Недостатков по вине личного состава действительно стало меньше. Для тренировки экипажей действиям в аварийной обстановке, стали имитировать отказы. Мы наизусть знали все условия захода на посадку при отказе одного или двух двигателей.
Обычный облет самолета, после регламентных работ, майор Хадарцев закончил в зоне на большой высоте.
На снижении до высоты круга стрелка высотомера показывала 900 метров. Сильнейший рывок влево и потеря высоты до трехсот метров была уже реальной опасностью. Командиру удалось выровнять самолет и доложить об отказе первого двигателя.
- Винты зафлюгированы? Сразу прозвучал вопрос руководителя. Хадарцев бросил взгляд влево и увидел, что лопасти на первом двигателе развернулись по потоку воздуха и очень медленно продолжают вращаться.
- Винты первого зафлюгированы, но давление на штурвал очень большое. Доложил в ответ командир корабля.
Все понимали, что такого просто не должно быть. Командиру порекомендовали увеличить мощность второго двигателя, а четвертого уменьшить и повнимательнее изучить отказ.
Когда летчик второй раз посмотрел на отказавший двигатель, все стало ясно. Два ряда лопастей вели себя по разному. Если задние лопасти встали по потоку, то передние продолжали бешено вращаться. Огромное сопротивление этих лопастей на не работающем двигателе создали усилие на штурвале.
- Передние лопасти первого не зафлюгированы, ушел на землю доклад.
Если бы этот отказ техники произошел на высоте круга, то ….. все понимали, что могло произойти. Но ясность с отказом еще не гарантия нормального исхода.
Вновь экипаж строит маршрут с учетом разворотов в сторону работающих двигателей. Руководитель полетов напоминает действия экипажу при таком отказе. На посадочном курсе идет непрерывный радиообмен. Руководитель вспомогательной системы посадки пытается подсказать экипажу, что они идут «выше глиссады», то есть траектории снижения. Его обрывают:- Так и положено.
Действительно заход напоминает управляемое падение на полосу. Второй заход в таком случае невозможен, у самолета не хватит мощности уйти в набор высоты. В экипаже прекрасно понимают ситуацию и «сажают» машину точно у знака.
С самолета снимают все средства объективного контроля. Комиссия будет изучать все материалы. Нечеткий доклад в начале происшествия поставят в вину командиру.
Потом найдут причину сложного отказа. На всех ошибках экипажа построят разбор полетов, но наказывать никого не будут. Факт спасения машины и людей только добавят авторитета Хадарцеву. Штурманом экипажа окажется наш однокашник. Он снимает стресс огромными дозами. Как то в гараже признается, что над лесом он вспоминал, что не заплатил свой дополнительный взнос вдове нашего штурмана.
Все это в конце концов выльется в уход штурмана в замполиты, а потом и вовсе на наземную службу. Мы нисколько не осуждаем его, каждый распоряжается своей судьбой по своему усмотрению.
В авиации много людей, которые порой внезапно меняли свою службу. Видимо им что- то подсказывало, что приближаются сложности, к которым они не готовы. А может быть, несколько происшествий считали предупреждением судьбы, знаками на дороге жизни. Но были и такие, которые продолжали спокойно работу, не взирая ни на что. К таким я относил и себя и друга Ивана Шамаева.
Мы обсуждали все происшествия только в плане анализа. Я уже обратил внимание, что штурманы частенько бывают неправы. Когда у самолета разрушился двигатель, то штурман просил сохранять горизонт.
Это была грубая ошибка, так как с данным весом, при таком отказе «потолок» был ниже. Инстинктивные команды, при отказе вредны. Видимо дело просто в том, что у нас не было даже начальной летной подготовки. Теория аэродинамики, не подкрепленная личной практикой, была бесполезной. Наверное не зря в экипажах тридцатых годов штурманами назначались летчики. Да и назывались они тогда «летнабами», то есть летчиками наблюдателями. Летчики, привыкшие выполнять команды штурмана не думая, тоже могли ухудшить ситуацию. Мы уже знали, что у вероятного противника все эти вопросы решаются на специальных тренажерах. У нас их не было. Поэтому «особые случаю» изучались теоретически.
Самые подготовленные и первоклассные, в буквальном смысле слова, экипажи продолжают полеты на Кубу. При подготовке к полету экипажи изучают запасные аэродромы на территории вероятного противника. Мы недоумеваем, зачем?
