Найти тему

Наше солнце никогда не зайдёт

Рассказ

"Только несчастный знает, что такое счастье..."

Эрих Мария Ремарк.

Нойта умерла в возрасте семи месяцев. И если этот возраст эквивалентен девяти человеческим годам, то образ собаки с мягкой рыжей шёрсткой соответствует образу рыжеволосой девочки в цветастом солнечном платье. Я мог бы ошибаться, заблуждаться, выдумывать, но именно такой Нойта встретила меня в стране вечной охоты.

Она бежала ко мне по широкому полю, залитому жаркими бутонами купальницы. Её рыжие волосы были неправдоподобно длинны и несоразмерно объёмны в сравнении с её хрупким полупрозрачным тельцем; они так свободно и безбрежно развевались, что закрывали собою расплывчатый нечётко прорисованный горизонт. Казалось, что вокруг неё полыхает несколько солнц, слепящих глаза.

А потом тепло нескольких солнц запрыгнуло на меня. Тоненькие ручки порывисто оплели мою шею и сомкнулись за ней. Прижали к себе так сильно, что я побоялся вздохнуть, чтобы не нарушить зыбкую идиллию. Никто и никогда не узнает сколько часов, сколько растянутых в вечность мгновений провели мы с нею обнявшись на прошлой, на нашей, не... нашей планете.

Я притронулся кончиком носа к её голове. Я и раньше-то любил запах её волос, но сейчас я хотел жить только до тех пор, пока он есть, пока он не выветрится и будет со мной. Волосы её пахли пчёлами, цветами, рекой и ветром от проходящего поезда... Но, когда я хоронил её в октябре, методично долбил замерзающую землю пикой, Нойта беззвучно лежала рядом в картонной коробке из-под шприцов и пахла только лекарствами. Она была как живая: поджала лапки и спала в любимой позе эмбриона, но глаз у неё не было, за ночь они высохли, превратившись в сгустки, напоминающие кусочки чернослива. Я вспомнил это, и стало так страшно: может, муляж, обман, маркетинг... Качественный китайский пластик, имитирующий любимый взгляд. Заказать и вставить! Как все! Лишь бы немного дешевле. Ты должен! Обязан! Но, я не знаю как заказывать товары с AliExpress. И эхом понесло куда-то теги: "пустые глаза", "искусственный взгляд", "любая расцветка" (бла-бла). Уан доллар три цента с бесплатной доставкой до самых надбровных дуг. Меня тошнит! Оставьте меня!..

Но, когда я нервно оторвал Нойту от себя и посмотрел ей в лицо, передо мной заблестели влажные зелёные глаза в обводке из чёрной туши со слипшимися в острые колючки чёрными ресницами. Как мне знаком этот плутоватый лисий взгляд, за которым обычно следовала какая-нибудь шалость: украденный тапок, упавший словно осенний лист кусочек обоев, странная лужица в центре квартиры (которой раньше там точно не было)...

А помнишь ли ты, дочка, самый счастливый наш с тобой день? Ведь до этого ты тоже долго болела. Я возил тебя на уколы, и обратно нёс до трамвая на руках, потому что после впрыскивания антибиотика тебе было так нестерпимо больно, что полностью отказывала задняя лапка. Но ты выздоровела. И на вечернем поезде Красноярск - Абакан мы поехали в деревню. Несмотря на лето плацкартный вагон был пустой. Лишь неизбежная синяя фигурка проводника отстранённо проверила нашу электронную регистрацию и тут же из жидкого перешла в газообразное состояние. Лишь где-то за стенкой поскрипывал кашель. Лишь долетал иногда вкрадчивый словно сплетня шепоток. Лишь однажды, пока я ходил за чаем, пробежавшая из вагона в вагон стройная студентка великодушно обронила фруктовый запах мыла и молодого женского тела.

Поезд тщетно пытался расплескать остывающий чай. Дребезжал подстаканник. Ты поставила передние лапки на стол и с удивлением смотрела в окно на бегущие мимо берёзы, на тени от проводов, на бетонные цилиндры столбов, фотовспышкой мелькающие за окном. Болтался тонкий оранжевый поводок, пристёгнутый к шлейке. Была середина июня, поэтому, как ни старалась ночь, солнце целеустремлённо долго катилось за нами, забрызгивая поля и тайгу алым предзакатным светом. Исподволь поглядывая на тебя, я загадал лишь одно желание - чтобы этот вечер никогда не кончался. Чтобы солнце никогда не зашло. И для нас с тобой, Нойта, оно никогда не зайдёт.

Потом ты легла в позу эмбриона и с улыбкой уснула. И кроме счастья больше не было ничего.

Поезд в нашу маленькую деревню, где всего-то сотня домов и те крытые дранкой вперемешку с дырами, прибывает в 00.00. Цифры красивее и удивительнее, чем госномер на геленвагене президента Джибути. Наверное, это единственная достопримечательность нашей деревни.

