Ариша
— Это куда, мам?
— А что там?
Мама заворачивает вентиль и, оттолкнувшись от раковины и вытерев руки полотенцем, переводит взгляд на коробку, на боку которой красным маркером написано: «Ел. игрушки», и которую я уже как родную прижимаю к груди.
— Игрушки для елки.
— Где ты ее нашла?
— На втором этаже, в гостевой.
— И почему мы не заглянули туда перед Новым годом? Не пришлось бы покупать новые.
— Понятия не имею, — пожимаю плечами и ставлю все это добро на обеденный стол.
Из всех комнат в новом доме для жилья пригодны кухня, ванные и туалеты, в остальных помещениях ремонт в самом разгаре. Например, вчера утром, когда я пошла чистить зубы, в моей комнате лежал только матрац, а когда вернулась, туда успели занести кровать. Огромную, круглую, с мягкой лавандовой обивкой.
— Этот ремонт сведет меня с ума, — мама подтягивает штанины серых домашних брюк и садится на стул. — Ты как? Голова не болит? Температуры нет?
— Мам, у меня не акклиматизация.
— А кто его знает, Ариш. Ты уже вторую неделю как привидение по дому слоняешься. Может, витамины пропить?
— Я привыкаю, — с губ срывается тяжелый вздох, и мама с грустной улыбкой качает головой.
— Я знаю, что весь наш переезд тебе и даром не нужен. Хоть ты постоянного говоришь обратное. Ну вот так получается, малыш. Папе сложно разрываться на два города, а без его тотального и личного контроля дела в новой клинике в порядок не придут.
— Я понимаю, — выдернув стул из-за стола, ставлю его напротив мамы, чтобы присесть рядом.
— Не злишься?
— За что? Мне просто нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть. Я справлюсь. Сама же отказалась пожить эти полгода у бабушки. С вами хочу.
— Если будешь чувствовать себя плохо, сразу говори. И я сейчас не только про физическое состояние.
— Знаю, — улыбаюсь и тянусь к маме с обнимашками.
Моя мама максимально тактильный человек, постоянно всех обнимает, трогает, целует. Потому что ее мама в свое время, да и до сих пор очень холодный и своенравный человек. Я же в папу, предпочитаю очерчивать вокруг себя максимальные границы. Терпеть не могу, когда трогают мои волосы или, например, целуют в щеку, особенно если это практически чужие люди, проявляющие вот такую странную вежливость во время приветствий.
И мой порыв пообниматься сейчас маму, конечно, очень радует, но и прекрасно дает понять, что мое состояние находится в шатком положении и далеко от нормального. Обычно я так эмоции не проявляю, но сегодня вдруг захотелось. Наверное, после пережитого стресса в доме Азариных. Тим, как всегда смог пошатнуть мою уверенность.
Тим любит подобные появления и еще указывать. Этим он вчера и занимался без всяких стеснений. Это насколько нужно быть самоуверенной какашкой, чтобы вот так заявиться в комнату к постороннему тебе человеку?
— Ты про школу подумала?
Мама что, мысли читает?
— Ну так… Не скажу, что сильно хочу там учиться. Это же, наверное, дорого… А мы только переехали, и клинику папа открывает…
— Вот эти вопросы ты вообще в голову не бери. Деньги у нас есть. К тому же Серёжа — главный спонсор в этом лицее, поэтому нам сделают неплохую скидку на обучение. Ты же у меня отличница, на золотую медаль идешь. В прошлой школе все учителя были от тебя в восторге.
В Питере я тоже училась в частной гимназии. И преподаватели меня правда хвалили, хотя, наверное, сложно этого не делать, когда человек и правда учится, старается и пытается вникать абсолютно во все — основные уроки, дополнительные занятия, спорт, самодеятельность. Я была замечена во всем.
— Да и Катюша поможет тебе адаптироваться, ты у меня девочка сдержанная, закрытая, а Катюха у нас боевая, всех разгонит.
В этом мама права, Катька и я — полные противоположности, которые притянулись. Даже удивительно, что у нас есть общие интересы, я бы сказала, много общих интересов. Но тут роль сыграла дружба наших родителей, мы с Катрин с детства в одной упряжке, в реальной жизни я с девчонками Катькиного темперамента практически не общаюсь.
— И Тим, если что, в обиду не даст, а то парни сейчас те еще…
— Ой, они всегда такими были, — закатываю глаза, чтобы съехать с разговора про Азарина. Вот о ком о ком, а о нем я говорить точно не хочу.
— Ну-у-у-у, тут ты права. Так, куда наш папа-то запропастился? — мама бросает взгляд на свое запястье, окольцованное часами. — Почти одиннадцать уже.
— Работает. Может, фильм посмотрим?
— Давай тогда еще вот эти коробки разберем и завалимся что-нибудь посмотреть, — соглашается мама и, поднявшись со стула, направляется к вещам, сложенным в углу. — Я тогда Алёне звоню насчет школы? До завтра желательно дать ответ.
Родители стараются, у них сейчас и так куча дел. Нагружать их своими проблемами, которые, по сути, связаны только с одним гадким мальчишкой, будет верхом эгоизма, поэтому я киваю и даже пытаюсь улыбнуться.
Ну не убьет же он меня, ей-богу! В конечном счете эта школа ему не принадлежит, а я имею право учиться там, где хочу. И в сложившихся обстоятельствах я выбираю именно ее.
— Уверена? Если не хочешь, мы посмотрим что-то другое.
— Осталось всего два дня, мам.
— Ничего страшного, выход есть всегда. Я не хочу, чтобы ты училась там, где тебе не нравится.
— Мне нравится. Катюха вчера показывала фотки, там есть теннисный корт.
В моей прошлой школе такого не было. На самом деле много чего не было. Например, школьной телестудии, студии звукозаписи или скалодрома в спортивном зале.
Правда, все это перекрывает один жирный минус. И этот минус я встречаю первым в пустом школьном коридоре, потому что опаздываю на урок, немного заблудившись в здании.
Катька, как оказалось, заселится в комнату лишь со следующей недели, потому что подцепила простуду и теперь сидит дома с соплями.
Только выворачиваю из-за лестницы и сразу слышу:
— Эй, некрасивая!
— Это ты мне?
Оборачиваюсь на голос, от которого еще с детства бросает в дрожь. Азарин спрыгивает с подоконника, на котором сидел с планшетом в руках, и делает пару широких шагов в мою сторону. Инстинктивно пячусь, прикрывая себя руками. В пылу его наступления и моего бегства я не заметила, как оказалась у стены.
— А ты тут кого-то еще видишь, Громова? Зря ты меня не послушала. Не стоило переводиться. Жизнь в этом месте станет для тебя адом, — он ядовито улыбается и толкает меня под лестницу. — Крысам здесь не место.
Мой внутренний голос вопит зарядить ему пощечину, но вместо этого я просто стою как истукан. Самая тупая защитная реакция — притвориться мертвой. Но в критических ситуациях, особенно когда я теряюсь, что ответить, срабатывает именно она.
— Чего тебе от меня надо, Азарин? — упираюсь затылком в стену и от неожиданности клацаю зубами.
— Испугалась? — Тим притворно улыбается. У него даже голос становится мягче. — Я пошутил. Давай дружить, Громова, не чужие же люди.
— Ты серьезно?
Азарин кивает, а его губы оказываются слишком близко к моему лицу.
— Конечно, я стану твоим самым худшим другом, А-ри-ша. Самым, — шепчет мне на ухо.