Самолет нашпигован секретным оборудованием и «сажать» его на территории врага означает измену Родине. Очередной глупостью считаем приказ разбирать блоки и выкидывать их в море при вынужденной посадке.
На Кубе руководителем полетов назначают офицера из Москвы. То, что назначение произведено не по профкачествам наши экипажи убеждаются в очередном полете.
Пара самолетов благополучно пройдет весь маршрут через Атлантический океан. Тропический фронт в Карибском море подойдет к Гаване к моменту прилета наших экипажей. Первый экипаж произведет посадку «с хода». Уже на полосе командир доложит, что условия на посаде очень тяжелые. Грозовая облачность, болтанка и дождь усиливаются. Руководитель полетов даст команду экипажу Хадарцева строить заход с противоположного направления. Боковой ветер не представлял серьезной помехи, но облака и болтанка были повсюду. После выполнения четвертого, предпосадочного, разворота экипажу сообщили, что он находится правее осевой линии.
- Исправляю. Спокойно доложил командир и довернул чуть- чуть влево.
Стрелка радиокомпаса качалась на разных показаниях в результате так называемого «грозового эффекта». Других средств посадки на данном аэродроме не было. На снижении с земли вновь прозвучало- Идете еще правее полосы.
- Исправляю, стандартно заверил руководителя летчик и вновь довернул влево.
На удалении около километра экипаж «вывалился» из облаков. Полосы впереди не было.
Ее не было и слева, руководитель продолжал утверждать,- Идете правее полосы.
Со стороны правого летчика увидели, наконец, полосу. Энергичный разворот и самолет, продолжал снижение уже над полосой.
Порыв ветра бросает машину в сторону от полосы и чтобы удержаться над бетоном командир пытается исправить положение. Правая плоскость касается плит, лопасти двигателя высекают море искр и самолет, с горящим крылом катится в конец полосы. Чтобы исключить пожар на других двигателях, они выключаются экипажем. Самолет останавливается в конце полосы и тропический, сплошной ливень тушит пожар на плоскости.
-Приехали,- говорит командир,- Сейчас начнется.
Он прав. Со стороны КДП мчатся машины. Пожарникам делать нечего, но они остаются в готовности. Под сплошным ливнем тягач тащит самолет на стоянку.
Странно, что никто не пытается разобраться в причинах происшествия. Экипажу это кажется, на руку, и все отправляются на отдых.
Руководитель полетов лично отправляет телеграмму в Москву, что экипаж Хадарцева при посадке повредил самолет.
С этого момента летчик становится основным виновником. Никакие оправдания, заявления, что руководитель полетов элементарно перепутал направление, не принимаются. Экипаж отстраняют от полетов и на борту гражданского ТУ-114 привозят домой. Самолет остается на Кубе для ремонта. Первый экипаж возвращается один.
Для его встречи, с аэродрома Оленья на Кольском полуострове уходят два экипажа. Один из них Иванова. Мне предстоит впервые пройти трансатлантическим маршрутом, пока до половины.
Чтобы встретить экипаж на максимальном удалении, принято решение вылетать с аэродрома в Оленье. Для этого мы идем на перелет ночью. Взлет на своем, а посадка на Кольском полуострове проходит в, обычной для нас, темноте.
Мы редко идем на перелеты по ночам, но в этот раз командование считает нужным дать нам тренировку перед вылетом на встречу. День подготовки и отдыха заканчиваются в полночь.
На острове Куба еще день (там не летают по ночам), и нам сообщают о взлете экипажа- одиночки. За многие годы летной практики сложилась устойчивая традиция летать парами. При любой аварии второй экипаж мог сообщить о случившемся, месте падения или нападении на группу. Нашему товарищу предстоит в одиночку пройти Бермудский треугольник. Ничего особенного там не обнаружено, мы приходим к мысли, что все разговоры- это реклама журналистов. Наша пара держит связь с кораблями по маршруту, каждые полчаса докладываем о погоде в Москву.
За перелетом следят во всех штабах Авиации. По системе «Комета» нам дают наши места, радист непрерывно работает ключом. «Комета», стационарная установка на территории страны, на расстоянии, в тысячах километров одной станции от другой. Мы редко пользуемся ее услугами, но сегодня особый случай, и мы позволяем им помогать нам.
