Мария Геннадьевна никогда не была на море. Собственно, она вообще нигде не была. Жила тихо-мирно в своей деревне, там, где и родилась, и была счастлива. А потом похоронила мужа. И дочка, выйдя замуж, уехала на Север. Там они работали. Там им нравилось. Приезжали к ней в отпуск. Помогали по хозяйству - дом подправили, забором современным обнесли, землю облагородили. С собой всегда звали. Да только разве она бросит свой дом, хозяйство, где всё напоминает ей и о молодости, и о муже, и вообще о счастье. Да, да, о счастье - оно ведь у каждого своё.
А сейчас, хоть ей уже и семьдесят с небольшим, она вообще никуда не тронется с места - у неё есть Пуська! Пуся. Была она когда-то жалким маленьким котёночком, выброшенным на кучу с мусором. Раньше мусор в деревне не убирали цивилизованно, как сейчас, а складывали кому где удобно. А Мария Геннадьевна увидела, услышала этого писчонка. Писчонку. Она так говорила. Поглядела - лежит на спинке, лапками болтает, совсем беспомощный, перевернуться даже не может. Сероватенький какой-то писчонок-то, цвет ещё и не понятен, а вокруг шейки - белая полоска. Словно шарфик. Дрогнуло сердце. Нет, оно бы и без шарфика дрогнуло, не подумайте. Всё одно бы взяла, согрела, приютила. И оставила жить навсегда.
А имя... Как-то знакомая говорила, что выбросила ненужного котёнка - пусть-ка, мол, судьба сама распорядится! Выживет - его счастье. Вот это пусть-ка ей и запомнилось. И назвала Пуськой. И теперь её Пуся, краса деревенская, вышагивает всегда рядом с ней, вальяжная и важная. Только в город её одну от себя отпускает. За продуктами. За рыбкой - Пуся рыбку очень любит. И такая у них любовь взаимная, что ни о каком одиночестве и речи быть не может!
Но вдруг налетела дочка с мужем своим и с путёвкой для матери в санаторий, на море. В Сочи. Заколебалась Мария Геннадьевна. По телевизору когда смотрела на курорты эти южные, себя там иногда представляла. На морском берегу. Сильно уговаривали её дочка и зять. Показывали виды этого санатория. Видео ей включали в смартфоне. Да, но Пусю-то куда? Дочка предлагала отвезти в город, в гостиницу для кошек. Но Мария Геннадьевна посмотрела опять же видео - не понравилось. Клетки. Её, Пусеньку - в неволю? Да ни за что! Остановились на соседке. Любила она Пусю. Но уж больно старенькая была, сама еле ходила. Хватит ли у неё сил с чужой кошкой управиться? Но соседка, узнав о проблеме, сама предложила присматривать за Пусей. И Мария Геннадьевна стала собираться...
В день отъезда с самого утра она не выпускала Пусю из рук - обнимала, целовала, словно навек прощалась. Пуся прижималась к её груди, тыкалась в лицо и буквально замирала при каждом стуке её сердца. А потом, когда зять уже сел в машину и отчаянно сигналил - дескать, пора, пора, и дочка вынесла дорожную сумку, и Мария Геннадьевна отдала ключи от дома соседке и ещё раз наказала ей всегда быть на связи по мобильнику, и пошла к дверям, то... Не передать словами преданность, переходящую в отчаяние - Пуся сидела на пороге и смотрела на неё так, словно умоляла не уезжать, не оставлять... Но дочка буквально вытащила Марию Геннадьевну из дома и они поехали - сначала в столицу, а там - в аэропорт.
На первый звонок Марии Геннадьевны - как там Пуся - соседка ответила сразу - дескать, спокойна, лежит. Спит как бы. На второй звонок ответ был такой же - лежит. На третий соседка долго не отвечала, но потом призналась, что звонила в ветклинику, потому что Пуся ни на что не реагирует, не ест и не пьёт и почти не подаёт признаков жизни. Ветеринар обещал приехать сегодня же. Это сообщение застало Марию Геннадьевну у трапа самолёта. Она бросилась на шею дочери и умоляла везти её обратно! Она молила и кричала так, что дрогнула даже стюардесса, наблюдавшая за этой картиной!
И дочка с зятем сдались. Они только упросили её чуть-чуть подождать, чтобы уладить некоторые формальности с билетом. И помчались обратно. Домой.
Мария Геннадьевна не звонила соседке. Не могла. Душили слёзы. Перехватывало горло. Но позвонила дочка. Ответ был безрадостным - лежит. Вроде дышит. Глаза не открывает. Врач ещё не был...
В деревню приехали поздно вечером. Соседка, вся зарёванная, вышла на крыльцо. А Мария Геннадьевна кинулась в дом с криком:
- Пусенька! Я вернулась! Девочка ты моя родная!
Пуся лежала на боку, вытянув лапы. О, Мария Геннадьевна знала, что это такое! Она рыдала так, что кошкин бок стал мокрым. Она просила прощения у Пуси и клялась ей, что больше никогда... ни за что... ни за какие моря и океаны не покинет свою девочку... И Пуся вздрогнула всем телом... И глаза открыла... Как будто вернулась из небытия. Попутешествовала немного и вновь в своё тело возвратилась. Клиническая-то смерть ведь не только у людей бывает... Это и доктор подтвердил, который всё-таки приехал. Тяжёлые роды он принимал у коровы, потому и задержался.
Когда Мария Геннадьевна уезжала, у кошки не было слёз. А сейчас... Сидели эти две родные души и плакали... И Пусе было так хорошо у неё на руках, что она старалась не шевелиться. А Мария Геннадьевна готова была просидеть с ней так всю оставшуюся жизнь... Так они и живут до сих пор. Недавно их видела, неразлучных. Идут рядышком, а Мария Геннадьевна что-то ей рассказывает, своей любимице. А та слушает внимательно. Человек, да и только!
