Анжела Викторовна Должикова, член Совета по русскому языку при Президенте Российской Федерации, возглавляет Институт русского языка Российского университета дружбы народов. Наши вопросы о «мягкой силе» — русский язык как средство коммуникации и геополитики.
– Анжела Викторовна, как Вам видится, выросла ли значимость русского языка как «мягкой силы» в современных геополитических реалиях?
– Профессионалы и раньше понимали значение русского языка. Мы с 2015 года говорим о том, что недорабатывали на Украине. Наши идеологические оппоненты, такие как Украинский институт национальной памяти, за последние 20 лет успели переписать учебники истории. Язык — это мощный инструмент, которым пользуются США, когда решают свои идеологические задачи. Этим инструментом пользуются и в Польше, и в Прибалтике. С запада вокруг нас уже образовался враждебный идеологический пояс. Мы делали карту и увидели прямую связку: где стоят ракеты, там же институт национальной памяти. В центральноазиатских странах, откуда приезжает большинство мигрантов, таких институтов пока нет.
– В странах Центральной Азии есть учебные заведения с преподаванием на турецком или английском языках, где молодое поколение вместе с языком погружается и в социокультурную, и идеологическую среду стран, под чьим патронажем находится школа или вуз.
– Тут важный момент — не путать образовательные интересы с идеологическими. Это разные вещи. Мы тоже продвигаем свои образовательные услуги на международном рынке образовательных услуг. Безусловно, в них есть и элемент идеологии. Но это честная конкуренция. Та же Турция заинтересована в иностранных студентах в своих вузах, но они не переписывают историю и не говорят, как институт национальной памяти, что, например, ядерную бомбу на Хиросиму сбросила Россия. Есть некая грань между здоровой конкуренцией и откровенной ложью в угоду каким-то сиюминутным интересам, и кто-то ее перешел, а кто-то нет. Мы тоже приглашаем студентов из-за рубежа, это тот самый фейр-плей. Пусть причиной выбора страны обучения выступает комфортная среда и качественное образование, а не, например, набившая всем оскомину неофашистская тема с Бандерой, которого на Украине возвели в ранг национального героя.
– В своем недавнем выступлении на IX Международной научно-практической конференции «Русский язык и проблемы социокультурной адаптации иностранных граждан» Вы говорили о действующих в РУДН программах, рассчитанных на детей мигрантов. Расскажите, пожалуйста, подробнее.
– Есть колоссальная проблема с детьми наших новых соотечественников, не хочется называть их мигрантами, так как многие, перевезшие свои семьи, уже получили гражданство. Такие дети приходят в школу и им очень тяжело. Им надо заполнять пробелы и в образовании, и подтягивать русский язык. Школы, где много детей переселенцев, просят нас проводить курсы повышения квалификации для их учителей по тематике социокультурной адаптации.
Русский язык изучается и востребован практически во всех европейских странах (в Италии, Испании и Великобритании отмечается особенно высокий спрос). У нас накоплен большой опыт в преподавании русского языка детям наших соотечественников, проживающих за рубежом. Эту практику мы готовы применять и для детей мигрантов, посещающих российские школы. У нас также есть пособия для мам, чьи дети не ходят в школу, — великолепная разработка под руководством В.В. Дронова «Русский язык с мамой». Опять же изначальный потребитель был — зарубежная мама, чьи дети изучают русский язык, например, в воскресной школе, а сегодня его можно использовать для семей новых соотечественников в России.
– Давайте поговорим об изменениях в миграционном законодательстве. Эксперты положительно оценивают ряд нововведений, таких как обеспечение единства методического пространства и преемственность уровней тестирования. В этом контексте интересно остановиться на минусах. Что еще надо сделать?