Хорошим тоном в нашей среде считается не прибегать к чужой помощи. Тем не менее полет продолжается, и вот мы уже в северной Атлантике.
Вскоре на связь выходит экипаж командира эскадрильи и мы включаем систему взаимной навигации. Расстояние стремительно сокращается, мы идем на разных высотах, но визуально еще не видим друг друга. Вот уже расстояние стало настолько малым, что пора нам начинать разворот.
Наш ведущий просит встречного экипажа обозначить себя пуском сигнальных ракет.
Слева видим вспыхнувшие звезды огней, и энергичный разворот завершается формированием группы из трех машин. Все. Встреча произошла. Радист вновь стучит.
Из Москвы приходит радиограмма с благодарностью от Командующего Авиацией Военно- Морского Флота.
- Все равно не запишут в личную карточку, ворчит Иванов. Он прав, строевой отдел полка не успевает отмечать такие поощрения. Причина не столько в них, сколько в обстановке. Списки экипажей обязаны давать начальники штабов эскадрилий и замполиты, а они никогда не отличались трудолюбием и уважением к летному составу.
Экипаж с Кубы идет впереди. Мы занимаем дистанцию в две минуты полета. В таком порядке приходим на свой аэродром и заходим на посадку.
На следующий день узнаем о назначении времени партийного собрания эскадрильи.
Член военного совета Авиации прислал телеграмму с указанием разобрать персональное дело коммуниста Хадарцева. Это замполит Авиации торопится принять участие в обсуждении летного происшествия.
Мы уже знаем все подробности из первых уст, но в докладе политработника звучат слова: преступная небрежность, плохая подготовка, недопонимание политического значения происшествия и т.д. Становится понятным настрой начальства.
На «костях» летчика показать свою озабоченность. Все прекрасно понимают ситуацию, но сделать практически ничего невозможно. Вспоминается Высоцкий- «Никто поделать ничего не смог, нет смог один, который не стрелял».
Меня выбрали председателем собрания, и мне предстоит организовать взыскание коммунисту.
Когда количество выступающих достигло достаточного уровня перешли к обсуждению меры наказания. При любом взыскании с записью в учетную карточку судьба летчика была однозначна. Вышестоящий партийный орган мог ужесточить наказание, вплоть до исключения из партии. Надо было что- то делать.
Мое предложение, «выговор без занесения» было первым и таким же поставлено на голосование. Собрание единодушно проголосовало «ЗА».
Остальные взыскания остались за бортом обсуждения. Взыскание «без занесения» не требовалось утверждать на вышестоящих структурах. Единственное, что мы смогли сделать. На этом «разбор» летчика закончился.
Феци квот потуи, фациант мелиоре потентес- изрек я и закрыл собрание.
- Что ты там пробурчал? Спросил Хадарцев несколько позже.
- Я сделал все что мог, кто может пусть делает лучше. Примерно так. Кстати, ты не обижаешься?
- Это уже не важно. Летать я больше не буду.
Так авиация потеряла прекрасного летчика в самом расцвете профессиональных сил.
…………………………………………………………………………………………………….
Двадцать лет спустя, во время празднования тридцатилетнего юбилея полка ветеран Вооруженных Сил Хадарцев вспомнит об этом случае в г. Острове.
-А взыскание вы таки и не сняли с меня, заявит он за столом. На правах председателя собрания и тамады я предложил снять с коммуниста Хадарцева «выговор». Полк вновь проголосовал «ЗА»- единогласно. А партии практически уже не было.
После ремонта самолета и облета его на острове Свободы в Союз он вернулся в составе следующей группы. Так что встречать его не потребовалось.
К концу года, при подсчете налета и количества боевых применений выяснилось, что у меня их достаточно для присвоения первого класса. Предстояло пройти всю процедуру контроля и оформления. Большинство моих однокашников уже это сделали.
После утреннего построения, командир эскадрильи, подполковник Дешин, проходя мимо меня, буркнул.
- Ибрагимов, ко мне в кабинет, сейчас.
В кабинете был штурман эскадрильи, майор Герман, который о чем- то спорил с командиром.
