставать деньги, вернётся ли работа или не вернётся. Так я начал искать работу и устроился в Uber.
– А многие думают, что Вы очень богаты и живёте на Майорке…
– Когда ты артист, много работаешь и зарабатываешь хорошие деньги, люди думают, что ты богат. Да, деньги есть, но хочется не из кубышки доставать, а работать. Это большая ошибка, когда ты, будучи суперзвездой, считаешь себя суперзвездой. Ты должен ждать, чтобы люди сказали тебе, что ты большая звезда. Поэтому я не задираю нос.
– Как Ваша семья относилась к тому, что Вы во время пандемии работали?
– Все думали, что я сумасшедший. Для меня же всё было хорошо, весело. Я возил людям еду из ресторанов и не переживал особо – я был вакцинирован, а самое интересное то, что я посмотрел, как живут люди в США.
– И как?
– Я впервые увидел чёрных людей, у которых реально очень большие дома, классные машины. Я и подумать не мог, что чёрные могут достичь таких высот.
– Странно это слышать от звезды…
– Мы всегда думаем, что у нашего собрата дела плохи, но не всегда это стопроцентная правда. У кого-то плохо, у кого-то – хорошо. Кто-то всегда выбивается в люди. В Америке все думают, что я очень богат, в Испании думали, что я продавец наркоты. В Европе люди считали, что я сумасшедший американец с Кубы…
– А кто Вы на самом деле? Кем Вы себя ощущаете?
– Я просто музыкант. Это всё. Я научился играть на пианино в шесть лет. Сам, меня никто не учил, не заставлял. Все считают, что музыканты имеют огромные деньги, часто это так, но мы не в топе сейчас, поэтому наши гонорары не так высоки, как многие думают, а расходы у любого артиста бешеные. В сухом остатке всё хорошо, но в деньгах, как Скрудж Макдак, я не купаюсь.
– Жена за Вас сильно переживала, когда Вы каждый день отправлялись на работу во время пандемии?
– Нет. «Иди и работай!» – сказала она. Когда она это сказала, я ей ответил: «Тогда и ты иди». В общем, мы вдвоём этим занимались. Двойные деньги…
– Это были важные деньги на тот момент для Вас?
– Нет! Это небольшие деньги. Чтобы вы понимали, оплата одного выступления артиста равна сумме, которую доставщик еды получает за несколько месяцев работы.
– То есть Вы работали чисто для того, чтобы просто не сидеть дома?
– Да, конечно! Мне просто нужен был контакт с людьми...
– Но вернёмся к большой карьере! Обычно за мечтой люди едут в Америку. Вы поехали в Европу из США. Почему?
– Я иду туда, где люди меня принимают. Я не на чёрной стороне и не на белой стороне. Я где-то посередине. Например, в Германии люди меня спрашивали: «Почему ты не можешь вернуться домой с контрактом?» Но это странное было время, когда в США в основном чёрные шли на сцену, а в Европе было проще продать белых. Это ведь всё было до соцсетей, типа «ТикТока». Тогда артисты дольше удерживались в топе, а не пролистывались на раз-два в ленте: следующий, следующий... И я не стоял на коленях ни перед кем в карьере, я делал ту музыку, которую хотел. В Европе меня много принимали везде. Когда я появился в России, этого стало ещё больше. Зачем мне возвращаться в Америку и делать музыку для идиотов, если у меня всё хорошо и здесь.
– Но, чтобы стало всё хорошо на европейском уровне, нужно было пройти большой путь… Как мальчик из многодетной семьи смог уехать в Европу и добиться успеха?
– Во-первых, надо было понять, что играть на пианино в церкви у папы – это маленькие деньги. С другой стороны, случилось чудо, что у меня появился некий шанс отправиться в Европу и там начать карьеру. Это просто везение…
– Кто-то предложил попробовать?
– Дело было так. Моя жена пела в хоре в Германии, и она видела американских артистов, которые комфортно существуют на немецком музыкальном рынке. И как-то она говорит мне: «Ты настолько крутой, круче тех, кто здесь есть! Прилетай, попробуй». Я подумал, что слетаю на три месяца и посмотрю, что будет. И в первый же месяц я попал в огромную студию в Кёльне, где записывались «Модерн Токинг» и Уитни Хьюстон. Сначала я ходил туда как работник студии, но один раз взял в руки микрофон. Мне понравилось, а потом через некоторое время я зашёл выпить в бар и познакомился с Эндрю Томасом – основателем группы Bad Boys Blue. Он сказал, что ему на три месяца нужен ещё один артист в группу. «А сколько денег есть у тебя?» – спросил я тогда. И понеслось – три месяца растянулись на три года.
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)