Соседи — это почти всегда бедствие, в той или иной степени. Люди, жившие над моей бабушкой, исключением не были. Там жили мать и сын, причем я затрудняюсь сказать, кто из них был неприятнее.
Он слушал громкую музыку до 3 часов утра, кидал бычки с балкона прямо на бабушкину гортензию, регулярно устраивал буйные вечеринки и один раз чуть не сжег весь дом.
Его мамаша водила каких-то странных типов, играла — ой, лучше сказать, бренчала — на фортепиано и вопила дурным голосом шансон до утра...
Бабушка сносила все со стойкостью раннехристианского мученика. Она не ходила ругаться с соседями, не одолевала участкового жалобами и даже не включала пылесос ранним воскресным утром, когда гулявшие накануне соседи мирно спали в своих кроватках.
Бабушка безропотно несла свой крест. Она была в этом большая мастерица с тех пор, как не стало дедушки. Восемь лет назад она решила, что и ей осталось немного, а потому не надо бороться с неудобствами существования.
Она почти перестала выходить из дома и сторонилась людей. А ведь ей всего-то 66 лет стукнуло, когда она овдовела! И она была еще почти красива и вполне здорова для своего возраста, но с тех пор ее единственным развлечением стало рассматривание фотографий, которые хранились в ее старом комоде...
Однажды бабушкины соседи перешли черту. Я как раз была у нее в гостях, так что катастрофа разворачивалась на моих глазах. М ы с ней сидели за столом, пили чай и листали томик стихов Ахматовой, когда вдруг на фотографию деда, стоявшую тут же, упала первая капля. Я подняла голову.
Бабушкин потолок набухал и угрожающе провисал на глазах. За первой каплей последовала вторая, за второй — третья, и, прежде чем я успела сказать «вот гады», над нами разверзлись хляби небесные. Точнее сказать, потолочные. С криком:
«Что же это делается?» бабушка накрыла фотографию своим телом, а я помчалась к двери.
Открыла мне немолодая расфуфыренная дама с черным маникюром и взглядом хищной птицы. Я объяснила цель своего визита и с радостью заметила, как высокомерие сменяется на ее лице растерянностью. Дама побежала в комнату. Я за ней.
«Ой, это мой сыночек... Это Витенька тут что- то накрутил...»
Над той комнатой, где бабушка хранила комод и фотографии, у дамы была устроена роскошная спальня. Я такие видела только в кино: гигантская кровать, шкаф во всю стену и фонтан в виде игривой русалки. Он-то и был виновником потопа. Не знаю, что именно там испортилось, но вода лилась не только из очаровательного ротика русалки, но и из всех прочих мест.
Воды в спальне было столько, что она доходила нам до щиколоток, а русалка продолжала извергать еще и еще. Бормоча отборные ругательства, дама пала на колени возле русалки, по-видимому, надеясь ее образумить. Она пыталась нажимать какие-то клапаны и рычажки, и через 3-4 минуты у владелицы алькова что-то наконец получилось: вода перестала хлестать в комнату.
Дама в изнеможении приникла к бортику фонтана и зарыдала.
— Вы даже не представляете, сколько денег я за нее заплатила, — всхлипывала она.
— И еще заплатите, — ядовито напомнила я. — В квартире под вами потолок чуть не рухнул.
Голова дамы обреченно поникла. Я огляделась и решила, что надо немного помочь несчастной. Она, кряхтя шлепала по полу тряпкой, собирая воду в ведра, миски и даже в явно дорогой фаянс... А я убирала наверх самые ценные ее вещи.
— А все потому, что установили водный объект в спальне, — сказала я, уходя. — А это не просто нарушение! Это прямая дорога к материальным потерям. Так говорит фэн шуй.
— Кто говорит? — у хозяйки русалки глаза стали квадратными. — Потери? Ограбят, что ли, меня?
Я махнула рукой.
Дома бабушка лила слезы над безвозвратно испорченным комодом. Не то чтобы он представлял собой какую- то ценность, но ей он был особенно дорог. Именно этот комод в далеких 1970-х они с дедушкой купили для своей только что полученной квартиры.
