Когда выбор Книжного клуба пал на роман Джордж Элиот "Мидлмарч", ни у кого не было особенных ожиданий. Все, конечно, знали, что это ещё один викторианский роман, да посетовали на существенный объем книги. По ходу чтения мы, пожалуй, поняли, почему книга считается одной из вершин викторианской литературы (наряду с трудами Диккенса, Теккерея и сестёр Бронте), а ещё выписали в свои блокноты десятки цитат из этой книги. Решила поделиться некоторыми интересными мыслями Джордж Элиот, которые перевели для нас с английского И. Гурова и Е. Короткова еще в 1981 году.
Одна из центральных тем книги - это институт семьи и брака. На протяжении этого огромного романа Элиот показывает нам несколько семейных пар и очень точно и местами даже язвительно отмечает, что далеко не всегда брак идёт человеку на пользу. Одна из пар книги - это доктор Лидгейт и его капризная жена Розамонда. Их отношения вполне хорошо прочитываются из этой цитаты:
Как-то он назвал ее «своим базиликом», а когда она спросила, как объяснить эти слова, он ответил, что базилик — это растение, питательной почвой для которого служит мозг убитых людей. У Розамонды на такие выпады всегда был в запасе кроткий, но неопровержимый ответ. Зачем же он тогда на ней женился?
Пожалуй, единственная пара, счастливая и удачно состоявшаяся в браке, это Мэри и Фред, бедная девушка без приданого и молодой человек из "золотой молодежи", закончивший университет и метивший в священники, который стал в итоге управляющим фермой. Он довольно долго доказывал Мэри, что сможет стать ей достойным мужем, а она мудро направляла Фреда, так что в итоге всё у них получилось. Но и их семье не удалось избежать пересудов и сплетен.
Фред неоднократно изумлял соседей то на тот, то на этот лад. Он прославился в своей части графства теоретическими познаниями и практическими успехами в сельском хозяйстве и создал труд «О выращивании кормовых трав и об откорме скота», снискавший немало похвал на собраниях фермеров. В Мидлмарче проявления восторга оказались сдержаннее, ибо большая часть жителей склонялась к мнению, что творение это увидело свет не столько благодаря стараниям Фреда, сколько его жены, так как никто не ожидал от Фреда, чтобы он смог что-то написать о репе и о свекле.
Зато, когда Мэри написала для своих сыновей небольшую книжицу под названием «Рассказы о великих людях, взятые из Плутарха» и книжицу эту напечатали и издали «Грипп и К°, Мидлмарч», весь город приписал честь создания этого произведения Фреду, поскольку он в свое время посещал университет, «где изучали древних», и мог бы стать священником, если бы захотел.
Отсюда явствует, что Мидлмарч провести невозможно и что за сочинение книг никого не следует хвалить, коль скоро их всегда пишет кто-то другой.
Элиот вообще была кажется не слишком высокого мнения об "обществе" и не шла на поводу у "общественного мнения" (простите за тавтологию). Впрочем, это вполне понятно, если вспомнить, что семья отреклась от нее за то, что она решилась жить с любимым человеком вне брака. В романе писательница не единожды высказывается по поводу нравов обывателей Мидлмарча. Например, здесь:
Когда животные парами вступали в ковчег, родственные виды, надо полагать, отпускали по адресу друг друга всяческие замечания «в сторону» и были склонны думать, что вполне можно было бы обойтись без такого множества претендентов на одни и те же запасы корма, поскольку это урезывает порцию наиболее достойных.
Или еще один пример:
Быть откровенным на языке Мидлмарча означает, воспользовавшись первой же возможностью, довести до сведения ваших знакомых, что вы отнюдь не высокого мнения об их способностях, манерах и положении в свете.
А вот тут описана реакция юного врача-интеллектуала, представителя нового поколения викторианской медицины (видимо, из того же поколения будет и прославленный Сноу, который позже разберется в причинах эпидемии холеры в Лондоне) на общение с типичным пациентом:
Мистер Лидгейт в полной мере обладал необходимой для врача способностью сохранять серьезный вид, когда ему говорили всякий вздор, а спокойный взгляд темных глаз свидетельствовал, что он слушает со всем вниманием.
Из приведенных цитат может показаться, что перед нами изобличающий и высмеивающий текст, этакий социальный роман "на злобу дня". Однако это совершенно не так! Элиот совершенно не Гоголь и ни капли не Салтыков-Щедрин. Скорее ее проза чем-то напоминает прозу Джейн Остин: она рассудочна, иронична, мы как будто слушаем рассказ очень наблюдательного и умного человека, одновременно гуманного и временами острого на язык.
В те дни мир в целом знал о добре и зле на сорок лет меньше, чем ныне. Путешественники редко хранили исчерпывающие сведения о христианском искусстве в голове или в кармане, и даже блистательнейший из тогдашних английских критиков принял усыпанную цветами гробницу вознесшейся Богоматери за богато украшенную вазу, рожденную фантазией художника. Закваска романтизма, помогшего восполнить многие тусклые пробелы любовью и знанием, еще не оживила ту эпоху и не проникла в обычные кушанья, а только бродила в сердцах и умах неких живших в Риме длинноволосых немецких художников, чья восторженная энергия заражала юношей и других национальностей, которые работали или бездельничали рядом с ними.
Элиот вовсе не считает, будто человек может быть свободен и независим от общества. Напротив, вся ее книга о том, как общество влияет на личность и как личность множеством невидимых нитей связана с самыми разными людьми и своими решениями определяет жизнь этих людей, даже не задумываясь об этом. Каждый герой романа вплетен в эту сложную сеть взаимодействий и автор искусно показывает, каким образом взмахи крыльев бабочки, случившиеся в одном конце Мидлмарча, определяют общественно-политическую ситуацию во всей огромной Великобритании.
Мистер Винси, как мы видели, не мог решить, ждать ли всеобщих выборов или конца света теперь, когда Георг Четвертый скончался, парламент был распущен, Веллингтон и Пиль утратили популярность, а новый король только виновато разводил руками. Но растерянность мистера Винси лишь слабо отражала растерянность, господствовавшую в провинциальном общественном мнении тех дней. Как могли люди разобраться в собственных мыслях при свете еле теплящихся огоньков окрестных поместий, если консервативный кабинет прибегал к либеральным мерам, а аристократам-тори и избирателям-тори даже либералы казались предпочтительнее, чем друзья отступников-министров, и всюду раздавались требования спасительных средств, которые имели лишь самое отдаленное отношение к личным интересам и приобретали подозрительный душок, так как за них ратовали неприятные соседи.
Личность и общество, общество и личность - на пересечении этих многослойных категорий разворачиваются истории Доротеи и Кейсобона, Розамонды и Лидгейта, Мэри и Фреда и многих, многих других действующих лиц этой грандиозной книги, в которой нет никаких отголосков Большой Истории, а только небольшой провинциальный городок с его смешными и печальными событиями.
Мы, смертные мужчины и женщины, глотаем много разочарований между завтраком и ужином, прячем слезы, бледнеем, но в ответ на расспросы говорим: «Так, пустяки!» Нам помогает гордость, и гордость — прекрасное чувство, если оно побуждает нас прятать собственную боль, а не причинять боль другим.
Еще один пост о романе "Мидлмарч":
#викторианская литература #викторианская англия #викторианство #английская литература #литература 19 века #читает_шафферт