- Нет, нет и нет. Я лучше вон Ибрагимова возьму с собой, а ты занимайся эскадрильей, проверяй карты, готовь людей, отдохнешь в отпуске. Ибрагимов слушай задачу. Сейчас сходишь домой, возьмешь с собой документы, спортивный костюм, штурманские принадлежности, немного денег. Вылет после обеда в Николаев.
Там мы облетаем самолет после ремонта, потом перегоним его сюда. Да еще, уточни вон у него порядок подачи заявок на перелет и работу радиосредств. Карты тоже возьмешь у него.
Стало понятно, что штурман эскадрильи собирался тоже лететь в Николаев, но командира переубедить не смог.
Жена нисколько не обрадовалась такому доверию ко мне.
- А, что это командир своего штурмана не берет в командировку?
- Понимаешь, там соблазна много. Пиво на каждом углу, девушки… говорят. Николаев вообще город невест. Видимо он не уверен в моральном духе своего подчиненного, а если серьезно, то нельзя эскадрилью оставлять, помощник то в отпуске.
- А в твоем моральном облике он, значит, уверен. Так, а зачем плавки берешь с собой, на пляже людей пугать?
- Плавки я беру как память, это же ты их подарила мне. Ласты, маску и трубку я беру тоже. Буду совсем как тот волк из «Ну погоди».
Плавки были действительно копией из мультфильма, я даже первое время стеснялся их надевать.
- Мне сказали, что там много водоемов, поплаваю, ты же знаешь, что пить, курить и «безобразия нарушать» я не буду. Жди меня, и я вернусь. Денег много не надо, рублей двадцать хватит.
Николаев встретил жарой и гостиницей на аэродроме. На торце здания мелом было выведено «Отель Золотой Клоп». Нас разместили в дальних комнатах, командир поселился у самого входа.
- Ближе к телефону. Лаконично изрек он объяснение.
На авиаремонтном заводе нас ждали. Конец месяца и квартала торопили сдачу самолета.
Нас же весь этот ажиотаж не касался. Мы особенно тщательно принимали машину, и «кучу» недостатков инженеры обещали устранить за один день. Но, видимо, спешка их подвела. На второй день замечаний было еще больше.
Командир с помощником Кириенко долго стояли под двигателем и считали капли. Керосин не просто капал, он истекал прерывистой струей. Вскоре возле лужи на бетоне стояло все руководство цеха.
- И это Вы называете, ремонт? Сколько должно быть капель в минуту? Только не говорите, что не знаете, не поверю.
Машину оставили на территории завода, нас на служебном автобусе довезли до столовой.
- Командир! На какое число давать заявку?
- Пока ни на какое. Завтра суббота, завод не работает. Всем два дня отдыха.
Экипаж эту команду готов выполнить с радостью. Так вот в чем была, как мне казалось, излишняя придирчивость во время приема машины.
Два дня поездок на пляжи города разочаровали. Везде вода настолько мутная, что не видно пальцев вытянутой руки. Ныряние вообще лишено всякого смысла. Простое барахтанье в воде меня не устраивает. Я лежу на заросшем берегу пляжа «Родники» и размышляю о смысле своего пребывания здесь.
- Молодой человек, не покараулите ли вещи,… пока я поплаваю.
Когда я понимаю, что это обращение ко мне, ворчу.
- Вы думаете, что вот это платье представляет ценность? А может быть у Вас тапочки – скороходы, а шляпа –невидимка?
- Нет, вещи ценности не имеют, а вот книга из библиотеки, терять нельзя никак.
- Тогда я согласен, но с условием, что почитаю немного, буквы я не забыл еще.
Фамилия автора меня заинтриговала. Когда то я принял решение, собрать все книги Ефремова, но дело так и ограничилось желанием. В руках была книга «Час Быка». Через несколько минут пляж перестал существовать. Гомон сотни людей растворился в проблемах героев. Вопросы далекого будущего были сегодняшние, неужели их невозможно решить за тысячу лет?
- Молодой человек, а молодой человек. Я, конечно, очень Вам благодарна, но через десять минут уйдет последний автобус.
Пляж был пуст. Брошенные стаканчики из под мороженного, папиросные коробки, газеты вместо столов и подстилок напоминали о прошедшем отдыхе горожан.
- Продайте мне эту книгу.
- Вы посмотрите на штамп библиотеки.