— Что же мне теперь делать?! — причитала бабушка. — Сейчас таких уже не делают.
Я возьми да ляпни, чтобы ее утешить:
— Не волнуйся, бабуля. Мы его отреставрируем.
И эта мысль крепко засела в голове у бабули. Через пару недель она, проявив непривычную активность, созвонилась с мастерской по ремонту мебели и договорилась, что они заберут ее комод.
— А ты, Викуля, проследи, чтобы все было в порядке, — сказала бабушка, выставляя нас за дверь.
Нас — это меня и комод, который она не могла доверить незнакомым мужикам: я должна была их сопровождать. Нежно погладив шкаф на пороге, бабушка закрыла дверь, не желая нарушать обет затворничества.
А главный пункт, напрягавший меня, — то, что работники мастерской предупредили бабушку, что забирают мебель только от подъезда. Так что мне предстояло неизвестно как выволочь это старое чудище на улицу.
И тут я возблагодарила Бога, что бабуля живет на первом этаже. Плитка противно скрежетала, плечо мое ныло, но дело пошло — до ступенек из подъезда мы доехали. Когда я всерьез задумалась, а не спустить ли мне комод вниз с помощью одной его силы тяжести, над моей головой раздался бодрый мужской голос:
— Вам помочь, юная леди?
Это был Юрий Петрович с пятого этажа. Он переехал в бабушкин дом недавно, но, благодаря живости характера и отзывчивости, перезнакомился уже со всеми соседями и их родней, в том числе и со мной.
— Большое спасибо, Юрий Петрович, — заулыбалась я. — Никак не соображу, как мне эту штуку из подъезда вытащить.
— Бабушкин? — он улыбнулся. — А вы хорошая внучка! Я вас так часто вижу здесь у бабушки. Только вот с ней почему-то так и не познакомился. Вы бы меня представили. Может, мы с ней подружимся...
— Да я бы с радостью. Только вот она у меня... ну, как бы это сказать, со странностями... не выходит и не общается ни с кем I Юрий Петрович, несмотря на возраст — ему, очевидно, было за 70, — был крепок и подвижен, так что через 5 минут спустился, а через 7 минут комод стоял на улице. И тут случилось страшное.
— Вот она! — раздался жуткий крик где-то поблизости. — Видите, уже мебель вытаскивает! Ах ты, воровка!
Я оглянулась. К подъезду мимо бабушкиного палисадника бежала та самая соседка со второго этажа, устроившая нам потоп. За руку она тащила полицейского. Тот выглядел сконфуженным и неловко пытался освободиться из цепких пальцев разъяренной бабы.
— Это она, товарищ лейтенант! Снова промышляет. Арестуйте ее! — возбужденно тараторила соседка, показывая на меня пальцем. — Пока она весь дом не обчистила!
Вы с ума сошли, мадам? — спросила я вежливо-насмешливо.
— Ваши документы, пожалуйста, — смущенно сказал молодой полицейский.
Соседка торжествующе ухмылялась, а я залилась краской гнева.
— Какие документы? — возмутилась я. — У меня здесь бабушка живет. А документы я с собой никогда не ношу.
— Говорю вам, подозрительная личность! — встряла соседка. — Жаль, я сразу этого не поняла. Спасла бы свое имущество.
— Не волнуйтесь, еще спасем, — пообещал полицейский.
— Пройдемте со мной, девушка.
Я была готова заплакать и закричать, как в детстве: «Бабу-у-ля!», но тут вмешался Юрий Петрович. — Антон! — гаркнул он. — Объясни, в чем дело.
Полицейский вытянулся в струночку — любо-дорого поглядеть.
— Здравствуйте, товарищ генерал. Извините, не заметил вас. — Он запнулся и покосился на меня. — Ограбление у нас. — А Вика тут при чем?
Ответить юноша-лейтенант не успел.
