Непроглядной южной ночью среди гор освещалась прожекторами одна строительная площадка, и змеи сползались на нее со всей округи. На подъемной установке жила настоящая кобра. Экзотика в чистом виде!
Прошло три года, положенных молодым специалистам для отработки по месту распределения. Перспектив в Нелидово практически ни у кого не было. Мало того, что поговаривали, что оставшиеся шахты скоро закроют, поскольку добываемый там бурый уголь никому особо не нужен, был даже случай или байка что, когда сгорела кочегарка, целой осталась только куча нелидовского угля, в Нелидово, как нигде, процветало кумовство. Чтобы должность получить, нужно было быть родственником, братом, сватом. Как в "Горе от ума":
- Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,
Ну, как не порадеть родному человечку?
Мой Слава, например, ждал, что на место уходящего на пенсию заместителя начальника участка поставят его, отработавшего три года, зарекомендовавшего себя грамотным специалистом, единственного с высшим образованием на участке. Но, увы! Нашелся родственник, без образования, без опыта, и его назначили на эту должность. А тут как раз товарищи Славы начали разъезжаться, кто в Воркуту, кто в Норильск, отработав свои три года по закону. Настоящий "исход" молодых специалистов.
Мой муж тоже решил попробовать счастья и завербоваться, но не на север, а в противоположном направлении, на юг, на строительство Нурекской, самой крупной в то время в мире, ГЭС в Таджикистан.
Мы с Андрюшей остались вдвоем. Приближался мой отпуск. Мы ждали от Славы новостей, как там в Таджикистане. А мужу понравилось. Работал он на проходке тоннеля через Дангарьинский хребет. Условия работы его устраивали: и зарплата, и коллектив. Квартиру предлагали, если приедет семья, в прекрасном городе Нуреке.
Новые, с иголочки дома, парки, фонтаны, бассейны (по одному на три дома) - сказка наяву. Дома стояли полупустые, местное население предпочитало жить в саманных домиках, именуемых почему-то кибитками.
Я уже готова была ехать, вернее лететь. Когда училась в институте, был рейс, на котором я летала из Ульяновска в Ленинград: Ленинград - Ульяновск - Ташкент - Душанбе. Но выяснилось, что этого рейса уже нет, и добраться до Душанбе можно только поездом за неделю пути с пересадкой. Все это выяснила, приехав к родителям. Мама, узнав, что я задумала, решительно заявила, что не пустит меня в эту поездку. Так и сказала: "Только через мой труп! Ты не доедешь до Душанбе, тебя по дороге выкинут из поезда, а перед этим надругаются. Ты такая молодая, красивая, неопытная, одна через всю страну с таджиками и узбеками? Не пущу! Пусть приезжает твой Слава и забирает вас. С ним отпущу." Я подумала, подумала и согласилась с мамой.
Мы ходили с сыном на переговорный пункт, как на работу. Сидели в заплеванном помещении часами, читая настенные надписи и разглядывая сталактиты на потолке из сгоревших спичек, дожидались, когда нас соединят с "концом света", как говорила мама. Слава уговаривал меня приехать и посмотреть на райскую жизнь в Нуреке. Не уговорив, приехал сам прямо в Ундоры из Таджикистана. Там попал под вал контрагитации родителей, дал себя уговорить и послал телеграммой заявление об уходе. Контракт заключить он не успел и слава Богу. Как бы мы через несколько лет удирали из этого рая, бросив все, от разъярённых националистов! Господь отвёл.
Приехав, муж долго рассказывал про жизнь в Таджикистане.
Тоннель, который строили, должен был соединять Нурекское море (водохранилище на реке Вахш) с Дангарьинский степью, абсолютно сухой, настоящей пустыней. Через тоннель потом пошла вода и оросила долину, сделав ее цветущим оазисом.
Рабочими на строительстве были осуждённые, отбывающие срок за ДТП, за аварии на производстве, вполне работящий и сознательный народ.
На отрогах дангарьинского хребта росли фисташки. Один молодой рабочий, осуждённый за то, что сбил, катаясь на мотороллере, ребенка, любил их собирать. Приносил фисташки и моему Славе. Но ходить по горам было небезопасно, парень боялся змей и тарантулов, поэтому орешков приносил он немного, стакана три, говорит муж. Горы вокруг строительства не очень высокие, не достигают и трёх километров, покрыты мелким кустарником. Выше голые скалы. Среди кустарников водилось много змей. Непроглядной южной ночью среди гор освещалась прожекторами одна строительная площадка, и змеи сползались на нее со всей округи. На подъемной установке жила настоящая кобра. Экзотика в чистом виде!
Местные на стройке не работали. Каждый местный мужчина считал себя "раисом", т.е. начальником: начальник бани, начальник подсобки где-то в магазине и т.д. Был один местный "раис" на проходке тоннеля, начальник компрессорной. Однажды нужно было срочно включить компрессоры. На телефонный звонок никто не отвечал. Муж помчался в компрессорную, а там "раис" молится и наплевать ему на строительство.
Женщины, в основном, сидели дома с детьми, иногда в прямом смысле: часами сидели на корточках у глинобитного забора - дувала, а детишки копошились рядом. Любимой их едой было "чой мехри" (чай с лепёшкой). В приданое невестам давалось определенное количество традиционных пестрых шелковых платьев и штанов.
Для затыкания дыр в опалубке, при бетонных работах на проходке тоннеля, привозили мешки с тряпьем, которое состояло как раз из такого вот ношеного переношенного, штопанного перештопанного приданого. У штанов в промежности были такие толстенные заплатки, одна на другой, что удивлялись, как женщины в таких штанцах могли передвигаться. Строители, радостно смеясь, трясли этими предметами дамского белья, пытались даже примерить. Тряпки были, конечно, стиранные, ветхие, но все до одной из натурального шелка.
В местах общего пользования стоял неизменный кувшин с водой для омывания и ведро с глиной. Местные жители в туалете усаживались спиной к выходу, что тоже удивляло.
В Душанбе Славу потрясли наряды женщин. Нет, не паранджи и не хиджабы! В общественном транспорте и на улицах дамы были одеты в прозрачный шифон, который почти не скрывал, того, что было надето под ним. Бедные мужчины!Вот тебе и паранджа!
На рынке лежали горами персики и дыни. Чтобы не канителиться с их сохранностью, продавцы ночью спали рядом со своим товаром под торговыми столами.
Из Душанбе муж привез огромную чарджоускую дыню. От нее исходил неповторимый аромат от ещё неразрезанной. А когда разрезали, можно было сойти с ума от такого божественного запаха и вкуса. Да, только там, далеко на юге растут настоящие дыни.