- Ого. Николаевский Обком Коммунистической партии Украины. Понятно. Жаль. Показывайте где стоянка автобусов. А Вам книга понравилась?
- Если честно, то не очень. Подруга уговорила, а мне, кажется, все проблемы надуманны.
- Не торопитесь, эти проблемы возникнут еще при нашей жизни,а… подруге привет.
Симпатичная девушка перестала быть интересной. У зоопарка она встала.
- Привет то от кого? Меня, кстати, Света зовут.
- Привет подруге от капитана Авиации ВМФ Ибрагимова. Спасибо за книгу и терпение.
В гостиницу попал, когда уже быстрые сумерки перешли в темноту ночи. У входа сидел командир с книгой в руках.
- Глазам своим не верю. Где это ты плавал ночью в ластах?
- В камышах, товарищ командир. Заход солнца прозевал, еле берег нашел.
- Давай, давай. Трави дальше. Так я тебе и поверил. Но идея с ластами хорошая. Я вот тут сижу и коллекционирую «отмазки» долго отсутствующих.
Сегодня, оказывается, сломалось несколько автобусов, один трамвай перепутал маршрут, а на переезде столпились все составы Украины. Кстати ты один без запаха спиртного, что даже пиво не пил?
- Да не люблю я его… за цвет анализов.
В понедельник машину не приняли, так как неисправности не были устранены. Во вторник, уже на выруливании, отказали генераторы переменного тока. Я доложил командиру, что отказала курсовая система.
- Экипаж, заруливаем обратно.
Техники заменили предохранитель, который тут же сгорел.
В среду самолет облетали в районе аэродрома и составили заявку на перелет в пятницу. Экипаж потратил оставшиеся деньги на подарки семьям. Ведра вишни и другие фрукты, вот и вся фантазия. Я купил пробные духи «Росинка» фабрики «Алые Паруса», ягоды решив приобретать в самый последний момент. Четверг ушел на контроль готовности в штабе местного полка. В кабинете штурманов мои документы проверил мой однокашник по училищу Петя Кубенко. Должность штурмана полка его преобразила. Нравоучительный тон, снисходительность к «Северянам» мне не понравились. Летают вокруг лужи Черного моря и воображают еще. Но бортжурнал подписан, инструктаж проведен, уже на выходе услышал.
- Ты не обижайся. Летать над Украиной, это вам не океан. Здесь «шаг влево или вправо», нарушение режима, так что, повнимательней на маршруте.
В пятницу, уже на исполнительном старте, у командира отказала радиостанция.
Когда мы рулили на территорию завода, нас встречали с тихой ненавистью все работники предприятия. План сдачи самолета был безнадежно завален, премий не предвиделось. Никто не собирался устранять дефект немедленно.
Напрасно командир пытался ускорить работу телефонными звонками. Нам предоставили автобус для возвращения в ненавистный «Золотой Клоп». Заведующая гостиницей возмущалась больше всех.
- Мы уже все постели сменили, думали вы дома уже,… жен тискаете. Самолет, видите ли, у них неисправен, мозги у вас неисправные. У вас вишня вся пропадет, пекло на улице.
- Не пропадет. Мы сахаром засыплем, варенье будет… или вино.
К вечеру обнаружилось, что денег ни у кого нет. К тому же командир ввел ограничения на посещение города.
- Покажете мне «трояк», можете идти. Я не позволю вам позорить форму морской авиации, чтобы вы копейки считали перед пивной бочкой. А Вам Смирнов особенно. Запрещаю выходить в город одному, чтобы опять не искать по «Шанхаям».
- Товарищ командир, я вообще решил начать новую жизнь. Можно я пойду с Ибрагимовым в кино.
- Хорошо, при условии, что он за Вас поручится.
Я поручился, еще не зная афоризма древнего грека: «Поручись и пострадаешь».
Прапорщик Смирнов был известным ловеласом гарнизона. Кличка «Француз» настолько прочно к нему приросла, что мало кто знал его настоящую фамилию.
Фильм был двухсерийный боевик про иностранную мафию. Кончилось все взрывом дорогой яхты героя, почти все погибли. Чебуреки были горячие и быстро утолили голод.
- Жалко, что библиотеки не работают, поздно уже.
«Француз» казался искренним.
- А зачем тебе библиотека?