— Притом, что она наводчица! Или сама в банде! — закричала соседка. — Ходила тут, вынюхивала. Делала вид, что помогает мне протечку устранять... А потом у меня пропали два кольца золотых и меха.
Она мне прямо так и сказала: не выпендривайся, могут ограбить.
Я рассмеялась. — Идиотизм какой-то. Я вам сказала, что водный объект в спальне может привести к материальным потерям. Это фэн шуй, древняя наука, это не наводка.
— Она еще издевается! — завопила соседка, подступая ко мне с явно агрессивными намерениями. — Верни мои меха и золото!
— Что?! — у меня даже голос пропал от возмущения.
— Антон, уводи потерпевшую, — вполголоса приказал Юрий Петрович. — Видишь, дама не в себе.
Идите, гражданочка, в отделение, напишите заявление...
Лейтенант аккуратно взял соседку под локоток, но она вырвалась, почуяв подвох.
— Хорошо, а ее в участок? Она же на месте преступления... Вот это что? — прошипела она, указывая на злополучный комод. — Мы ее с поличным взяли!
— Это бабушкин шкаф, который из-за вас пришел в негодность, — терпеливо объяснила я. — Я его в ремонт несу. То есть везу...
— Ха-ха. Покажите мне эту бабушку! — фыркнула соседка.
— Бабуля! — заорала я.
Окна первого этажа, выходящие в палисадник, распахнулись.
— Что, Викуля? Комод уже забрали?
— Больше вопросов не имею, — полицейский козырнул Юрию Петровичу и сделал знак соседке. — Пойдемте, гражданка!
Он увел беснующуюся даму, и я перевела дух. Оставалось только ребят из мастерской дождаться, и можно с чистым сердцем домой, мама, наверное, уже потеряла меня...
— Танюша, это ты? — ахнул вдруг Юрий Петрович.
— Юра?.. — вскрикнула бабушка и всплеснула руками.
Танюша? Это он к моей бабуле обратился?! Да я с рождения не слышала, чтобы кто-то называл ее иначе, чем Татьяна Владимировна. Она ж завучем в школе всю жизнь проработала.
— А я все думаю, кого мне Вика напоминает, — хлопал себя по бедрам руками, причитал Юрий Петрович. — Такая же красавица, как ты.
— Да ну тебя, — хихикала бабушка, и я просто обомлела. Я не слышала ее смеха лет 8 — да, именно со дня смерти деда.
— Правда, правда, красивее твоей бабушки я женщины не встречал! — обратился генерал ко мне.
— А ты ни капли не изменился, Юрочка, все такой же галантный, — бабушка смахнула слезу.
— Держусь, — выпятил грудь Юрий Петрович. — Надо быть в строю до конца. А ты давно здесь живешь? Что ж я не видел тебя раньше?
— Всю жизнь, — вздохнула бабушка. — Кажется. Но я не выхожу из дома давно...
— Как? Почему? Ты больна?
«Потому что взяла себе в голову, что ей пора умирать!» — собралась я сказать, но тут приехали мужики из мастерской, и общение бабули со старым другом вышло из поля моего внимания.
Когда я вернулась из мастерской с отчетом, бабушка накручивала бигуди на свои еще густые седые волосы и мечтательно напевала какой-то вальсок... У меня челюсть отвисла.
Через месяц состоялась череда переездов. Дама сверху, не выдержав, очевидно, опасного соседства со мной — она по-прежнему, мне кажется, считала меня опасным криминальным элементом, — продала квартиру.
Бабушка переехала в загородный дом к Юрию Петровичу, не устояв перед бравым генеральским натиском.
«Первая любовь не ржавеет», — смущенно объявила она мне, и я прямо прослезилась от радости за нее. А я перебралась в бабушкину квартиру, чтобы наконец начать самостоятельную жизнь.
Молодых — бабулю с генералом — я регулярно навещаю. Они так счастливы, что мне хочется поблагодарить ту безумную соседку, из-за которой все случилось.
Дорогие читатели ставьте лайки, пишите комментарии и подписывайтесь на наш канал.