Пришлось тебя разбудить и сонную вести на поводке за собой. Впереди я толкал 100-литровый станковый рюкзак, установленный на двухколёсную тележку. В рюкзаке был наш с тобой деревенский скарб. Рюкзак беспомощно подпрыгивал на камнях и неуклюже падал на бок - в сухую дорожную пыль. Я, держа тебя за поводок одной рукой, другой возвращал его на место и снова толкал тележку. Мы добирались до дома около часа. Ночь была чёрная и масленистая, как нефть. Осязаем был только кусочек дороги, по которой мы медленно передвигались.

И вот наша калитка, двор, замок на дверях. По-моему, за всю дорогу ты так и не проснулась. Но, когда я отстегнул шлейку и поводок и когда, наконец, до тебя дошло, что мы снова в нашем деревенском доме, тебя вдруг охватила эйфория, граничащая с буйным помешательством. Я не видел тебя, но слышал, как стучали по линолеуму твои коготки, когда ты носилась из комнаты к комнату. Как же ты в этой кромешной мгле на скорости, близкой к сверхзвуковой, вписывалась в дверные проёмы, Нойта?

За время нашего долгого отсутствия дом стал нежилым и холодным как погреб. Но, топить печку не было сил. Мы с головой забрались в спальный мешок и заснули. Каким бы тёплым он ни был - этот спальный мешок - всю ночь мы тряслись под ним от холода. И всю ночь я чувствовал, как ты дрожишь и прижимаешься ко мне, чтобы согреться. И всю ночь я крепко обнимал тебя и грел своим теплом. А затем наступило утро и выкатилось из него много-много солнечных дней, где мы были только вдвоём...

Мироздание любит гармонию. Даже если и возникнет где-то случайный сгусток счастья, Мироздание обязательно обнаружит его и уравновесит схожим по массе и размеру сгустком горя. И чем сильнее было счастье, тем болезней будет горе. Поэтому, если был у нас с Нойтой самый счастливый день, должен был наступить и самый несчастный.

И он наступил. Мы к тому времени оставили наш деревенский дом и переехали на Дальний Восток. Это был день 9 октября. Я теперь всегда буду наглухо заштриховывать его непроницаемым чёрным цветом. Через шесть дней должна была начаться охота на соболя, к которой мы так долго готовились, но которая прошла без нас.

Именно 9 октября обнаружена была маленькая косточка, которая проткнула собаке поджелудочную железу. Но до этого целую неделю Нойта не пила и не ела. Медленно угасая, лежала под капельницами. Какая же ты хрупкая была, моя девочка. Нежная, добрая, доверчивая как и все создания, ошибочно пришедшие в этот мир, в котором нельзя быть настолько уязвимым.

Так сложилась судьба, что последние дни я был далеко от тебя - в тайге. В тот день я с трудом вышел на связь и узнал, что тебя готовят к экстренной операции. И когда тебе ввели наркоз (а я физически почувствовал как вливается в тебя этот яд) вдруг понял, что ты больше не вернёшься. Шли часы и минуты, смешивались между собой, перетекали друг в друга. Я дозванивался, операция шла целую вечность. А потом голосом моей жены кто-то сказал, что ты в коме и не дышишь. Звонок. Связь недоступна. Алло! Я кричу на всю тайгу: "Нойта, не умирай!" И через минуту снова голосом жены в телефоне кто-то растерянно сообщил, что ты умерла. А день был хмурый, облачный, холодный. Волглые, грязные облака облепили солнце, но в ту самую минуту, когда я услышал "Нойта умерла" (я не верил этому никогда), облака разошлись и на секунду блеснул тонкий лучик ближайшей к нашей планете звезды. Ты послала мне привет, Нойта. Дала понять, что жива, лишь ушла в страну вечной охоты.

А потом наступила ночь и я начал сходить с ума в четырёх надвигающихся на меня стенах заимки. Словно бы я попал в мистический отель "Оверлук". И чтобы не застрелиться там в одиночестве (взглядом уже искал пулевой патрон, который стоит на подоконнике на случай визита медведя) и не последовать за тобой, взял вещмешок и ружьё и пошёл в город, невидимо раскинувшийся впереди. В проклятый город, забравший уже не одну любимую мною жизнь. Когда я вышел к железной дороге и зашагал вдоль неё, налетел из темноты товарный поезд. Ветер от него сбивал с ног. И я кричал вслед каждому промчавшемуся мимо вагону: "Нойта! Нойта!". Я не боялся казаться сумасшедшим, потому что никто меня видеть и слышать не мог: до города было ещё далеко, вокруг была непроглядная ночь, а крики мои заглушал грохот колёс, лязг и визг ржавых помятых вагонов...

...Я обнимал и целовал Нойту, её холодный нос в веснушках, уши, глаза, и не заметил, как она снова превратилась в рыжую лайку-подростка. Я, взяв её за поводок (чтобы ничего больше с ней непредвиденного не случилось), весело пошёл по цветочному полю, пугая пчёл и бабочек. Нойта бежала впереди и помахивала закрученным хвостом. Изредка она оглядывалась, словно проверяя иду ли я за ней, не исчез ли. Вечером где-нибудь на берегу реки нужно было начать строительство домика, не ночевать же под открытым небом. Но сначала у нас было дело поважней - надо было разыскать всех, кого мы любили, и кто ушёл сюда раньше нас.

19.10.2019 г.