– Есть некая громоздкость законодательной базы. Проведение экзамена для иностранцев регулируют несколько нормативных актов. С одной стороны, это характеризует высокий уровень внимания, которое государство уделяет данному процессу, но, с другой, есть некоторые противоречия между правовыми актами. Плюс хромает межведомственный обмен информацией. Но тут надо отметить, что система сложная, и это некий переходный период от ранее существовавшей системы к новой. Сейчас внедряется то, за что мы, профессиональное сообщество, буквально бились — это видеофиксация всего процесса экзамена. Не секрет, что в этой сфере было много незаконных схем — от мелкого мошенничества, когда один за другого сдает экзамен, до заполнения за иностранцев заданий недобросовестными сотрудниками тестовых центров. Поэтому полная видеофиксация процесса экзамена — важный шаг, на который долго не хотели идти. Конечно, существенно увеличится нагрузка на образовательные организации, поскольку возрастет объем цифровой информации, которую надо где-то хранить. Но это нужный шаг, чтобы преодолеть коррупцию. Видеофиксацию нужно вводить. Более того, РУДН был инициатором введения видеофиксации еще во время действия предыдущей модели проведения экзамена для мигрантов. Я тогда была руководителем методической комиссии Минобрнауки России, и мы очень настойчиво продвигали внедрение данной системы контроля. Тогда в течение 2016 года все вузы ввели обязательную видеофиксацию, пусть и не всего экзамена. Это сложный технологический процесс, за изменением законодательства должны подтягиваться цифровые технологии. Тут еще нюанс: и работодателям, и мигрантам удобно, чтобы последние сдавали экзамены в разветвленной сети центров по всей стране, и это, безусловно, потребует дополнительного технологического оснащения сети центров проведения экзамена. Но результат того стоит. Полная видеофиксация позволит контролировать процесс экзамена, не привязывая при этом мигранта к вузу, расположенному, как правило, далеко от места его работы.
– Существует точка зрения, согласно которой трудовым мигрантам русский язык не нужен.
– Есть определенная группа предпринимателей, которые говорят, что «моим лесорубам или овощеводам русский не нужен». Что ж, они имеют право на такую позицию. Я против такого подхода, потому что во главу угла бизнесмены ставят сиюминутные экономические интересы. А с точки зрения долгосрочных стратегических задач общества и государства, крайне важно приглашать в страну людей, говорящих по-русски. Без знания русского языка приехавший человек остается погруженным в свою культуру, не присоединяется к нашей.
Мы видим на опыте той же Франции, как вреден такой подход. Изучение французского языка сначала было обязательным условием для приезжающих иностранцев. А потом определенное лобби под лозунгами «свободы выбора» инициировало отмену обязательного изучения французского языка. И что в итоге? Во Франции полно мигрантов, которые оторвались от своей культуры, а во французскую не пришли. Лингвокультурологические знания, которые приводят к пониманию и принятию ментальности, внутри которой ты живешь, без языка невозможны. На вопрос «А как вы понимаете, что мигрант интегрировался?» я всегда отвечаю: «Шутки понимает? Если да, если смеется, значит, адаптировался и интегрировался».
Кстати, не все европейцы пошли этим «легким» путем. Например, в Германии, если ты планируешь работать, немецкий язык изучать обязательно.
– Стоит ли выделить все миграционные вопросы, включая интеграцию и адаптацию, в отдельное ведомство?
– С задачами по учету и контролю МВД России неплохо справляется. Ни одно другое ведомство не видит, как себя чувствует иностранец так, как МВД. Сегодняшняя конструкция управления миграцией, когда есть специальное подразделение в структуре МВД, работает достаточно прилично, на мой взгляд. Поменять всегда можно, но давайте уже без экспериментов, тем более что конструкция, повторюсь, эффективно работающая. Да, что-то дорабатывается по экзаменам, по студенческой миграции, по адаптационным инструментам, но это все можно сделать и в нынешней конфигурации. Это наше любимое «все до основания…», а потом заново начинать строить. Мы-то выстроим, но не факт, что новое будет лучше старого. В этом контексте лучше направить усилия на расширение взаимодействия между ведомствами, потому что решить все миграционные вопросы в одиночку не под силу одному ведомству, каким бы крутым оно ни было.
– В выступлении представителя МВД на уже упомянутой конференции очень отрадно было услышать, что наши силовики все-таки внесут поправки в проект так называемого миграционного кодекса в части обязательного знания русского языка трудовыми мигрантами. Напомним нашим читателям, что сейчас в проекте обязанность сдавать русский язык прописана только для претендующих на вид на жительство. Как Вы восприняли данную новость?