- Ну как зачем? Я же решил новую жизнь начать, в смысле, не пить, не гулять. Может семью заведу, книжку прочитаю… какую ни будь. Сегодня сколько баллов я набрал?
- Каких?
- Положительных. Я думаю даже учет завести всего хорошего, что я сделаю в жизни.
- Не знаю. Правда я слышал кое- что о «благих намерениях», и куда они ведут, но тебе не скажу. Кстати, а вон и ребята наши «кучкуются», с чего бы это?
- Сейчас я узнаю, я мигом.
Больше я его не видел в течении двух дней.
Командира тоже не было в своем кресле. Не было его и на второй день. Говорили, что к нему приехал какой то приятель и они уехали на такси.
В понедельник командир отозвал меня в сторонку.
- Тут такое дело. Я себя плохо чувствую, доктор может «зарубить» вылет. Если вылет сорвется по нашей вине, то нас съедят с потрохами за все предварительные действия.
- А мне то что делать?
- Бери мою справку… и проходи комиссию за меня. Режим, надеюсь, не нарушал. Форма летная, званий не видно.
Майор медицинской службы удивился.
- Товарищ подполковник, у вас справка, что давление может быть до 140, а сейчас всего 115.Вы как себя чувствуете? Слабости нет? Тошноты?
- Чувствую себя прекрасно, а вот давление действительно всегда меньше на южных широтах. Так было на Кубе и в Африке, почему бы это? Как Вы думаете?
- Может быть, Вы просто так реагируете на жару. Объяснить я не берусь.
Обеспокоенный нашим разговором в кабинет постучался правый летчик Кириенко.
- Товарищ подполковник,- обратился он ко мне излишне подобострастно- экипаж контроль прошел, все ждут Вас.
- Хорошо, принимайте самолет, а я на КДП за документацией. Кстати у Вас сегодня полеты, дежурный фельдшер на месте?
- Он там, на первом этаже, а что?
- Позвоните ему, чтобы мой штурман Ибрагимов прошел медосмотр на месте, он сейчас получает условия полета по маршруту и находится в этом же здании. Всего наилучшего, желаю Вам стать начальником медслужбы Авиации.
- Спасибо, товарищ подполковник, только у нас на юге карьера быстро не делается. Конкуренция большая… не то, что у Вас.
Выйдя из кабинета, обрушился на экипаж.
- Вы почему до сих пор здесь? Что- то непонятно? Бегом на стоянку.
Вышедший покурить майор, сочувственно помахал рукой экипажу.
- Ты не увлекайся-, прошептал Дешин на бегу,- а то я быстро тебя… разжалую.
Уже на КДП я прошел комиссию за себя и экипаж, наконец, на рабочих местах.
Через час нам сообщают, что вылет переносится из за плохой погоды в Кипелово.
- Большая у нас страна. Где то снег с дождем. Здесь жара и не облачка. Что делать то?
Командир принимает решение, ждать в гостинице.
- Пока постели не поменяли,- говорит он,- я их уже предупредил.
В уличном душе воды нет и я обливаюсь холодной струей из под крана умывальника.
Мокрые трусы вешаю на холодные ребра батарей отопления, хорошо что есть плавки. Летный комбинезон на мне частично, куртку ношу в руках.
Телефонный звонок всех срывает с места. Вылет «по готовности». Автобуса ждать некогда и мы бежим к самолету.
У оперативного дежурного получаем условия, метеобюллетень и долгожданное «Добро» на вылет. Курс взлета на юг. Разворот уже над морем. Попутно отмечаю, что вода везде серого цвета, плавать с маской здесь негде.
Командир уже установил связь с командными пунктами, началась обычная работа при полете над сушей. С земли непрерывно сообщают о небольших отклонениях от оси маршрута, мы докладываем, что исправляем.
Я начинаю давать поправки чаще, и диспетчеры оставляют нас в покое. Мой однокашник был прав, когда предупреждал меня о полете под постоянным контролем. Два часа перелета закончились выходом на свой аэродром и посадкой «с хода». Автобус всех везет сразу в жилой гарнизон, рабочий день закончился. Перед выходом я вспоминаю.
- Мужики, а ведь я трусы забыл в Николаеве, на батарее, мокрые.
