На окраине деревни под красивым названием Журавлиха жил дед. Все называли его Терентьич. Имя или отчество, или прозвище это было, мало кто уж и знал.
Был Терентьич старожилом села. Старше его больше никого не было. Да и осталось то в селе всего десять изб с коренными жителями, а десяток заселялись летом. Это приезжали на отдых дачники.
Терентьич передвигался с трудом, опираясь на кривую палку. Большую часть времени, когда было тепло, он проводил, сидя на старой покосившейся скамейке. Сидел и с тоской в глазах оглядывал свое жилище. Кусты клена окружили и двор, и палисад. Росли клены быстро, срубить их не было сил, поэтому они укрывали дом так, что уже не стало видно окошек. От этой тени в избе всегда было сыро и невесело, ведь даже в самые жаркие дни солнце уже не могло пробиться сквозь густую листву. Часть крыши избы уже провалилась и поросла зарослями. Дом со стороны казался нежилым.
Зрение Терентьича тоже стало в последнее время подводить. Он очень боялся полной слепоты, ведь и так уже с трудом себя обслуживал.
Раньше у него была жена Глаша. Детей бог не дал, жили вдвоем. Глаша была сиротой, да и у него родственников уже почти не осталось. Где-то был брат, но связь с ним утрачена была давно. Он ушел в армию и назад в деревню не вернулся, подался на заработки. Первое время писал, а когда родители умерли один за другим, то совсем он и потерялся. Жив ли он,
Терентьич не знал.
Шел старику уже девяносто шестой год. Когда-то он легко справлялся и с домом, и с хозяйством, даже курочек и козу держал. Но годы не щадят. Козу не углядел, пропала, а кур передушила еще три года назад лиса, забравшаяся зимой в сарайку. Было пять курочек да петух с выдранным соседской собакой хвостом, да и тех лишился.
Когда-то их село процветало, колхоз был, школа, фельдшер свой, школа. Жизнь кипела, а сейчас можно неделю никого не увидеть, большинство домов стоят заколоченными. Кто в город подался, жизнь хорошую искать, молодежь после учебы не вернулась, в городах осела, а старики один за другим покидали этот свет. Один Терентьич, как он выражался, коптил небо.
Огород зарос крапивой, которую скосить было некому. Раньше старик и картошку сажал, и овощи, но уже лет семь не в силах был и это сделать. На свою небольшую пенсию покупал у соседки картошку, редко банку молока. Раз в неделю приезжала машина, торговали продуктами. Зная, что старик уже плохо ходит, она подъезжала прямо к дому. Дарья, продавщица, заранее собирала простецкий набор продуктов, хлеба да привозила в гостинец то сметанки, то яичек, подкармливала старика.
-Вы, Терентьич, на моего деда очень похожи. Я ему благодарна, когда родители погибли, в детдом не сдал, хоть и старый был, но вырастил, выучил. Вижу, что и вы хороший человек.
-Да ты меня, Даренка, не знаешь меня совсем, вдруг я злой и нехороший.
-Неправду говоришь. Тут и знать ничего не надо, глаза ваши сами все о вас рассказывают.
Старик, пряча улыбку в глубоких морщинах, принимал гостинцы, благодарил и потихоньку ковылял на свою лавочку.
Скоро зима, а у старика дрова закончились. Раньше привозил сельсовет, но последние два года о нем забыли. Пришлось разбирать старую сараюшку да повалившуюся баньку в конце огорода, тем и топился.
В прошлом году кто-то приезжал, говорил, что из соц. защиты. Предлагали ему поехать в дом престарелых, но Терентьич отказался.
-Где родился, там сгодился, здесь и помирать буду. Немного уж осталось. Отец мой на девяносто седьмом году помер, вот и я зажился уже. Моя Глашенька там меня уж заждалась.
Так и уехали ни с чем. Терентьич остался один.
Летом было проще, напротив в дом приезжали дачники. Деревня оживала, дети на велосипедах катались, мяч гоняли, часто и к нему подходили, просили про старину рассказать. Рассказать было чего, жизнь-то долгую прожил.
Степан, дачник, в то лето траву у дома скосил, помог бревна старые распилить. Жена его Настя угощала старика. То супчика принесет, то кашу сварит. Жалели его все. А в это лето они не приехали. Долго Терентьич их ждал, но они так и не появились.
Скоро пришла осень. Теперь на лавочке не посидишь. Перебрался старик в избу. С трудом приносил остатки дров, растапливал печку и ,кутаясь в старую куфайку, сидел и смотрел на огонь...
Весной Терентьича не стало. Приехала Дарья с продуктами, а старик не выходит. Пошла в избу, там и нашла его, на кровати, в той самой фуфайке, укутанного стеганым одеялом, а в руках карточка любимой Глаши...
Старость и одиночество – это печально. Даже страшно, ведь каждый будет когда-то старым.