– В какой-то момент стоял вопрос, что трудовым мигрантам вообще не надо сдавать русский язык. Мы всегда были против этого, про Францию я уже рассказывала. Если бы у нас трудовая миграция составляла тысячу человек в год, то этот вопрос не был бы так актуален. Но когда счет идет на миллионы людей, желающих работать в России, без русского языка существенно возрастает опасность анклавизации, чего допускать категорически нельзя.
– Вы поймали золотую рыбку, которая пообещала выполнить одно желание внутри экосистемы экзаменов по русскому для иностранцев. С высоты Вашего опыта и стажа в профессии, что у нее надо попросить?
– Попросила бы, чтобы нам удалось в короткий срок гармонизировать уровни экзамена для различных категорий иностранных граждан, так как данный вопрос уже давно требует методической системности. Пока существует некий дисбаланс между требованиями к разным категориям мигрантов. Но если бы это было до введения полной видеофиксации, до проекта «80 минут», я бы попросила эти 80 минут.
– От мигрантов трудовых повернемся к мигрантам образовательным. Сначала пережили ограничения из-за пандемии, теперь — из-за западных санкций. Как справляется вуз и сами иностранные студенты? Помогают ли в нынешних условиях какие-то наработанные в пандемию практики?
– Конечно, студентам было сложно. Наложились два фактора. Сначала пандемийный фактор увел в турбулентность весь рынок международного образования. РУДН тут стал флагманом российской системы высшего образования по выработке нового инструментария по адаптации к резко меняющимся условиям. Все лучшие современные практики по социокультурной адаптации отрабатываются у нас в Центре содействия социальной и культурной адаптации и межкультурной коммуникации, созданном на базе Института русского языка. И практики, которые мы отрабатываем на студентах, потом работают и с трудовыми мигрантами. Мы рады, что теперь иностранные студенты после окончания российского вуза имеют право претендовать на вид на жительство. Тут такая интересная метаморфоза — из образовательных мигрантов они становятся высококвалифицированными трудовыми мигрантами, знающими российский менталитет и российскую культуру. Для российского социума — это самая выгодная категория мигрантов. Это тот золотой потенциал, который надо использовать. Поправки в закон относительно новые, и пока совсем немного выпускников обратились за получением разрешения на временное проживание или вида на жительства в его рамках. Надеемся, в том числе и с вашей помощью, преодолеть этот информационный вакуум.
Возвращаясь к организации работы и учебы в пандемию, мы задействовали все наши ресурсы, и спорт, и личное общение. И только мы вышли из этой ситуации с пандемийными ограничениями, как прибыли ограничения из-за санкций. К нам буквально накануне начала спецоперации приехали 500 иностранных студентов. Мы снова пошли навстречу, отложили все платежи, организовали бесплатное питание, потому что из-за блокировок в банковской системе ребята остались совсем без денег. Со студентами встречались и ректор, и деканы. Со слушателями подготовительного факультета было сложнее — они русского языка еще не знают и они оказались в полном информационном вакууме. Мы разделили всех на категории по языкам: испаноговорящие, говорящие по-арабски и т. д., и с каждым стали разговаривать на его родном языке. Ребята восприняли все сложности с пониманием, некоторые даже готовы были записаться добровольцами.
На 9 Мая мы давно запланировали поездку на Курскую дугу, где должен был пройти конкурс чтецов среди иностранных студентов. Приняли решение не отменять и поехали. Наши иностранцы, стоя на памятном для россиян месте, читали стихи на русском языке. Все получилось прекрасно, Курск носил их на руках. Потом эти дети дали обратную связь в своих родных странах — картинка из России своими глазами. Это очень важный канал информации: через соцсети, через родителей. И что для меня, как директора института, очень важно, они сдружились.
Уникальная ситуация РУДН заключается в том, что тут нет межнациональных конфликтов. Мы всегда стараемся отследить эту грань: с одной стороны, открытость миру, иной культуре, с другой — национальная самоидентичность.
Больше о трудовой миграции в России и мире читайте на нашем сайте MEDIA-MIG.ru