В экипаже наступает веселье. Мне предлагают несколько профессиональных «отмазок» для жены, но я не собираюсь ими воспользоваться.
Дома все в порядке, жене мимоходом сообщаю, что забыл мокрые трусы на батарее в гостинице. Вынужденно отвечаю на вопросы.
- А батареи то теплые? Там наверное их еще не выключали, юг все таки. Как же ты забыл их взять, а где висят, не забыл. В следующую командировку я тебе таблетки дам… для памяти.
Вечером, за столом, жена жалуется подруге, что мы обеднели на нижнее белье. Я рассказываю, в который раз, историю. Подруга успокаивает жену, говоря, что когда забывают, что ни будь в командировках, это лучше чем привозят лишнее. И смотрит на мужа. Мы идем на кухню варить кофе, и товарищ тихонько спрашивает.
- А на самом деле, трусы то где?
- Иван! Ты, что мне не поверил?
- Ты серьезно думаешь, что хоть кто ни будь, тебе в полку поверит? Не смеши. Можешь не говорить, не обижусь.
Осенью, после окончания работ на огороде, к нам приехала моя мама. Она удивительно быстро перезнакомилась с моими друзьями. Семья Шамаевых ей очень понравилась.
- Это очень хорошие люди, заявила она мне,- Ты не обижай их.
- Ты, что мама? Я то как могу их обидеть?
- Ты шутишь много. Не надо этого делать. Люди сильно обижаются, когда над ними смеются.
- Ты, знаешь мама. Может быть ты и права. Мне один из командиров как то сказал: В армии можно шутить над всеми, кроме «особистов» и замполитов.
- Послушай меня, сынок. Бабушка Ирины говорит, что ты плохо служишь. Твои друзья получают какие то должности, а ты нет. Она плохой человек, раз живет у вас на всем готовом …и тебя ругает.
- Мама. Не переживай за меня. Работа меня устраивает. Смотри сколько уже у меня медалей. Значит, служу я не плохо. А должности в авиации не главное.
- Я не знаю, что у вас главное, но в семье есть непорядки. Будь осторожен. Никого не слушай, сам решай. А ты Ирина никогда не спрашивай детей. Что они будут кушать? Что сготовишь, то и пусть едят. Не они главные в семье. Не балуйте их, потом пожалеете.
Беспокойство матери было понятным. Что конкретно она, хотела сказать и не сказала, я так и не узнал. В чем- то она была права.
Мои однокашники действительно уже были штурманами отрядов. Многие летали за границу, а это дополнительный заработок. Моего друга Шамаева назначили начальником радиоэлектронной борьбы полка. Это была майорская должность. Сорокин Саня стал начальником разведки полка и уже получил майора. Люди росли. Быть впереди всех я никогда не стремился.- «Не рвись конем- не пяться раком»- хороший девиз Коробкина. Предчувствие, что ранние назначения опасны, еще не сформировалось в убеждение.
Но то, что должности нельзя получать авансом, я понимал и не особенно расстраивался чужой карьере.
Перед началом формирования экипажей в новом году у меня состоялся короткий разговор с командиром отряда Красносельских.
- Как насчет штурмана отряда? Спросил меня, остановив на улице, отрядный.
- У нас он есть, это Саня Бычков. Нормальный мужик, а что?
- Я не о том. Как насчет тебя штурманом отряда ко мне?
Я задумался и некоторое время молчал. «Отрядный» тоже молчал, ожидая ответа. Чувство беспокойства давно не было. А сейчас оно просто навалилось на меня.
- Трудный вопрос, начал я.- Если меня назначат штурманом отряда к тебе, то я соглашусь. Но обращаю внимание на то, что сам я не прошусь. Поэтому оставляю за собой право отстаивать свое мнение в полете всеми доступными средствами… .
- Все, все. Вопрос закрыт. Служи дальше.
На этом разговор закончился, и год завершился в прежнем составе экипажа Иванова. Мой альбом справочных данных непрерывно пополнялся не только официальными документами. Все, что могло пригодиться в работе в виде графиков и таблиц, немедленно и непременно в масштабе, вклеивалось в книгу. Данные о вероятном противнике тоже пополнялись. Я понимал, что все выучить наизусть невозможно. Зато в любое свободное время можно было обновить знания. Правда свободного времени становилось все меньше и меньше. К чему бы это?